Стон

Воздух тонко звенел. Казалось, еще немного, и нарастающий звук превратится в громовые раскаты. К тому все и шло. Полгода нечеловеческого напряжения истощили, и усталость от ежедневной необходимости что-то скрывать, изворачиваться и врать стала почти смертельной. Нервы гудели потревоженными проводами, голова раскалывалась от постоянной, изнуряющей боли. Он с огромным трудом контролировал мимику, когда миссис Хадсон, отринув деликатность и нарушив негласный договор о не пересечении определенных границ, все чаще задавала вопросы: куда и зачем Шерлок каждый вечер уходит; где пропадает по несколько дней, не предупредив об отъезде ни ее, ни старшего брата, отключив телефон и растворившись в Лондонском смоге; почему после этих таинственных исчезновений возвращается домой таким утомленным и бледным… Приходилось отшучиваться, ссылаясь на вполне объяснимую человеческую потребность в личной жизни. Миссис Хадсон розовела и натянуто улыбалась, но не верила ни единому слову, это Шерлок прекрасно видел. Да и кто, скажите на милость, поверит в сладостное свидание, когда в глазах предполагаемого счастливчика плещется такая отчаянная тоска? Иногда, если вид его был особенно красноречив, и настойчивость домовладелицы выходила за допустимые рамки, Шерлок обрывал ее попытки что-либо выяснить достаточно жестко, а бывало и резко. Миссис Хадсон обижалась, надолго замыкалась в себе, редко поднимаясь наверх, и в такие дни Шерлок особенно четко осознавал, что еще немного, и он не выдержит. С Майкрофтом было еще сложнее. Брат чувствовал все гораздо тоньше, видел  гораздо глубже, и его молчаливое страдание ранило Шерлока больше, чем нескрываемое беспокойство домохозяйки. * Он поджидал Шерлока в гостиной, нервно постукивая по ковру зонтом, давно потерявшим свою первоначальную яркость. Этот траурный атрибут Шерлок всегда ненавидел, и время от времени довольно язвительно высмеивал столь несвойственный Майкрофту фетишизм. Тот лишь снисходительно улыбался, четко давая понять, что не намерен изменять многолетним привычкам, а, возможно, и слабостям, в угоду неприязни младшего брата. Господи, как по-детски смешны и наивны были когда-то их перебранки! Теперь отношения изменились, и это радовало обоих. Нелепое соперничество осталось в прошлом; они не стыдились проявления чувств, а забота друг о друге превратилась в естественную потребность. И если раньше их диалог всегда начинался с взаимного пикирования, то теперь такие простые вопросы, как «где ты?», «чем занят?» и «все ли в порядке?», больше не раздражали Шерлока, а Майкрофту давались легко и непринужденно. Хоть какая-то божья крупица в том дьявольском наваждении, что клубилось вокруг Шерлока все эти кошмарные полгода его не-жизни. Но сейчас, именно сейчас, Майкрофт был последним человеком, которого Шерлок хотел бы видеть, и с которым был расположен начать разговор. * …Оставив возбужденного и чем-то напуганного Садерса в кухне, узнав от него все, что так жаждал узнать, и сразу же поверив его словам, Шерлок торопливо поднялся в спальню, где, не потратив ни секунды на душ, бритье и чистку зубов, быстро оделся и уже через десять минут стоял в гостиной, полностью готовый в дорогу. — Я уезжаю. — Он подошел к дверному проему и остановился, не переступая порога. Впервые Шерлок подумал, как удивительно Садерс красив. Как волнующе сочетается благородное серебро волос с солнечной медью обнаженного торса. Сколько удовольствия приносили прикосновения к этой безупречно натянутой коже, сколько блаженной радости — тому, кто по-настоящему любил его, и кого он так безжалостно уничтожил. Думать об этом не было сил. Садерс даже не попытался его удержать, лишь взглянул тяжело и мрачно. — Уезжай. * Всю дорогу Шерлок метался на заднем сидении