Стон

Слэш
NC-17
Завершён
1246
автор
Размер:
363 страницы, 45 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1246 Нравится 2901 Отзывы 441 В сборник Скачать

Глава 31 Раздвигай ноги, шлюха

Настройки текста
«Какого черта я взбеленился? Чего ожидал — романтической встречи? С кем? Со шлюхой, которая зарабатывает на жизнь не романтикой, а чертовой задницей. Кретин! Недоумок!» Джон сидел на кровати, с тоской оглядывая чужие холодные стены и жалкий гостиничный интерьер, лишенный даже намека на домашний уют. После приветливой, светлой комнаты в доме сестры, где всюду ощущались любовь и забота, находиться в этом казенном безликом пространстве было невмоготу. Но… Он знал, что уже пойман. Схвачен этой внушающей отвращение комнатой и прикован к продавленной чужими телами кровати. Здесь от болезненного восторга закружилась его голова, подкосились колени, здесь его сердце тонуло в остром блаженстве. Сюда он и вернулся. Вот только зачем? Как наивна была его радость, что комната оказалась свободной! Тупица. Увидел в этом мистический знак. Мать твою, да это не знак, это плевок! Только этого ты и достоин: вновь оказаться там, где тебя шутя поимели, где, повинуясь капризу, позабавились твоей слабостью. Господи! Он ведь даже не обернулся. Проклятье! Сходить с ума по шлюхе, которая в эту минуту трахается за очередной гонорар! Джон обхватил ладонями голову, плотно прижав их к ушам, чтобы не слышать собственных мыслей, каждая из которой вырывала клок его плоти; чтобы закрыться от грохота улицы, по раздутым венам которой текла чуждая, непонятная жизнь. …Ошеломленный встречей, он как шальной летел по этой грохочущей улице, сталкиваясь с прохожими, и от несущихся вслед недовольных возгласов и ругательств виновато вжимал голову в плечи. Он чувствовал себя незащищенным и слабым. Одиноким. Никому не нужным. Потерянным в этом враждебном кружении лиц, тел и огней. Стоп. Надо срочно успокоиться и прекратить истерику. Джон был готов остервенело лупить себя по щекам, только бы выбить из головы всю эту дурь, захватившую его слишком серьезно. Он бежал и бежал, и бег его успокоил. Как будто вместе с тяжелым дыханием выходило по капле и наконец-то полностью вышло его бессмысленное отчаяние. Он резко затормозил возле небольшого бистро, глубокими вдохами усмиряя сердце, и его вдруг так сильно потянуло в тепло и свет, что он решительно толкнул дверь и вошел в полупустое, опрятное помещение. Выпил кофе. Съел какой-то потрясающе вкусный салат. Заказал еще кофе. С аппетитом хрустел свежими вафлями. Снова пил кофе. И понял, что выживет. Судьба бросила новый вызов, подослав это адское великолепие плоти. Что ж, бывало, она подкидывала ему вываливающиеся наружу кишки, оторванные руки и ноги, залитые слезами, потухающие глаза, в которых уже никогда не будет ни радости, ни надежды, потому что смерть уже начала свой ритуальный танец. Чего только не было. Куда этой холеной бляди до всего того, что довелось увидеть солдату Джону собственными глазами, и отчего эти глаза порой закрывались сами собой, отказываясь смотреть на белый, но такой непроницаемо черный свет. Джон решил вызов принять. И начать все сначала. В который раз… Мать твою, как смешно! Когда же это закончится?! Ладно. Итак. Во-первых, он черта с два уедет из Лондона, несмотря на то, что сейчас тот не вызывает в нем ничего, кроме страха и отвращения. Да вопреки этому и останется! Во-вторых, подыщет приличную и недорогую квартиру. Такое возможно? Возможно. Устроится на работу. В конце концов, старые связи еще остались, и не все телефоны и адреса забыты. Это поначалу он никого не хотел видеть. А сейчас… Почему бы и нет? Продираться сквозь джунгли в одиночку? Нет уж, спасибо. И когда он снова придет в этот чертов гадюшник… Но об этом потом. По дороге в гостиницу он бодро прокручивал в голове детали будущей замечательной жизни. Завтра же он займется поисками жилья. Небольшая квартирка, где будет все самое необходимое. И камин. Непременно, камин. Приветливый, жаркий, наполняющий