Стон

Прошу прощения у дорогих читателей за обилие нецензурщины, но такой уж он, этот номер один. Да и господин Ремитус начал вдруг выражаться как-то неинтеллигентно)) *** «Мой мальчик, я очень сердит! Ты вел себя плохо — обидел папочку… Представляю твою бледную физиономию: отвращение, брезгливо поджатые губы. Бьюсь об заклад, прочитав нечто подобное, ты бы снова облевал свой дешевый ковер. Побереги его для другого случая — возможно, теперь ты будешь блевать регулярно. Придушить бы тебя, ублюдок! Сжать ладонями лебединую шейку и насладиться музыкой хруста. Но — не могу. Представь себе — не могу! Надменная тварь. Тварь! Ты такой же убогий червяк, как и все они. Ползаешь, жрешь и гадишь. Какой от тебя прок? Что ты умеешь? Разгадывать тупые загадки? Один червяк нагадил на голову другому. Как? Почему? Зачем? И — задницей вперёд на поиски истины.* Ты меня разочаровал. Я предложил тебе жизнь, полную настоящих чудес. Радости. Яркого света. Любви, наконец. Тварь. Ненавижу. Но хватит. Теперь ты обыкновенная шлюха. Без роду и племени, потому что о своем благородном семействе тебе придется забыть. Не пугайся, Шерлок, забыть  не совсем. Как можно! Я снисходителен к родственным связям: ходи на их скучные приемы, ешь их постные ужины, слушай их тупые беседы — это вечное бла-бла-бла богатеньких дармоедов. Но когда ты шлюха, у тебя никого нет. И ничего. Только тело. А ведь тебе понравилось, Шерлок. Ты отдавался мне с удовольствием, продолжая при этом корчить из себя неприступность. Разумеется, тебе было противно. Особенно тогда, когда ты стискивал мою поясницу до синяков и подмахивал как похотливая сучка. Разумеется, это был вовсе не ты. Довольно прелюдий. Перехожу к деловой части. У тебя начинается новая жизнь. Немного опасная: не известно, кто попадется тебе на пути. Но ты же любишь всё это. Все эти опасности и приключения. Уверяю тебя, каждому, кто обидит моего дорогого мальчика, я лично сломаю хребет. Ну а мальчику придется зализывать раны. Но и ты, Шерлок, очень тебя прошу, веди себя смирно. Не нарушай установленных правил. Как бы ты ни стремился сделать мне больно, тебе будет больнее. Но эти раны я, так уж и быть, залижу тебе сам. Я выкупил славную помойку в Сохо. Знаешь, как она называется? Ты будешь смеяться, Шерлок! Она называется Yard. Конечно, где же ещё торговать своим телом гениальному детективу? Ты с таким удовольствием ковыряешься в человечьих останках! Это место как раз для тебя. Там не слишком шумно и достаточно интересно. Потанцуешь, выпьешь вина… Разве это так трудно? Придешь в десять, уйдешь в одиннадцать. Час увлекательнейшего ожидания — обширное поле для деятельности, пища для разума. Будешь увлеченно наблюдать за поведением педерастов — что-то новенькое, не так ли? Кроме того, твой вечер больше не будет таким одиноким. В течение часа к тебе подойдет загадочный незнакомец. Каким он будет? Не знаю. Постараюсь, чтобы не очень противным. Но это будет зависеть от моего настроения. И от твоего поведения. Надеюсь, ты понимаешь, как много всего зависит от твоего поведения. Майкрофт, наверное, очень расстроен потерей? Пусть благодарит небеса и радуется, что сам ещё жив. Далее. Никаких презервативов. Никаких презервативов, слышишь меня? Это правило, Шерлок. Это закон. Ты должен прочувствовать вкус дерьма. Не беспокойся, все будут чисты, как ангелы в небесах. Я выверну их наизнанку, проверяя их блядские члены и задницы. Я потребую от них чистоты, и они не посмеют мне возразить. Неужели я позволю какой-то ничтожной заразе подпортить столь прекрасное тело? Наслаждайся безопасной свободой. И оцени мою заботу: я все беру на себя. Тебе останется только раздвинуть ноги. Да, забыл самое главное. Где начнется твоя новая жизнь, ты уже знаешь. А когда, сразу поймешь. И не зли меня, Шерлок, я и без того достаточно зол, отдавая тебя в чьи-то руки. Я в бешенстве на самом деле, я готов разодрать себе грудь, где день за днём плодится и размножается скопище гадов — чувства, мои уродливые, жалкие чувства. Научи меня жить. Научи меня жить без тебя. Не получится. Я всё ещё очень сильно тебя люблю. Длинное получилось послание. Но так приятно