Стон

Страха не было. Не было. В это трудно поверить, но Садерс, словно гигантская губка, впитал и страх, и его отравляющие миазмы. Грязное представление обернулось мощной дозой противоядия, и Шерлок вместе с желчью выблевал на ковер не только воспоминания о собственном унижении, но и пожирающий душу страх. Он знал, что стоит на пороге чего-то чудовищного, но так же хорошо он знал, что испугать его уже невозможно. Разве что доломать. Или убить. В собственную силу он больше не верил. Да и была ли она? Легко выглядеть сильным, с любопытством заглядывая гиене в глаза, слушая ее леденящий хохот и зная, что в твоё горло она не вцепится никогда. А вот вцепилась. И дрожь в коленях, и холод ладоней, и туман в голове, и неспособность принять решение сразу же показали, насколько он уязвим и беззащитен в своем страхе даже не за душу, нет — за плоть, которую нестерпимо жаль потерять. Пусть растоптанную и вывернутую наизнанку, пусть кровоточащую и больную. Свою слабость он принял легко. Человечество переполнено слабостью, и Шерлок покорно примкнул к большинству: истинных героев он пока не встречал. Собственные попытки выглядеть сверхчеловеком казались теперь смешными. Колосс на глиняных ногах — ткнули пальцем, и тут же рухнул. Жестокий урок. Но насколько покорно он смирился с отсутствием мужества, настолько яростно сопротивлялся он страху. Страх Шерлок ненавидел, и эта ненависть уничтожала его даже больше, чем сам источник. Теперь, когда страх растворился, его легкие, прежде забитые смрадом, наконец-то наполнились свежестью. Что именно приготовил для него отвергнутый и униженный им любовник, Шерлок представить не мог, но чем бы тот ни решил его удивить, страха он не дождется. Торопясь так, будто каждая минута может стать для него последней, Шерлок принял душ, оделся и почти бегом покинул квартиру. На миг он застыл на пороге, ослепленный светом небогатого красками дня, и не глядя по сторонам устремился вперед. *** За всю дорогу Садерс не проронил ни звука. Тяжесть его молчания была так ужасна, что невозмутимый Сантино покрывался холодным потом и поводил плечами — они заболели минут через пять, настолько физически ощутимой была эта тяжесть. У Садерса не осталось иллюзий: ничего, кроме отвращения, Шерлок к нему не испытывал. Осколки жалкого бреда, в котором он и его возлюбленный были счастливы и близки, исполосовали сердце невидимыми порезами, и оно нестерпимо горело. Загаженное белье напоминало о недавнем позоре, и со дна души поднималась гнилая муть. Он не мог дождаться минуты, когда окажется в доме, перед дверью, не имеющей больше ключа. Но сейчас это не являлось проблемой — если надо, он вскроет эту чертову дверь зубами, войдет в свою тайную комнату, и Трон, терпеливо ожидающий своего торжества, разорвет наконец никому не нужное тело. И он истечет черной кровью, отравленной любовью и страхом. И подохнет. Повиснет на гигантском искусственном члене, словно нанизанная на вертел свинья. Жажда смерти была огромна. Но подъезжая к дому, Садерс уже сходил с ума от желания вернуться назад — в скромную чистенькую квартирку, к солнечной кружке и теплому сумраку, где он обнимет Шерлока, умоляя дать ему шанс, целуя холодные пальцы, так страстно мечтающие сомкнуться на его шее. Он знал, что не сможет убить себя, пока тот, кто адски его измучил, продолжает жить и дышать; он понимал, что закончит свои дни в психушке, если хотя бы частично не избавится от жгучей обиды, и только одно способно ему помочь — уверенность, что тому, кто ее причинил, больнее стократ. *** Шерлок не мог надышаться Лондоном, наслаждался, впитывая каждую мелочь, на собственном опыте убедившись, как легко лишиться того, чья значимость в твоей жизни невелика, и что потом может оказаться бесценным. Каждый день он окунался в водоворот улиц и площадей, то прогуливаясь размеренным шагом, то несясь выпущенной стрелой. Устав до боли в коленях, он садился за столик первого же попавшегося кафе и долго пил кофе, с интересом вглядываясь в лица посетителей и прохожих — прекрасные лица! Каждый выход из дому был не только возможностью восполнить упущенное или желанием лишний