комнату таинственным золотисто-оранжевым светом. Весна и лето промчатся быстро, не успеешь и глазом моргнуть, особенно, когда столько забот и планов. Им на смену придет дождливая, промозглая осень, которая своими унылыми пейзажами Джона не напугает. Каждый вечер он будет сидеть на полу… нет, на мягком коврике у камина… с бутылочкой крепкого пива, часами смотреть на огонь и незаметно хмелеть, плывя в невесомости покоя, тепла и уюта. Да, именно так. А ты, сука, еще пожалеешь. Но сначала — сон. Встать под горячий душ, смыть с себя мускусный запах недавней гонки, обновить изломанное смятением тело… …Смятением, вспыхнувшем в каждой вздрогнувшей клетке, в каждой капле отравленной ожиданием крови в тот миг, когда он его увидел, когда на несколько сладких секунд прижался к его груди… К чертовой матери этот слезливый бред! …А потом, с головой закутавшись в одеяло, уснуть. Как умереть. На сытый желудок это будет легко. …Переступив порог и вновь очутившись в казенной ловушке, Джон растерял весь свой задор. Тяжело навалилась безысходность, а следом за ней приползли скользкие змейки сомнений и неуверенности. Справится ли, дойдет ли до цели, и нужна ли ему эта цель… Что-то доказывать, куда-то карабкаться, ломая ногти, вырывая их с мясом… Как осточертел ему этот забег! Да и приз невелик — как-нибудь выжить. Для чего? Чтобы сидеть так же тупо, но на другой кровати, и так же ничему в этом мире не верить? И никому? Но, промаявшись до поздней ночи, Джон все же поднялся, хрустнув суставами. Встал под горячий душ и стало немного легче. С головой завернулся в тонкое одеяло и стало немного теплее. И уснул. Как умер. Но перед этим подумал, обращаясь неизвестно к кому: «Так просто ты меня не получишь. Завтра будет новый день, и кто знает, что он мне принесет». Спал он крепко, без сновидений, ни разу не поменяв позы, так и не выпутавшись из тонкого кокона. А утром… * Утро было теплым и солнечным. Ветер затих, устав своевольничать и буянить. В небе сияла весна — настоящая, ярко-синяя, вселяющая надежду. Джон бодро отправился на поиски интернет-кафе, где намеревался перекусить и заняться делами. Не без труда отыскав его среди многочисленных заведений Сохо, он с аппетитом позавтракал большим сэндвичем с ветчиной и сыром и, допивая вторую чашку крепкого кофе, приступил к дотошному штудированию объявлений о сдаче в аренду квартир — недорогих, но приличных. По фотографиям ему подошли только три: недалеко от центра, где он твердо намеревался найти работу. Но одна оказалась сданной, две же другие уже имели потенциальных жильцов, и хотя вежливая девушка-агент предложила Джону приехать и взглянуть («мало ли что…») на одну из них, он так же вежливо отказался. Бодрости духа Джон не терял. Первая неудача не ослабила его решимости. Найдется его заветный камин, где-то он непременно есть. Он твердо решил продолжить поиски, не торопясь и не нервничая, даже если удача придет не сразу. С работой все оказалось гораздо проще. По какой-то странной прихоти подсознания он вспомнил о человеке, с которым в годы учебы не был особенно близок, лишь время от времени пересекаясь на студенческих вечеринках, болтая, потягивая пиво и без интереса рассматривая танцующих однокурсников. Ни Джон, ни Бак Морс танцевать не любили. Узнав, что Джон отправляется в Афганистан, Бак ему позвонил, чем удивил несказанно, и, оставив свои координаты, заверил, что если когда-нибудь Джону понадобится его помощь, он смело может к нему обращаться — поможет, чем может. * Как человек исключительно аккуратный во всем, что касается документов и информации, Джон сохранил координаты Бака, впрочем, не очень надеясь, что по истечении долгого времени сможет отыскать его по домашнему телефону. Но милая женщина, сдержанно представившаяся Джону как миссис Морс, без лишних расспросов и уточнений сообщила ему номер сотового своего сына, доброжелательно, но с долей светского равнодушия заверив, что «Бакки будет исключительно рад». Предположить, насколько он будет