Стон

Все мы ходим по краю бездны, не зная, в какой из дней она распахнет нам свои объятия… Жизнь удовлетворяла его сполна: удобна, комфортна и уже одним этим прекрасна. Независимый, молодой, одаренный, Шерлок шагал легкой поступью не обременённого обязательствами человека, был свободен и наслаждался свободой, как самым бесценным даром. Отсутствие друзей его не тревожило — Шерлок Холмс ни в ком не нуждался. Временами одолевала скука, но любознательность и жажда всё увидеть своими глазами не позволяли тратить на скуку больше драгоценное время. Всегда находилось занятие для ума — пытливого и на редкость острого. А если набегала тоска, Шерлок покидал пределы поднадоевшей Англии, и возвращался потом, освеженный новыми впечатлениями и новыми знаниями. Богатая семья, высокопоставленный брат, солидный банковский счет — достаточно для терпимых взаимоотношений с миром. Мир несовершенен, но безграничен, и в нем всегда отыщется уголок, сулящий если не уют, то хотя бы покой. Таким прибежищем стала для Шерлока квартира на Бейкер-стрит — его первый, его настоящий дом. В отличие от роскошного родового гнезда, всегда угнетавшего холодной вычурностью и странной безликостью интерьера. Покинув имение, Шерлок не мог отчетливо вспомнить цвета стен в собственной спальне. Хозяйка квартиры, немолодая, но бодрая леди, привязалась к нему всем сердцем, и даже ежемесячную арендную плату принимала с выражением неловкости на милом лице. Не задумываясь о таком рудименте, как душевная чуткость, к домовладелице Шерлок относился с несвойственной ему теплотой, и в маленькой, тихой квартирке чувствовал себя хорошо и спокойно. Близких отношений он не искал. Влюбленность и связанные с нею неудобства в виде переживаний и бурных страстей находились вне сферы его жизненных интересов. Любовь? Химера. Воспаленный бред идиотов, которым нечем в жизни заняться. Это было твердым убеждением Шерлока, изменять которое не входило в его ближайшие планы. Все физиологические проблемы своего двадцатисемилетнего организма он решал механически, торопясь избавиться от напряжения, как от досадной помехи. Так было всегда. Лишь однажды к нему прикоснулись чужие руки: тот безумно влюбленный рыжий мальчишка из частной школы не выдержал. Он обнял Шерлока с недетским желанием, и его протяжный стон был отвратительно похотлив. До сих пор Шерлок помнил дрожащие губы, в беспамятстве покрывающие его шею торопливыми, неумелыми поцелуями, жаркое дыхание и до неузнаваемости искаженное, ставшее слишком взрослым лицо, своей отчаянной решимостью испугавшее его до дурноты. Когда ладонь, усеянная мелкими брызгами солнечных пятен, замерла у него в паху, а потом больно сжала слегка возбужденный член, Шерлок грубо выругался и со всей силы толкнул мальчишку в хилую грудь. Ощущение грязи долго его преследовало, и он поклялся, что скорее умрет, чем позволит чьим-то рукам тронуть его хоть раз. Особенно — там. Где предательски горячо и быстро твердело… Рыжему страдальцу коротко бросил: — Подойдешь — убью. Это был его первый и единственный сексуальный опыт, и Шерлок не чувствовал себя ни обделённым, ни ущемленным, время от времени кончая в собственную ладонь. *** С родными Шерлок встречался не часто: семейные праздники, дни рождения, Рождество. По-своему он их даже любил, но ни к кому не был сердечно привязан. Так уж сложились его непростые родственные взаимоотношения — вежливая неизбежность и только. Уезжая в недолгие путешествия, он никогда не скучал, не рвался домой, и был благодарен небу, что помнит лица и имена. Чаще чем с кем бы то ни было из своего небольшого семейства Шерлок виделся с братом — умным, выдержанным, подающим большие надежды политиком. Но даже подобия дружбы в их общении не наблюдалось. Во всяком случае, со стороны самого Шерлока. Майкрофт его любил, и время от времени проявлял ненавязчивую заинтересованность, чем немало Шерлока раздражал: самое минимальное проявление участия и заботы казалось ему посягательством на свободу. Слишком ревностно охранял он свое добровольно избранное одиночество, которое одиночеством отнюдь не считал. Возможностью быть самим собой, заниматься любимым делом и никого не ждать — вот чем было для Шерлока то, что примитивные умы могли посчитать обделенностью, не в силах постичь всей прелести выбранного им пути. Он был так беспросветно занят, что даже миссис Хадсон порой вызывала в груди нарастающий рокот сварливости и недовольства: не мешайте, черт вас возьми, и не досаждайте излишней опекой. Не маленький, слава богу… Редкая эрудиция и четко отработанный метод логических построений позволяли Шерлоку предаваться единственной страсти: расследованию загадок и тайн, порою кровавых и жутких. Жестоких, грязных подробностей человеческого порока. Вот что было Истиной Шерлока Холмса и его Настоящей Жизнью. К нему приходили отчаявшиеся, потерявшие надежду, испуганные, никому и ничему не верящие, и Шерлок с удовольствием приступал к очередному заданию, с холодным любопытством взирая на такой кошмар, от которого у обычного человека останавливалось дыхание. Мир давно и безвозвратно сошел с ума, так зачем принимать близко к сердцу его отвратительные припадки? Так рассуждал Шерлок, смело играя с огнем. Но… Если долго всматриваться в бездну, то бездна начинает всматриваться в тебя.* * Ф. Ницше