раз убедиться, что страх на самом деле исчез. Это был вызов — себе и Садерсу: видишь, я ко всему готов, и я не боюсь. — Я в порядке, — говорил он Майкрофту твердо, — не стоит так пристально вглядываться в мою душу. Сердце переполняло будоражащее предвкушение: скоро, очень скоро Садерс появится на арене развернувшейся между ними войны. Посмотрим еще, кто кого, думал Шерлок, я буду сражаться и, если надо, убью. Шаг за шагом он возвращался в жизнь и даже посетил семейный обед, где красочно врал о длительном путешествии, маршрут которого определил довольно туманно: «Где только меня не носило…» Подробностей от Шерлока и не ждали. Майкрофт розовел улыбающимся лицом, и эта едва заметная краска стыда казалась Шерлоку гуще и багровее крови. Очень хотелось спросить Майка о Садерсе. Их совместное фото на поле для гольфа так и стояло перед глазами. Но с точки зрения логики свой неожиданный интерес к этому гражданину мира объяснить было бы сложно — никогда раньше Шерлок не проявлял любопытства к жизни элиты, воспринимая в штыки попытки его «приобщить» и раздраженно отмахиваясь. Разумеется, теперь подобное внимание брата насторожит и вызовет массу не заданных вслух вопросов, на которые он будет искать ответ, копая гораздо глубже, чем делал до этого Шерлок. Обладая масштабной информационной сетью, не сравнимой с той скудной и наполовину лживой, которой пестрит интернет, он может накопать о Садерсе то, что насторожит его еще больше. И неизвестно, куда это его приведет, и чем для него закончится… Никогда еще Шерлок так сильно не дорожил своим старшим братом. * Заканчивалась третья неделя с памятного появления Садерса на Бейкер-стрит, и напряжение нарастало. Шерлок знал, что о нем не забыли (только не в этот раз), но почему доведенный до точки кипения Садерс выжидает так долго, не понимал, и это не давало покоя, делая процесс ожидания еще мучительнее. Его подстегивал злой азарт — давай, давай, плети свои сети. Я отвечу так, что сам будешь не рад. *** Все это время Садерс находился во Франции, впервые осквернив тщательно оберегаемую святыню — дом толстяка Бонне. Ко всему безразличный, он на неделю заперся с каким-то мальчишкой, который в расчете на щедрое вознаграждение с алчной радостью предоставил ему свое тело, и которого потом он едва не прикончил, набивая его порванный рот купюрами и задыхаясь от ненависти. В Англию он возвращался, чувствуя себя уставшим от жизни, от себя самого, от своих безумств. Хватит. Пора прекратить эти… странности и попытаться начать сначала. Забрать с собой доведенного до отчаянья Ди и скрыться от всех и всего. Возможно, в родной Италии, на берегу, пропахшем рыбьими потрохами, в той деревушке, где его жизнь начиналась так хорошо и светло. Но вдохнув запах лондонского серого утра, Садерс понял, что от судьбы не уйти. Из аэропорта он прямиком направился на Бейкер-стрит, приказав Сантино медленно проехать мимо дверей. Что ожидал он найти в этот ранний час, Садерс и сам не знал, но одного вида запертой двери и задернутых штор было достаточно, чтобы понять: кто из них победит, тот и выживет. И не факт, что победившим окажется он. *** На исходе четвертой недели в дверь позвонили. Ни этим утром, ни накануне у Шерлока не возникало предчувствия краха. Вчерашний день мало чем отличался от предыдущих, с той лишь разницей, что Шерлока не тянуло на улицу. День был теплым и солнечным — редкость для поздней осени, — но он провел его дома, лениво проживая час за часом и получая удовольствие от неспешности и тишины. Долго спал, долго стоял под душем, не торопясь приготовил завтрак… Основательность и неспешность — пожалуй, единственное, что нарушало привычный ритм. День пролетел незаметно. Вечер он коротал у камина, размышляя о Садерсе. Он не вспоминал о месяцах плена, не думал о последнем визите — никаких подробностей, никакого стыда. Просто мысли о человеке, с такой легкостью разрушившем его жизнь. * Заслышав шаги наверху, миссис Хадсон пригласила его на чай. «Завтрак ты уже проспал, мой дорогой. Чай будет кстати». Звонок раздался в самом начале их чаепития, и Шерлок отправился открывать. — Шерлок Холмс? На пороге