автомобиля, отрезанный от мира густой тонировкой стекол, кусая губы и впиваясь зубами в кулак. Его мутило от нетерпения: скорее домой, подальше от этого гиблого места, где проклят каждый камешек на садовой дорожке, где черная муть заполняет сердце и душу, где единственной отрадой была эта ночь, подарившая фантастическое видение — охваченное смятением, дрожащее тело, покорно прильнувшее к его груди в попытке пережить ошеломивший оргазм. Краем сознания он понимал, кто дарит ему его жгучую ласку, чье дыхание просачивается сквозь кожу, попадая прямо в несущуюся по венам кровь… Но какое это имело значение, если под крепко зажмуренными веками поселился и не желал исчезать другой, растревоживший душу образ. К нему и стремился Шерлок, полностью отдавая себе отчет в том, что нетерпение его скорее всего напрасно, хорошо понимая, что увидеть выражение отрешенности и усталости на простом, но незабываемом лице — подарок, которого он вряд ли достоин. * Майкрофт был настолько сейчас неуместен, что, обнаружив его в гостиной, Шерлок едва не застонал от разочарования. Старший Холмс пробежался по его лицу внимательным взглядом, но промолчал, хотя выглядел Шерлок крайне измученным и вызывающе неопрятным. — Привет. Что ты здесь делаешь? — Здравствуй. Как дела, Шерлок? — Майк, — Шерлок сделал умоляющий жест, — не сейчас. Мне надо в душ. И надо подумать. Но Майкрофт не шевельнулся, несмотря на то, что желание выпроводить незваного гостя сквозило в каждом порывистом жесте Шерлока и заполняло тьмой воспаленную бирюзу его глаз. — Не беспокойся, я не надолго. — Майкрофт указал на стоящее рядом кресло. — Присядь на минутку, пожалуйста. — Он помолчал, продолжая рассматривать брата. — У тебя… роман? — Майк, прошу тебя, перестань! — Раздражение нарастало. Шерлок явно не собирался садиться и уж тем более отвечать на вопросы. — Я взрослый мужчина, и даже если у меня десять романов, это дело мое и только мое. Извини… Майкрофт нехотя встал. Все его эмоции и желания прослеживались очень легко, да он и не старался их скрыть: отчаянное беспокойство, стремление немедленно увезти, укрыть, спрятать, защитить… Только вот от чего? — Не пытайся меня обмануть. Я не стану допытываться, где ты провел эту ночь, и почему немыт и нечесан. Конечно же это не роман, мое предположение попахивает идиотизмом. — И, подойдя почти вплотную, тихо сказал: — Я схожу с ума, Шерлок. Каждый день в ожидании катастрофы. Это немыслимо. Пощади. Господи, как все это некстати! У Шерлока заныло под ложечкой. Захотелось снова стать маленьким, зависимым и, как когда-то в детстве, доверить брату все свои беды в полной уверенности, что уж он-то наверняка знает, как разобраться с миром, где происходит столько непонятных и страшных вещей. Но Шерлок давно уже вырос. — Майк, я в порядке. Все хорошо. — Да-да, это заметно. Что ж… Я ухожу. Только… Дай мне слово, Шерлок, если все будет совсем хорошо, ты пересилишь гордость и расскажешь своему старому брату, от чего тебя давно уже надо спасать. Вопрос вырвался помимо воли, прежде, чем сильнейший испуг на несколько секунд парализовал голосовые связки. — Что ты знаешь о Садерсе Рэмитусе? Майкрофт тяжело вздохнул. — Не надо, Шерлок. Это бессмысленно. — Что? — Шерлок с трудом подавил волнение — как неосторожно, какая непростительная слабость! Майкрофт неожиданно разозлился: — Не пытайся заморочить мне голову! Почему всегда одно и то же?! Стоит только задать по-настоящему серьезный вопрос, как ты тут же применяешь очередной отвлекающий маневр и переключаешь мое внимание на какую-нибудь ерунду! — Дав выход скопившемуся напряжению, он тут же смягчился. — Это нечестно, Шерлок. Ну зачем тебе знать о Рэмитусе? Какое тебе дело до этого господина? Очень богат, очень умен, абсолютно