Стон

Покой был утрачен. В душе поселился прожорливый червь, за короткий срок без остатка поглотивший Рэма Гримальди. Нежно целующий в душистые волосы мать, снисходительно проигрывающий в шахматы толстяку Бонне, любящий вечерние семейные чаепития и романтичные французские кинофильмы Рэм исчез, и на смену ему пришел тот, кто жестоко избил влюбленного Поля (или Жана…), кто зло впивался пальцами в его бедра лишь ради того, чтобы пьянеть от безраздельной власти над каждым дюймом рабски покорного тела. Власть стала идолом, иконой, вершиной Садерса Ремитуса* — так непонятно и странно он однажды себя назвал. Жестокого, холодного, безжалостно сметающего всё на своем пути, всецело подчиненного гигантскому червю непомерной гордыни. И лишь целуя безответные губы Шерлока, сжимая его непокорное, но страстно любимое тело, он вспоминал полного надежд и стремлений Рэма, чей мир не был залитым кровью полем сражения, на котором легко сломать, растоптать, убить просто ради забавы. Или ради того, чтобы хоть на мгновенье заполнить безбрежную пустоту там, где когда-то жила душа веселого долговязого мальчишки Ромео, у которого впереди была целая жизнь… *** Шерлок безоговорочно верил в выбор, ни на миг не сомневаясь, что человек хозяин своей судьбы. Всё, что его окружает, человек выбирает  сам. И не важно, осознанно это сделано или нет — ответственность всегда остаётся на нём. Иначе теряется смысл. Перекладывать проблемы и неудачи на плечи судьбы и сетовать на её немилость глупо и недостойно. Так считал Шерлок, ни разу не усомнившись в своей правоте. Он спокойно принимал одиночество, редко испытывал беспокойство и был уверен в завтрашнем дне: все, что ему захочется изменить, он изменит, стоит лишь захотеть. Жил в маленькой скромной квартирке на Бейкер-стрит, хотя вполне мог позволить себе жилье и дороже, и современнее — просторные комнаты с витражными окнами, светлые стены и потолки, уходящие в небо. Но комфортно он чувствовал себя именно здесь. Это был его личный, осознанный выбор, и Шерлок считал его верным. Судьба, рок, предопределенность — чушь, бред и малодушие. Всё зависит от самого человека. Но когда незнакомец покинул гостиную, незыблемость убеждений Шерлока покачнулась, а потом рассыпалась в прах, оставив ему лишь растерянность и смятение. Он был абсолютно уверен, что стоит на пороге страшных событий, не подвластных ни разуму, ни логическому осмыслению. Выбор или Судьба? То, что незнакомец одержим непонятной Шерлоку страстью, не вызывало сомнений. Мысль, что этой страстью является он, Шерлок старательно избегал. Нет, конечно же, нет… Такого просто не может быть. Первый ход хорошо продуманной хитрой игры, игры не на жизнь, а на смерть. А он, Шерлок, в этой игре лишь приз, прихоть безумца. Или заложник, за которого потребуют выкуп непомерной величины. Только вот у кого? Имя Майкрофта уже прозвучало. Он незнакомцу не интересен, это Шерлоку было понятно. Кого же ещё может волновать его жизнь до такой степени? Кто будет готов заплатить? И чем? Деньги явно не являются целью этой непонятной игры. Информация? Но какая? Глупо, глупо! Шерлок мерил шагами ограниченное пространство гостиной и впервые задыхался от нехватки простора. Ему было жарко и томно. Хотелось распахнуть окно и закричать, будто выход бушующих в нём эмоций поможет найти долгожданный ответ. Он был на поверхности, Шерлок чувствовал это, и был потрясающе прост. Так прост, что осознать его не хватало смелости. «Неужели я?