вернуться в прошлое. Письмо, начертанное на бумаге, напоминает мне давно забытую жизнь, когда всё было понятно и просто. Я трогал пальцами этот листок, теперь ты держишь его в руках — вот мы и прикоснулись друг к другу». * Скомканное письмо полетело в камин, но Шерлок запомнил его дословно, впервые проклиная свою феноменальную память. Злость на себя была единственным чувством на данный момент. Ни отчаяние, ни ужас, ни боль не коснулись сердца. Оправдываться глупыми страхами поздно. Раздвинул ноги на жертвенном алтаре — продолжай спасать человечество без боли и страха. А может быть, Садерс не ошибается? Шерлок помнил, как затмевала его сознание сладкая мука, как от восторга звенело тело, каким бы болезненным и грязным ни был этот восторг. Все два месяца, проведенные в маленьком доме, Шерлок ложился под Садерса, малодушно называя это насилием и шантажом. Ложился и получал удовольствие. Шлюха? А что если да? Всё его прежнее существование: добровольное одиночество, превосходство и исключительность, нежелание обременять себя эмоциональной стороной жизни — весь этот жалкий набор иллюзий… Имело ли всё это смысл? И было ли правдой? Он усмехнулся. Как властно жизнь предъявляет свои права! Столько лет бежать от любви, презирая её, называя примитивнейшим атавизмом, держать в аскетичной пустоте свое молодое, здоровое тело, и всё это лишь для того, чтобы потом впиваться зубами в собственный рот, удерживая стон наслаждения, когда чужой, ненавистный мужчина рычит от страсти, заполняя тебя собой. И задыхаться от омерзения к самому себе, боясь признаться, что все это тебе нравится. Очень. Сильно. Нравится. Тела ему не жаль. Плевать. Тело ему уже не принадлежало. Душа? Боже мой, какие проблемы! Он спрячет её подальше, укутает бережно, и она уснет. И не факт, что когда-нибудь она ему пригодится. Только одно… Одно. То, что заставляет сердце Шерлока сжиматься в комок. Жаль было брата, который любил его так горячо и также горячо в него верил. *** Потекли дни, полные изнурительного напряжения. Каждый звук вызывал в голове маленький взрыв. Виски пронзали жгучие стрелы, и он глухо стонал, запуская в волосы пальцы. Не терпелось со всем этим покончить: с ожиданием, с собственным бесполезным телом и с ложью, от которой хотелось кричать. * «Как дела?» «Всё хорошо». «Пообедаем вместе?» «Конечно». «Замечательно! Уверен был, что откажешься… Ты снова полюбил затворничество, Шерлок? Мне не понравился твой болезненный вид». «Я кое-чем занят. Довольно увлекательно». «Кое-чем? Надеюсь, это не то, о чем я подумал?» «С этим покончено». «И прекрасно. Не отнимай у полиции её хлеб. Кстати, инспектор Лестрейд передавал тебе привет». «Похоже, вы с ним подружились». «Да, похоже». *** И снова тошнотворная головная боль, сводящая с ума своим постоянством. Шерлок понимал, что Садерс намеренно терзает его ожиданием, лишний раз демонстрируя свою силу и власть. Но всё чаще его посещала мысль, что самодовольное, обладающее безграничной властью чудовище попросту трусит, оттягивая тот страшный момент, когда любимое тело обхватят чужие руки. В том, что Садерс любит его, Шерлок не сомневался. Додуматься до подобной мести можно только потеряв рассудок от любви, но любви совершенно больной, истребляющей остатки души. *** Шерлок резко сел на постели, неожиданно выдернутый из тревожного сна. Тонкий, едва различимый звук. Что это? Сердце трепетало и билось так сильно, что частота его сокращений вызывала боль и затрудняла дыхание. Сидя в кровати, он затравленно озирался, напрягая слух и не понимая, что это за звук, и чем он его так напугал. А потом он узнал его — это был плач, тихий и горестный. И доносился он с первого этажа. Шерлок ринулся вниз, путаясь в полах наспех наброшенного халата. За столом, покрытым красивой ажурной скатертью, плакала миссис Хадсон — всхлипывала, прижимая к лицу ладони. Нарядная кухня, погруженная в утренний полумрак, показалась Шерлоку унылой и пыльной, а сама миссис Хадсон — старой и смертельно усталой. — Что случилось? Женщина подняла искаженное болью лицо. — Что?! — выкрикнул Шерлок, задрожав с головы до ног. Желание бежать прямо сейчас — с