рад, Джон, конечно, не мог. — Кто? Джон?! — воскликнул тот так горячо, что Джон разочарованно качнул головой: Бак явно спутал его с кем-то другим. — Джон Ватсон?! Будь я проклят! Где ты находишься, Джон? — В Лондоне… Бак, ты меня узнал? — Джон очень удивился такому бурному проявлению радости. — Узнал ли я старого друга?! — казалось, Бак пытается взять себя в руки. — О чем ты толкуешь, Джон? Я из тысячи тебя узнаю. «Старого друга?» Они договорились выпить по чашечке кофе в одном из кафе на Харли-стрит, неподалеку от Harley Street Clinic, где вот уже более трех лет Бак Морс занимал высокий административный пост. — Как видишь, бюрократ во мне оказался сильнее эскулапа, — усмехнулся он, жадно вглядываясь в черты слегка растерявшегося от такого пристального внимания Джона. — Ты постарел. Джон невесело усмехнулся. — Прости, — спохватился Бак, — кажется,  я сказал глупость. Но ты, черт возьми, не гламурная красотка, чтобы ожидать от меня комплиментов. — Да уж, — рассмеялся Джон, — красотка из меня еще та. Чего не скажешь о тебе. Бак Морс выглядел потрясающе: высокий, подтянутый и роскошный. Победитель. — Да брось ты, — смутился тот и тепло улыбнулся. — Я чертовски рад тебя видеть, Джон. Часто вспоминал наши студенческие годы. Весело было. Как угораздило тебя оказаться в чертовом пекле? Зачем? В хирургии ты подавал большие надежды. — Кто-то же должен, почему не я? — нехотя ответил Джон и добавил: — Кстати, для хирурга лучше практики не придумаешь. К сожалению. Бак, я не люблю говорить об этом. — Хорошо, хорошо, не будем. — Бак легко коснулся его плеча. — Чем занимаешься, док? Джон снова усмехнулся: — Пытаюсь наладить отношения с Лондоном. — Давно ты здесь? — Да нет. — У Гарри был? Джон удивленно вскинул глаза. — Ты знаешь о Гарри? — Конечно, — рассмеялся Бак. — Джон, мы учились на одном курсе, помнишь? — Да. Но… Хм… Сам Джон о Баке Морсе не знал ничего. — Так ты видел ее? — Видел. Погостил несколько дней. Послушай, Бак, мне нужна работа. — Завтра? — серьезно осведомился Бак. Джон опешил: — Что — завтра? — Работа нужна тебе завтра? — Ну… Не знаю… А что? — Значит, не завтра, — продолжал серьезничать Бак, ритмично постукивая по столешнице крупными холеными пальцами. — Это намного упрощает задачу. — Чертов чинуша, — широко улыбнулся Джон, — кончай прикалываться! Скажи лучше — поможешь? — Помогу, помогу. Дай мне пару недель. Хочу подыскать место, достойное твоих удивительных рук. Кстати, как у тебя с деньгами? — Нормально, — заверил его Джон. — Мой счет не так уж и безнадежен. — А где ты остановился? — В Сохо. Гостиница так себе, но жить можно. И я подыскиваю квартиру. Так что… — Зачем тебе прозябать в какой-то грязной дыре? — заговорил Бак с оттенком волнения в голосе. — У меня огромная пустая квартира, три спальни, две ванные, столовая, гостиная, кухня. Живи столько захочешь. Я… один. Предложение было настолько заманчивым и своевременным, что в первую секунду сердце Джона радостно дрогнуло. При одной только мысли о возвращении в свои унылые стены сводило скулы. Он уже готов был согласиться, но что-то неуловимо тревожное царапнуло по сердцу, и, не успев даже осмыслить это щемящее чувство, Джон отрицательно качнул головой. — Джон, — Бак снова коснулся его предплечья, — не говори «нет», сначала подумай… Во всяком случае, если в ближайшее время не подберешь ничего подходящего, знай — мое предложение остается в силе. — Хорошо, Бакки, я подумаю. Спасибо тебе. — Бакки? Это здорово. — Морс поднялся, решительно отодвигая стул. — Все, Джон, прости, мне пора. Надеюсь, в ближайшие пару дней мы напьемся с тобой до зеленых чертей? *** Они встретились в первую же субботу и провели замечательный вечер. Вспоминали общих знакомых, и о многих из них Бак был неплохо осведомлен, со многими поддерживал приятельские отношения. Джон с горечью думал, как непростительно отдалился он от старых друзей, как плотно захлопнул створки своей одинокой раковины. Неудивительно, что первый попавшийся на его пути хастлер потряс его