Нет, не может этого быть… Зачем ему я?» Мысли путались, обгоняя друг друга, метались в тяжелой, затуманенной голове. Он сделал несколько вдохов, чтобы хоть немного успокоиться и начать продуктивно думать. Этот необъяснимый, лишающий воли страх его потрясал. За время своей детективной практики Шерлок многое повидал. Люди легко поддаются безумию, словно безумие заложено в них изначально и только ждет подходящего случая, чтобы однажды показать свои мутные пустые глаза. Ничего удивительного и уж тем более нового. Чем же так отличается от остальных его таинственный посетитель? Человеком овладела идея, которой он всецело отдался. Сумасшедшая, дикая. Ну и что? Мало ли таких одержимых бродит по свету в поисках очередной своей жертвы? Надо взять себя в руки, проанализировать ситуацию холодно и отвлеченно, будто речь идет о новом запутанном деле, разобраться в котором Шерлоку конечно же не составит труда. Всё как всегда. Как всегда? Что же тогда с ним происходит? Отчего первобытный, неконтролируемый ужас шевелит волосы на затылке, покрывает холодным потом ладони, морозит кожу? Ответа не было. Лишь одно не вызывало сомнения — нить, связывающая его с этим миром, может оборваться в любую минуту. И неожиданно Шерлоку стало ясно: ему до слёз, до дрожи в коленях хочется жить. Жить. *** Садерс ждал, от волнения теряя рассудок. Всё было приготовлено и перепроверено тысячу раз: комната, в которой он поселит своего бесценного гостя; роскошная кровать с тонким, льнущим к телу бельём, где он покроет жгучими поцелуями прекрасное тело; вина, изысканные и благоухающие, которыми будет пропитан язык молодого любовника и остатки которых он высосет из него до последней капли, пьянея от наслаждения… Он дрожал, наполненный предвкушением. Сладости и горечи, нежности и боли — всех тех невероятных безумств, которыми бредил несколько бесконечных дней. Кожа, волосы, запах… Теплый, шелковый член с каплей жемчужной влаги, которую он с трепетом слижет и проглотит, повенчавшись навеки с тем, кого уже никогда не разлюбит. Маленький дом застыл в нетерпении. Скоро, скоро раздадутся легкие стремительные шаги, и закружится голова, и сердце глухо ударится о грудную клетку. Только бы не сорваться, только бы выдержать это дикое напряжение, эту первую настоящую страсть. *** Шерлок уснул на рассвете, когда ни одной мысли уже не осталось, и лишь назойливый стук в висках напоминал о так и не принятом им решении. «Завтра всё решится само», — обманывал он себя, закрывая глаза. Разбудил его непривычный для столь раннего часа гомон. С трудом выбираясь из непродолжительного, не принесшего ни облегчения, ни тем более ясности сна, Шерлок вскочил с дивана, покачнувшись от слабости, и подошел к окну. Улица пестрела множеством рук, ног и голов — возле дома напротив собиралась толпа, беспокойно гудящая и окружившая что-то, невидимое Шерлоку, но мгновенно вызвавшее приступ паники. Звук полицейских сирен наполнил душу черной тоской. — Шерлок, дорогой, ты не спишь? — Голос вошедшей в гостиную миссис Хадсон дрожит и срывается. — Что происходит? Голос самого Шерлока — хриплый и неузнаваемый. Всё рушится, всё. От окна оторваться нет сил. Невозможно. Обречен. Я обречен… — Там… Звонок телефона не позволяет миссис Хадсон сказать то, о чем Шерлок уже и сам догадался. — Слушаю. — Доброе утро, мой мальчик. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я не шучу? Тебе любопытно, кто лежит на асфальте? Стройный брюнет. У него большие неприятности, Шерлок — разодранный анус и пуля в груди… Понимаю, нехорошо… Но что было делать? Поверь, мне не хотелось бы затопить Лондон слезами и кровью только из-за того, что один чудный мальчик слегка заупрямился. А тебе? Собирайся. Машина внизу. Вопрос выбора решался легко: выбора просто не было. * переименовывая Ромео в Рэма, а потом в Садерса Рэмитуса, я даже не предполагала, что gemitus на латыни — стон. Любопытное совпадение.