Бейкер-стрит, из Лондона, из Англии, исчезнуть, раствориться, перестать существовать, — было неодолимым. Только бы не услышать того, что она уже готова произнести, только бы не узнать. — Шерлок… Наш Дэвид… — Дэвид? Кто это? — От нахлынувшей паники Шерлок туго соображал. — Муж Элен, моей племянницы… — Что с ним? Он… жив? — На него напали сегодня ночью. — Женщина снова уткнула в ладони лицо и всхлипнула. — Черт бы вас побрал, миссис Хадсон! — Шерлок знал, что кричать нельзя, что он ведет себя отвратительно и жестоко, но крик рвался из горла, и удержать его не было сил. Как и грохочущее сердце, которое заглушало все звуки, и только слабый шепот миссис Хадсон был слышен очень отчетливо, как будто проникал прямо в утомленный напряжением мозг. — Простите меня, пожалуйста… Он… жив? — Жив… Господи, Шерлок, я ничего, ничего не могу понять! Но… Боже мой! Кажется, кто-то отрезал ему язык. Ты подохнешь на моих руках. Клянусь. * Ровно в десять часов следующего вечера, ровно в десять и не минутой позже, Шерлок открыл двери Ярда. На него обрушился водопад звуков: бормотание голосов, переливы на удивление приятной и не особенно громкой музыки, шорох одежды, щелканье зажигалок, бульканье наливаемого в высокие бокалы вина и хлопки вскрываемых с шипением пивных бутылок и банок. Дешевые звуки гей-бара средней руки. Народу было достаточно, но не настолько, чтобы число посетителей превратилось в толпу. Публика ничем особенным не выделялась: ни подчеркнуто-вызывающей одежды, ни демонстративного поведения, ни сальных, оценивающих взглядов. Многие пришли сюда просто провести вечер с любовником, выпить и пообщаться. Всё было вполне пристойно и даже немного скучно. Странно и непривычно выглядели только танцующие: страстно прижимающиеся друг к другу пахом и откровенно трущиеся друг о друга мужчины были единственным, что сразу же бросалось в глаза, и безошибочно определяло статус всей этой публики. Шерлок прошел к барной стойке, сел на высокий стул и заказал вина. Никогда ещё он не был настолько спокоен и сосредоточен… * Этот день выжег его дотла. Кое-как утешив домовладелицу, заставив её выпить чаю и прилечь, он поднялся к себе. Голова было звеняще-пустой, дыхание — легким, сердце билось ровно и почти безмятежно, и только скулы ярко цвели, делая осунувшееся лицо убийственно красивым. В четыре часа пополудни он проводил миссис Хадсон на вокзал, посадил в поезд и вернулся домой. В пустой квартире ему на одно мгновение стало страшно. Он замер, не в силах сдвинуться с места — такой неподъемной тяжестью налились его ноги, так одеревенел позвоночник. Но страх улетучился, и на место ему пришла холодная ненависть. Ты получишь свою шлюху. Ты ещё заглянешь в её глаза и ужаснешься. Шерлока больше нет. Да и пошел он к чертовой матери! Не велика потеря для мира. Кому он нужен? Кто заплачет о нем? Майкрофт… Господи, Майк… Уберечь бы… Но ты получишь свою шлюху. Ты будешь задыхаться от страшной, нечеловеческой боли. Будешь! Клянусь. * …Терпкое вино освежало, медленно протекая в желудок, приятно согревая и успокаивая. Волнение, больше напоминающее азарт, время от времени пробегало по коже едва уловимой дрожью. Его заметили, Шерлок это сразу же понял. Даже бесстрастный, ко всему привыкший бармен поглядывал на него с нескрываемым интересом. Плевать. Возможно, эта трусливая мразь никого сюда не пришлет. Во всяком случае, в этот раз… — Вино? Хм… Бабское пойло. Эй, парень, плесни-ка мне водки. Шерлок вздрогнул всем телом и повернулся в сторону тонкого голоска. На соседнем стуле сидел невысокий худощавый подросток. Изумлённо присвистнув, он окинул Шерлока взглядом: — Охуеть! Не может быть, чтобы мне так повезло. Шерлок был изумлен не меньше. Он растерянно смотрел на щуплого паренька, так и не донеся до рта свой бокал. — Хлебни, а то в обморок упадешь, — усмехнулся тот и ворчливо добавил: — Ненавижу эту реакцию. Говорю сразу, во избежание дальнейших ахов и охов: мне двадцать шесть, и в моей цыплячьей груди бьется самое развратное сердце Лондона, а за моими узкими плечиками — десятилетний стаж беспощадного траха. Усек? И не хлопай так глупо глазами, ты же не баба. Баб терпеть