стоял мужчина — симпатичный, но заметно уставший. Виски, тронутые серебром, добавляли его облику пусть не утонченного, но в достаточной степени благородного шарма. Карие глаза смотрели открыто и прямо. Приятный человек, промелькнула короткая мысль. У обочины притулилась полицейская машина, но даже не будь ее, Шерлок безошибочно определил бы в посетителе сотрудника Скотланд-Ярда. — Вы ко мне? — К вам. Вы позволите? — Прошу. Указывая на лестницу, Шерлок пропустил мужчину вперед. Это было начало, с жадным нетерпением ожидаемое им все эти дни. Все эти дни. Все. Но не сегодня. Инспектор проследовал на второй этаж, Шерлок неслышно ступал за ним, и вышедшая из своей квартиры миссис Хадсон проводила их встревоженным взглядом. * Мужчина с интересом огляделся по сторонам, невольно отмечая скромность и непритязательность интерьера. — Итак, инспектор… — Лестрейд. Грегори Лестрейд. Я имею честь знать вашего брата. — Так вы хорошо знакомы с Майкрофтом? — насторожился Шерлок. — Это он вас ко мне подослал? — Нет. — Что именно — нет? — Нет, я не знаком с вашим братом настолько хорошо, как мне бы хотелось. Исключительной порядочности человек. Я им восхищаюсь. Мы лишь пересекались несколько раз по долгу службы. И нет — это не он меня подослал. Он замолчал. — Присаживайтесь, инспектор, — предложил Шерлок. — Пожалуй, на это у нас времени нет, мистер Холмс. Я бы попросил вас как можно скорее одеться и поехать со мной. — Я арестован? — Волна нестерпимого жара окатила Шерлока с головы до ног. Значит так? Гнить в тюрьме по ложному обвинению? Банально, вполне предсказуемо, но до крайней степени мерзко. Доказывать то, что, возможно, доказать удастся нескоро, учитывая безграничные возможности его одержимого страстью противника… И неизвестно еще, как это повлияет на Майка, на его карьеру и на всю его жизнь… — У меня достаточно веские основания арестовать вас прямо сейчас, — ответил Лестрейд, кашлянув в кулак, — но репутация вашего брата, и мое к нему уважение… Одним словом, пока я не стану этого делать. Но на месте преступления вам побывать придется, тем более что, как я наслышан, вас этим не удивишь. — Почему я? — Одевайтесь. — Странным взглядом он окинул волосы Шерлока. — Во всем разберемся на месте. * Несомненно, когда-то он был очень красив. Он и теперь был красив, насколько может быть красивым начинающий коченеть покойник. Лицо, потерявшее краски, поражало изумительной тонкостью черт, закрытые веки обрамляли ресницы такой черноты и длины, что казались искусственными. «Какого цвета его глаза?» — промелькнула мысль. Дорогой костюм, галстук, мягкие туфли — мужчина предстал перед Господом при полном параде. Безупречность облика не нарушила даже гладко обритая голова, лоснящаяся приторно ароматным маслом. «Странная причуда — остричься наголо. Впрочем, это не испортило его красоты». Полицейская машина привезла его в тупик Turn-again Lane. Садерс не побоялся вызвать у Шерлока презрительную усмешку, используя в своих действиях столь бесхитростный символизм. — Кто это? — Этот малый в свое время доставил мне массу хлопот. Да и теперь… А вам он действительно не знаком? — Впервые вижу. Такое редкое в своем роде лицо невозможно забыть. Только вот волосы… Инспектор издал неопределенный звук. — Кто же он, и почему вы решили, что я его знаю? — повторил Шерлок вопрос. — Я так не думаю, мистер Холмс, учитывая образ жизни покойного… Но уточнить был обязан. Это известнейший в определенных кругах человек. Давид Капоразо*. — Он задумчиво хмыкнул: — Какое странное совпадение… А может быть, и не совпадение… — Инспектор, — теряя терпение, поторопил его Шерлок, — его фамилия мне тоже ни о чем не сказала. Раскройте секрет. — Давид был очень востребованным, очень дорогостоящим хастлером. — Кем, простите? Лестрейд вздохнул. — Хастлер, мистер Холмс, это мужчина-шлюха. — Шлюха? — изумился Шерлок. — Но почему вы решили, что я… И замолчал, оглушенный догадкой. Его потрясенный вид настораживал. — Вам плохо? — Лестрейд внимательно вглядывался в обескровленное лицо, отмечая бисеринки испарины, мгновенно покрывшие лоб. — Все в порядке, инспектор. Не беспокойтесь. — Шерлок