свободен. Занимается политикой, благотворительностью и развратом. Ничего интересного лично для тебя, если, конечно, брать во внимание сферу твоих интересов. — Ты прав. Извини. Поговорим в другой раз. — Отдыхай. Паршиво выглядишь, брат. Кстати, инспектор Лестрейд интересовался твоими делами. Он приятный и неравнодушный человек. Не хочешь ему позвонить? Или встретиться? — Зачем? Майкрофт неопределенно пожал плечами и направился к выходу. — Майк, — остановил его Шерлок, поддавшись очередному безудержному порыву. — А ведь ты не ошибся. Майкрофт обернулся, удивленно приподнимая бровь. — У меня в самом деле… роман. Кажется. — Кажется? Интересно! Бог в помощь, Шерлок. * Он носился по квартире как сумасшедший, пытаясь сделать одновременно несколько необходимых вещей: принять душ, потому что ощущение грязи невыносимо; выпить большую кружку черного кофе, потому что тело срочно требовало ударной дозы глюкозы и кофеина; причесаться, постричь ногти… Нетерпение подгоняло, превращая все действия Шерлока в бессмысленную толкотню. Наконец собственная маета так его утомила, что он без сил упал на диван и закрыл глаза. Необходимо успокоиться, упорядочить разбушевавшийся в мыслях хаос, дать телу возможность отдохнуть от сотрясающего сердцебиения. До вечера достаточно времени. Он все успеет. Он будет спокоен и невозмутим при встрече. Сейчас, оказавшись в родных и привычных стенах гостиной, он позволил себе на минуту поверить, что судьба не всегда беспощадна. Он отчетливо представлял, как зайдет в ненавистный кабак и увидит у стойки обтянутую дешевой фланелью спину, которую обнимал и гладил с такой ненасытной тоской. И рукам было жарко. И сердцу. Что происходит? Зачем ему этот бродяга? Что необъяснимо притягательного он нашел в его потухших глазах? И почему так жестоко ломает от желания к нему прикоснуться? Неожиданно он задремал, хотя вряд ли можно назвать приятной дремой то тяжелое забытье, в которое погрузилось сознание, утомленное атакой беспорядочно метущихся мыслей. Но даже такой, похожий на обморок, сон Шерлока освежил и вернул часть утраченных сил. Он решил завершить прерванный туалет и, потеплее одевшись (внезапно налетевший северный ветер хозяйничал на улицах Лондона, кружась и врываясь в приоткрытые двери домов), прогуляться по городу, посидеть в одном из уютных кафе многолюдного Сохо, погрузиться в его особенную, непринужденную атмосферу. Очень хотелось обмануться хотя бы на вечер: он такой же, как все, обыватель, решивший неплохо провести свободное время. Нет ни боли, ни безысходности, ни вечного страха, что кое-кто, обезумевший от не знающей насыщения похоти, в очередной раз сорвется, и последствия этого срыва будут долго еще изводить его чувством непоправимой вины. Ничего этого нет. Лишь расцвеченные огнями улицы города. Лишь суетливо снующая толпа. А то, что дорога ненароком приведет к дверям его личного ада, так это просто капризы судьбы. Он был уверен, что сегодня к нему никто не подсядет: Садерс никогда не изменял привычкам и после проведенной с Шерлоком ночи расслаблялся настолько, что давал ему временную передышку, как видно, надеясь, что тот наконец-то одумается, что, сломленный и покорившийся, в следующий раз прильнет к нему искренне, без привычной ненависти и презрения. И лишь спустя неделю, подчиняясь беснующимся в его душе демонам, понимая, что в очередной раз ничего не добился, Садерс начинал все сначала… Казалось, этому не будет конца. Нынешняя разбитость любовника Шерлока обмануть не смогла. Что бы ни грызло его сегодня, завтра он вновь поднимет поникшую голову и обожжет Шерлока непримиримой яростью: мой, мой навеки, и не смей думать иначе. Но это будет потом. А сейчас Шерлок рвался навстречу неизвестности, окрыленный надеждой, почти счастливый. Один