не могу! Самая разнесчастная шлюха сразу начинает кудахтать: «Бедненький. Какой же ты худенький, какой же ты маленький…» А потом готова сожрать мой член. Все до одной чертовы извращенки. Бармен поставил перед ним стопку, и паренек осушил её одним глотком. Было видно, что он здесь если не завсегдатай, то явно посетитель нередкий. И сегодня зашел сюда не случайно. — С мужиками легче, — продолжил он, вытирая губы кипенно-белым платком, который, как фокусник, незаметно и ловко извлек из внутреннего кармана куртки. — Особенно с теми, которые мальчиков любят. Оближут с макушки до пят. Хотя педофилы тоже уроды, каких поискать. Вот скажи мне, красавчик, о чем может думать здоровенный амбал, который прет меня со всей дури и завывает при этом: «Сынок! Сынок!» Мир окончательно сбрендил… Кстати, я алкоголик, — зачем-то признался он и щелкнул пальцами, требуя новую порцию. — Ты проследи, чтобы я не нажрался. — Зачем мне это? — наконец-то к Шерлоку вернулся дар речи. — Охуеть! Ещё и голос! — восторженно воскликнул паренек. — Одним этим голосом можно выебать… Зачем, говоришь, надо? Поверь, именно тебе это и надо. Ладно, об этом потом. — Он опрокинул очередную стопку. Приятную музыку сменили визгливые, слишком громкие звуки, и голову Шерлока пронзила острая боль. Он невольно зажмурился, и, стиснув зубы, чтобы не застонать, сделал несколько глубоких вдохов. — Эй, друг, ты в порядке? Шерлок открыл глаза и, пригубив немного вина, молча кивнул. — Ну и отлично. — Паренек был на самом деле обеспокоен. — Ты так скривился… Слушай, рванем отсюда, пока я не опьянел. Хочу трахаться с тобой на свежую голову. Шерлока с головы до ног окатило жаркой волной. Ах, Садерс… — Почему я? — тихо спросил он. Паренек приблизился вплотную и, с неожиданной силой стиснув ладонью его бедро, так же тихо ответил: — Меня к тебе прислали. Но об этом потом, если будет время на разговоры. А сейчас я так сильно хочу, чтобы ты мне отсосал, что готов достать свой хер прямо здесь. У меня уже колом стоит, а ты трепаться надумал. Поднимай свою сладкую задницу, парень, мой золотой Феррари ждет у дверей и от нетерпения бьет копытом. *** — Погладь… Погладь его, парень… О, блядь, я сейчас кончу… Маленькие ручки лихорадочно шарили по ширинке, борясь с непослушной пуговицей, дергая молнию. — Ебать, я давно так не тёк… Ох, парень… Ну, ты и… Не прекращая материться, он елозил по шоколадной коже сиденья, стягивая с себя тесные джинсы, и, наконец освободившись от них, вцепился тонкими пальчиками в довольно внушительный член, сделав несколько рваных скользящих движений. А потом притянул к себе ошеломленного Шерлока и прохрипел: — Отсоси мне, парень, отсоси так, чтобы я отключился. * — О черт… О мать твою!.. Парень, парень, у тебя не рот, а печь… Как горячо!.. Соси, соси сильнее… Головку соси… Сожми зубами… Блядь! Блядь! Как хорошо… Задрав рубашку и обнажив тщедушное тело, он исступленно царапал грудь и живот, словно переполняющее его вожделение никак не могло отыскать себе выход. Маленькое тело взмывало навстречу губам, член, укутанный жестким пушком, нетерпеливо толкался в нёбо, а тоненький голосок продолжал выкрикивать мольбы вперемешку с ругательствами и громкими стонами. Шерлок едва сдерживал смех, настолько комично и глупо все это выглядело: салон шикарной машины и дикие вопли полуголого пацанёнка. Когда горькая, жидкая сперма скудно оросила горло, Шерлок подумал: «Шрам номер один на твоем сердце, ублюдок». Он действительно отключился. Бледное узкое личико несколько секунд ничего не выражало: полумертвый ребенок, только что кончивший в рот. Наконец глаза распахнулись и приобрели осмысленное выражение. Паренёк расслабленно улыбнулся. — Водки хочу. И трахаться с тобой до утра. Он нежно провел ладонью по своему слегка обмякшему члену. — Не волнуйся, скоро у меня снова встанет. Машину водишь? Шерлок неопределенно пожал плечами. Он был сейчас далеко. А если быть совсем уже точным — Шерлока больше не существовало. Захлебнулся в лужице спермы с отчетливым привкусом водки. Ну и черт с ним. — Куда едем, малыш? — Домой. *Дождевой червяк, к примеру, может ползти вперед и головой, и хвостом.