попытался сосредоточиться и не потерять нить разговора, но резкая слабость в ногах отвлекала, как и струящийся вдоль позвоночника пот. — Что же касается его волос, мистер Холмс, они-то и привели меня к вам, — продолжил инспектор и крикнул кому-то из стоящих поодаль полицейских: — Андерсон, принесите записку. Аскетичного вида мужчина подал пакет, в котором был отчетливо виден сложенный треугольником лист бледно-серой бумаги. — Наденьте, — немного гнусаво буркнул он, протягивая Шерлоку резиновые перчатки. — У Давида… то есть, у трупа… Черт, я зверски устал! — вдруг не выдержал Лестрейд, стиснув виски пальцами больших, неухоженных рук, и продолжил: — Записка лежала в верхнем кармане его пиджака. Читайте. «Кудри, куда прекраснее тех, что я собственноручно сжег у себя в камине, вы найдете по адресу… Уверен, инспектор, в этом деле брат Майкрофта Холмса окажет вам неоценимую помощь. Я знаю, о чем говорю». Шерлок не мог отвести взгляда от ровных, идеально начертанных букв. Это был тот самый удар, от которого следует рухнуть и больше не подниматься. Садерс и не думал бросать ему вызов. Он выиграл, даже не начав поединка. Единственное, что теперь оставалось, это выбрать способ самоубийства, хотя бы внешне напоминающий внезапную, но объяснимую смерть. — Что это может значить, Шерлок? — Почему-то Лестрейду захотелось назвать его просто по имени. И утешить. И, взяв под локоть, увести подальше от этого ужаса. — Вам хоть что-то понятно из этой записки? Шерлок поднял глаза, и прозрачность его взгляда поразила инспектора. — Только то, что мои кудри исключительно хороши. Он отдал записку. — Могу я ехать домой? Или я все-таки арестован? — Вы что-то знаете, — уверенно качнул головой инспектор. — Но не собираетесь мне помогать. — Я знаю гораздо больше, чем вы могли бы предположить, и готов поделиться с вами частью своих знаний или догадок. Но это ни к чему не приведет, уверяю вас. Вы никогда не воспримете сказанное мною всерьез и вряд ли решитесь всем этим заняться. Лестрейд проводил его долгим, слегка потрясенным взглядом. Шерлок ни разу не обернулся. Шел уверенно, не спеша, гордо расправив плечи и приподняв голову, обрамленную хоть и спутанными порывами ветра, но действительно очень живописными локонами. Ничего в его облике не напоминало напуганного или чем-то обеспокоенного человека, но инспектор Лестрейд мог бы поклясться на Библии, что каждый сделанный шаг давался этому парню с огромным трудом. * Вернувшись на Бейкер-стрит, Шерлок вспомнил, что так и не спросил у инспектора, как был убит Давид Капоразо. Но разве это имело значение? Зарезан он, застрелен или отравлен — в жизни Шерлока это ничего не меняло. Недели, дни или часы подарит ему взбешенный отказом Садерс, тоже значения не имело. Сколько бы ни осталось… Решение принято, и другим оно быть не должно. Шлюхой? Ну уж нет! И все-таки жаль. Жаль, что все было напрасно: и унижение, и боль, и позор. Перед глазами стояла похожая на могилу комната и кровать, на которой он корчился в собственной моче. Горячий рот опьяненного ревностью Ди. Острый запах похоти, исходивший от оседлавшего его Садерса. И то граничащее со смертью наслаждение, которое затуманило мозг, когда семя, подобно адскому пламени, вырвалось наконец наружу, опустошая до отказа переполненную мошонку и заливая такое же пламя, бушующее внутри измученного страстью мужчины. Значит, и такой бывает любовь. А может быть, только такой она и бывает? Шерлоку казалось, что он состарился за одно мгновение — одряхлел, покрылся морщинами столетней усталости. Он встал перед зеркалом и вгляделся в собственное лицо. Красивое. И по-прежнему молодое, сияющее туго натянутой кожей. Значит, постарела душа. Умирать не хотелось. Каждая клеточка, каждая капелька крови жаждали жизни и света. Шерлок отвернулся. Подойдя к платяному шкафу, неловкими, замедленными движениями стянул пальто и аккуратно повесил на плечики, стряхнув приставшую к рукаву сухую травинку. В спальне разделся до трусов, так же аккуратно сложив рубашку и брюки (отнести в прачечную, если для этого найдется часок-другой), и отправился в ванную, где тщательно