раз. Один-единственный раз. Он увидит незнакомца и сразу поймет, что за силы несут его туда, до этого времени он шел, как на казнь. Лихорадочное передвижение в гомонящем веселом потоке трудно было назвать прогулкой. Будто сквозь корявые сучья, Шерлок продирался сквозь надушенные, принаряженные ради вечернего моциона тела, стремясь к единственной цели. Глотая кофе в симпатичном бистро, он возбужденно вздрагивал — скорее, скорее туда. Ничего похожего на приятное времяпрепровождение. Грохочущее сердцебиение и охваченная горячкой нетерпения голова. Шерлок решительно встал и через пару минут несся по мостовой, подхваченный ветром, слегка остудившим его пылающие щеки и лоб. На пороге накатила глупейшая слабость: не слушались ноги, не гнулись заледеневшие пальцы, дверная ручка выскальзывала из рук. Громкая музыка и запах спиртного накрыли привычным силком: ловушка. В висках вспыхнула новая порция боли. Он так отчаянно волновался, что поначалу не различал ни силуэтов, ни лиц. Народу было немало: испортившаяся погода гнала любителей остренького в тепло. У стойки — не протолкнуться, да и столики оказались занятыми. В радужном полумраке витал терпкий аромат сексуального возбуждения: переизбыток охваченных желанием тел создавал особый флер непристойности. Как всегда на Шерлока обратили внимание. Взгляды ощупывали, раздевали, наполнялись чувственным интересом. Он растеряно озирался в дверях: давно здесь не было так многолюдно. Но Эд уже увидел его и призывно махнул рукой, одновременно что-то объясняя сидящему напротив мужчине, которого Шерлок сразу узнал. Один из недавних его клиентов, чьи отвратительные причуды невозможно вспомнить без рвотных позывов. Обернувшись через плечо и встретившись с Шерлоком взглядом, тот вскочил, в безумном порыве рванувшись навстречу. И замер, как видно, вспомнив условия договора. Лицо исказила гримаса: так сильно хотелось приблизиться, еще раз оказавшись в магнетическом поле жара и секса. Шерлок холодно отвернулся. Урод. Все его внимание было отдано залу, он напряженно всматривался в каждого из сидящих за столиками в надежде найти навсегда врезавшиеся в память черты. Но лица сливались в общее пресное месиво. Ничего, похожего на теплую синеву. Ничего, заставляющего сердце дрожать и падать. Он опустился на освободившийся стул, с омерзением ощущая тепло только что покинувшего его тела. Ничего хуже, чем пристрастия этого человека, на вид такого обыкновенного и безобидного, за эти полгода у Шерлока не было. Он брезгливо передернул плечами и посмотрел бармену в глаза. — Сегодня никого, — успокоил Эд и поставил перед ним привычный бокал. …Домой Шерлок вернулся поздно, до последней минуты надеясь на чудо. * На четвертый день Шерлок не выдержал. Ожидание доводило до нервного тика. Ожидание бесполезное и оттого еще более жгучее. От выпитого мутило: все эти дни он пил непривычно много, и впервые познакомился с настоящим похмельем — тяжелым, отдающим в висках гулким набатом, скручивающим желудок тошнотворными спазмами. — Эд. — Каждое слово давалось с трудом. — Скажи… Ты не запомнил, случайно, парня… Бармен понимающе усмехнулся. — Того, что увел тебя несколько дней назад? — Пять дней назад. — Помню, конечно. Приходил, и торчал до двенадцати вон за тем… — Эд кивнул в сторону двери, — …столиком. Я думал, он никогда не отдерет от стула свою упрямую задницу! Не тебя ли он так настойчиво поджидал? — наигранно удивился он. Шерлок едва держался — страстно хотелось впиться зубами в горло и вырвать каждое ядовитое слово. — Ты уверен, что это тебя касается? Дальше. — Дальше? Не знаю. — Эд равнодушно пожал плечами. — Ушел. Больше его здесь не было. Как видно, не настолько ты ему интересен. Кто он? — Никто. * Вот и закончился твой роман, Шерлок.