истосковавшуюся по любви и радости душу. Но об этом не думать, не думать… Изрядно захмелевший Бак снова заговорил о переезде. — Не понимаю тебя. — Он осоловело смотрел на Джона. — Какого дьявола ты упираешься? В конце концов, я не жениться тебе предлагаю. — Этого только не хватало! — выпалил Джон, залившись предательской краской и даже слегка протрезвев. «Мать твою, у меня что, на лбу написано, что я кончаю в мужских объятиях?!» Воспоминания охватили тело огнем, член напрягся, приподнимая ткань недавно купленных джинсов. Этого только не доставало! Джон прикусил губу. — Джон? Ты в порядке? — встревожился Бак. — Все хорошо? Джон улыбнулся: — Абсолютно. В этом заведении что, больше не наливают? — Наливают! — сразу же оживился Бак. — Но сначала отливают. — Он неловко выбрался из-за стола, строго погрозив пальцем и приказав: — Чтоб к моему возвращению стопки были полны. Иначе… — Иначе — что? — Иначе я украду тебя и насильно отвезу в свое тайное логово. — Очень страшно! Разговор был шутливым, но странным, и вызвал в Джоне смятение. Но Бак вернулся, и они возобновили воспоминаниям. Много смеялись, много пили и покинули паб далеко за полночь, заверяя друг друга в вечной и нерушимой дружбе. В такси Джон дремал, размеренно покачиваясь из стороны в сторону, и приехал в гостиницу совершенно выбившимся из сил, едва держась на ногах. Ему было весело и легко, словно часть обременяющих его душу проблем бесследно растворилась в крепкой можжевеловой водке. Он посмеивался, сам не зная над чем, пьяно прыскал, зажимая ладонью рот, и ерошил сильно отросшие волосы. Он был уверен, что все будет хорошо. * По окончании второй недели их возобновившегося знакомства Джон побывал у Бака в гостях. Пораженный неоправданной монументальностью его жилища, он бродил по комнатам, теряясь в их гулкой пустоте и величине, втайне радуясь, что отклонил предложение пускай даже временного соседства. Не о таком пристанище он все это время мечтал, продолжая упорно пролистывать страницы сайтов, размещающих адреса и фото съемных квартир… Бак ходил за ним, как заправский экскурсовод, показывая красивые спальни и просторные лоджии, сияющие хромом, акрилом и кафелем ванные комнаты, и тоска остро впивалась в сердце — Джон понимал, что Бак снова начнет разговор. — Джон, может быть, все-таки… — Бак, прошу тебя. Я не могу сюда переехать. — Но почему?! — Хотя бы потому, что не приживалка. Бак всплеснул руками. — Да ради бога, Джон! Я назначу определенную плату, раз уж ты такой щепетильный. Посмотри, как много здесь места! — Он изумленно оглянулся по сторонам, словно впервые осознал всю бесконечность занимаемого им пространства. — Мне страшно даже представить, в каких условиях ты живешь. Платить за мерзкий гостиничный номер глупо и расточительно. Ты ищешь жилье… — Я ищу свое жилье, Бак, — перебил его Джон. Бак осекся, замолчал на время, и вдруг надломлено выдохнул: — Да я понимаю… Но, Джон, пожалуйста… — Он окинул взглядом гостиную, в центре которой они в этот момент стояли. — Я не могу больше быть здесь… один. С тех пор, как ты появился, я не нахожу себе места. Мышцы Джона мгновенно одеревенели, сердце взволнованно застучало. В чем он хочет сейчас открыться? — Бак… — Джон, выслушай. Я не прошу тебя поселиться в этой квартире навечно. Поживи немного, разбавь мое одиночество. Я не обременю тебя своим частым присутствием, вот увидишь. Да меня и дома-то не бывает. Но знать, что вернешься не в эту чертову пустоту, а туда, где кто-то… пусть не ждет, нет… просто находится, дышит, что-то делает. Это так здорово. Он нервно ходил по комнате, глубоко засунув руки в карманы, и Джон следил за ним растерянным взглядом, подавленный этой неожиданной исповедью и понимающий, что отказать Баку теперь у него не хватит ни духу, ни совести. — Остановись, пожалуйста, что ты мечешься… Я согласен. Лицо застывшего в нерешительности Бака осветила такая безграничная радость, что у Джона дрогнуло сердце, и на мгновение он снова почувствовал себя тем капитаном