Voluntate Dei

Поначалу Вирену казалось, что теперь он окунется с головой в зыбкие глубины темного одиночества; он, лишенный семьи, потерявший в одночасье все, что было ему знакомо, просто не верил, что сможет зажить дальше, оставив позади отблески зарева-пожара и долгий вой матери, сгинувшей за деревянными обломками. Поначалу он ходил ошарашенный, словно по голове ударенный (хотя и верно — на него во время пожара падали пылающие балки), сам не заметил, как Черная Гвардия, зачем-то спасшая ему жизнь, увлекла его в свой замок, где обитала. Вирен начал оживать, когда снова научился мечтать, превозмогая мрачные воспоминания, вычеркивая и выкорчевывая их, точно жирные колючие сорняки, из своей памяти. И книги его спасли. Не то чтобы он много читал в прошлом, но умел кое-как складывать слова из букв. Из книг в доме было несколько счетных, в которых по вечерам, покусывая перо, копался отец, да еще книги о вышивке — это уже матери. Первую настоящую книгу ему принес Влад Войцек, человек, которого Вирен поначалу побаивался, вспоминая все жутковатые легенды и слухи о гвардейцах, лучших и прославленных воинах Ада. Он-то жался еще побаливающим боком к стене, опасливо косился, но Влад осторожно и как будто неловко, не зная, что нужно делать, потрепал его по непричесанным лохматым волосам, сел рядом и начал негромко читать. Ему, должно быть, доложили как-то лекари, которые часто заглядывали в комнату Вирена в замке, что он не может заснуть, просыпаясь с криком и непрошенными, недостойными слезами. В темноте приходили запутанные видения, а теперь явился Влад с каким-то сборником сказок с цветастыми картинками, которые Вирен мог различить краем глаза. Поначалу он не вслушивался, еще приходя в себя после ночного кошмара, цепляясь за тихий голос, чтобы снова не сползти в ужасный сон. А потом начал понемногу вникать, очаровываясь изящным плетением истории. Влад читал ему про город, такой похожий на Столицу, про пустыни и чудесные оазисы, про обманчивую опасную магию, легендарных героев и богатых султанов, и Вирен напрочь потерял дар речи, жадно вслушиваясь, ловя каждое слово и пытаясь запомнить. Когда сказка кончилась, он опомнился. — Нет, подождите, а есть еще? — неожиданно для себя попросил Вирен. — Про Аладдина? Или… — Есть, — лукаво улыбнулся Влад. — Завтра почитаю, а ты пока спи. Иначе — никаких сказок, понял, мелочь? И сон навалился будто бы сам. Книги им хватило ненадолго, и, может, дело было в том, что Вирен под конец аккуратно утащил ее из кабинета Влада, спрятался в укромном углу и прочитал запоем оставшиеся сказки, водя пальцами по строчкам и восхищенно рассматривая рисунки, занимающие некоторые страницы целиком. Потом он, конечно, притворился, что ничего не делал и с удовольствием послушал сказки снова, потому что вдруг оказалось, что это — тоже особое таинство: его внутренний голос и близко не мог повторить мягко-насмешливые, немного распевные интонации Влада, которые его исправно убаюкивали и дарили яркие сны про волшебные страны среди песков, где главным героем был, конечно же, он сам… Вирен знал, что у капитана Гвардии должны быть свои дела, кроме как укладывать спать каких-то глупых мальчишек, знал, что однажды сказки кончатся… Уезжая с Гвардией на несколько дней, Влад оставил ему книгу, которую Вирен зачитывал до дыр, предвкушая возвращение солдат и зная, что они сейчас сражаются с кем-то, кто, как и те, сжегшие его дом, вредят миру, устроенному их руками. За несколько месяцев Вирен прочитал столько, что в голове не умещалось; истории переплетались и наслаивались друг на друга, путались, точно клубки для вязания, но он с жадностью накидывался на новые томики, которые приносил ему Влад. Скоро комната его, прежде пустая и безжизненная, обзавелась парой новеньких полок, которые Вирен тщательно протирал, перебирая книги, с удовольствием проводя рукой по гладким корешкам. У него появилась настоящая — неоценимая — сокровищница. Столько еще неузнанных историй, столько героев, таящихся на шелестящих страницах, что голова шла кругом. Вирен читал про страну, спрятавшуюся в древнем платяном шкафе, про Избранного мальчишку в школе для колдунов, про девочку, бодро идущую удивительной дорожкой из желтого кирпича… Он гулял с ними по сотням миров и уверен был, что это — истинная магия. И он верил в книги — и в самого себя. Горечь ночных видений растворилась за яркостью красок. — Все дело в воображении, — подсказал Влад однажды, когда они сидели на крыльце гвардейских казарм и наблюдали за солнцем, спускавшимся в объятия пустынных песков — на горизонте. На коленях у Влада лежала старая пошарпанная гитара. — Я маг, знаю, о чем говорю. Воображение порождает великие мечты и замыслы, цели… — Научи меня драться, — попросил Вирен тогда. — Я тоже хочу быть одним из вас. Вы ведь сражаетесь и спасаете… — Ты уже, — усмехнулся Влад, — один из нас, иначе стал бы я просиживать с тобой целые ночи. И уметь драться тут вовсе не обязательно… Он настраивал гитару, пощипывал струны, и та отзывалась тихим музыкальным стоном, а Влад все хмурился, пытаясь добиться совершенства. Вирен ни капельки в этом не понимал, но заметил, как со временем звук стал легче, стройнее и мелодичнее, постепенно складываясь во что-то… — А про что песня? — любопытно спросил Вирен. — Про книжных детей — не слышал?.. А, да, откуда бы тут знать про Высоцкого… — Про меня, получается? — оживился Вирен, придвигаясь ближе. — Может быть. Что-то горькое промелькнуло в его взгляде, в полуулыбке, что Вирен не отважился переспрашивать. Но замолк, с неясным трепетом в сердце вслушиваясь в первые аккорды. Интересные истории — написанные или спетые — он любил больше всего на свете.