вычистил зубы, искупался, насухо вытерся и освежился туалетной водой. А потом, не надевая белья, лег и, закутавшись в одеяло, мгновенно уснул. Он спал до позднего вечера, и мог бы проспать до утра, если бы приход Майкрофта не вернул его в ужасающую реальность. * — Шерлок, проснись. Он испуганно сел на постели, и от резкого движения голова закружилась. Сердце сделало болезненно сильный удар и застучало громко и часто. — Майк? Майкрофт оглянулся в поисках стула, но, словно в одно мгновение обессилев, тяжело опустился на край кровати. — Я не мог до тебя дозвониться. Миссис Хадсон сказала, что у тебя тихо… С трудом преодолевая нервную дрожь, Шерлок сделал глубокий вдох. — Ты спишь, — тихо проговорил Майкрофт. — Что случилось? — Инспектор Лестрейд мне все рассказал. «Черт бы побрал этого Лестрейда! Нашел-таки повод пообщаться с кумиром». Неожиданно он разозлился: — Лестрейд тебе позвонил? Какого дьявола полиция впутывает тебя в это дерьмо?! Майкрофт устало потер виски, и этот жест напомнил Шерлоку загорелые руки инспектора. — Он приехал на место преступления, Шерлок. — Какого еще преступления? И при чем здесь ты? — Моя машина взорвана. Водитель погиб. Переутомленный мозг отказывался воспринимать информацию, отказывался думать, и только сердце продолжало выстукивать бешеный ритм, напоминая о неотвратимости того, что Шерлок хотел избежать даже ценой собственной жизни. Это действительно был настоящий тупик. — Шерлок, я боюсь за тебя. — Голос Майкрофта задрожал: — Что происходит? И что будет дальше? Впервые за годы своей взрослой самостоятельной жизни Шерлоку захотелось прижаться к брату в поисках защиты и помощи. Но вместо этого он выпутался из одеяла и подошел к гардеробу, бросив через плечо: — Извини, что я не одет. Он неспешно натянул домашние брюки и повернулся к Майкрофту, перехватив переполненный отчаянием взгляд. — Ничего больше не будет. Ничего настолько плохого. Я тебе обещаю. Ему показалось, что Майкрофт сейчас закричит, возможно, ударит, но тот поднялся с кровати и, подойдя очень близко, провел рукой по спутанным волосам. — Я очень люблю тебя, Шерлок. * На следующий день в квартире на Бейкер-стрит появился Ди, и к этому Шерлок был уже подготовлен. Ему хватило бессонной ночи, чтобы отказаться и от себя, и от жизни. В конце концов, начало преображению уже было положено — в миг, когда Садерс со стонами кончил в его ладонь. Разыгрывать из себя недотрогу смешно. Они молча рассматривали друг друга, будто впервые увидели. — Кого же еще он мог прислать ко мне с радостной вестью, — нарушил молчание Шерлок. Ди протянул конверт: — Здесь деньги и… — Он запнулся. — …пошаговая инструкция? — закончил Шерлок насмешливо. — Правило для дорогостоящих шлюх? Или я буду самой дешевой шлюхой? Ди растерялся: — Не знаю. — Все ты знаешь. Доволен? Присаживайся. Кофе или чашечку чая? Надеюсь, ты не настолько ограничен во времени, чтобы сунуть мне в руки конверт и сбежать? — На твоем месте я бы поужинал пулей — меньше проблем, — не отвечая на вопрос, усмехнулся Ди, но усмешка была лишь маской, готовой слететь в любую секунду, и Шерлок сразу же это увидел. — На твоем месте я бы сел в самолет и начал жить. Тебя он искать не станет. — Знаю. Потому и не сажусь в самолет. — В таком случае довольствуйся своим местом и не претендуй на чужое. Красивое лицо нервно дернулось. — Ты понимаешь, что тебя ждет? — Понимаю, — спокойно ответил Шерлок. — Из меня получится первоклассная шлюха. Два месяца он трахал меня лишь потому, что я позволял ему это делать. Почему бы не позволить другим? Уходи. Мне пора ознакомиться с доставленными тобою инструкциями. — Шерлок… Спасайся. — Ди выглядел так, будто слова эти вырвались помимо его собственной воли. Шерлок зло рассмеялся. — Уж не жалеешь ли ты меня? — наигранно удивился он. — Я все решил. И потом, ты же знаешь, мне не оставили выбора. Проваливай. Покачнувшись, Ди направился к выходу, но на пороге Шерлок остановил его странным вопросом: — Кто такой Рэм? Не поворачиваясь, словно боясь еще раз встретиться с Шерлоком взглядом, Ди тихо ответил: — Не знаю. Никогда его не встречал. *Caporaso («побритая голова»)