Ватсоном, который, задыхаясь от счастья, вытаскивал из исковерканной плоти очередную дьявольскую пилюлю, с облегчением понимая, что этот-то наверняка будет жить. — Дай мне три дня. Мне… надо кое с чем разобраться. Я тебе позвоню. — Конечно, Джон, конечно. — Голос Бака дрожал от предвкушения. — Знаешь, я всегда считал тебя своим другом. И всегда… любил тебя. «Почему бы и нет? — доказывал самому себе Джон по дороге в гостиницу. — Почему бы не сделать еще одну попытку изменить свою жизнь? Разве не в этом я поклялся себе… тогда? Бак отличный парень. Да и аренду назначит терпимую. Я же с ума сойду, если останусь в своей чертовой комнатенке хотя бы на месяц! Этот… Он… Этот… Надо забыть его, вытравить из памяти навсегда! Бак поможет. Не могу больше его хотеть. Не могу». * В тот же вечер на предательски слабых ногах Джон подошел к дверям бара, распахнув их ударом ладони, и сразу же уткнулся взглядом на него. Он сидел именно там, где Джон впервые его заметил — на табурете, примыкающем к барной стойке. Как часовой, упрямо и преданно охраняющий лишь одному ему известные ценности. Повернувшись ко входу лицом. Кого-то поджидает? Того, кто больше заплатит? Увидев вошедшего, парень дернулся, круто развернувшись и покачнувшись неловко и очень опасно, и Джон с трудом подавил желание броситься к нему, уберегая его от падения. Но парень удержался на табурете. И больше в сторону двери не повернулся, сидя так неестественно прямо, что Джон физически ощущал тугую натянутость его мышц. «Будь проклято все на свете. Я до смерти влюблен в эту тварь». Он выскочил наружу, не понимая, куда идти, и что делать дальше, испуганно озираясь по сторонам, как слепец, внезапно оглохший и потерявший все знакомые ориентиры. Ему хотелось орать во все горло, орать до тех пор, пока не сорвется голос — так потрясло его собственное открытие. В ненавистном номере Джон обессилено опустился на пол, прислонившись спиной к поцарапанной дверце шкафа, и долго сидел, обхватив руками колени и уткнувшись в них залитым слезами лицом. Ему не было стыдно за эти слезы: он оплакивал свою жизнь и судьбу. Он вошел в Ярд триумфатором. Ну конечно, ведь он так нужен кому-то, так ценен и важен! А покинул его, позорно сбежав, разбитым и сдавшимся. Он с трудом поднялся, люто ненавидя подламывающую колени дрожь, соленый пот, стянувший кожу отвратительно липкой пленкой, жалкую влагу, от которой саднило лицо. Лицо, достойное одного лишь глумления — урод, урод, урод! Даже шлюха от тебя отвернулась. Стоя под теплым душем и остервенело намыливаясь, он под страхом смерти запретил себе даже на милю приближаться к Ярду. С этой мыслью он и погрузился в мертвецкий сон, предварительно запихав в дорожную сумку все до последнего лоскутка. Как оказалось, вынужденное согласие на переезд в роскошные апартаменты Бака было для него настоящим спасением. Утром его решение только окрепло. Но ближе к вечеру, проведя на кровати до бесконечности затянувшийся день, тупо рассматривая прокуренный потолок и бесстрастно наблюдая сумерки за окном, Джон поднялся, натянул джинсы, майку, старую куртку и вышел за дверь… Надо поставить точку. Трахнуть эту шелковую подстилку так, чтобы запомнила на всю жизнь. Вывернуть наизнанку продажную задницу, и за это не жаль отдать последние деньги. А там — поглядим. Джон вколачивался подошвами в мостовую, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег. Почему он был так уверен, что непременно его застанет? Потому что шлюхам полагается быть на месте. Такая у них работа. * На этот раз он не сидел, он стоял, что-то горячо доказывая бармену — высокий, гибкий, великолепный. Джон подошел и, решительно крутанув табурет, уселся за стойкой. Парень резко повернулся на звук и замер на месте. Джон жизнерадостно улыбнулся: — Привет. Но тот молчал, продолжая смотреть на него так, будто увидел воскресшего мертвеца: ошеломленно, растеряно, почти не мигая. — Привет, говорю, — повторил Джон, и улыбка его стала шире. — Как дела? — Привет. Окинув взглядом заполненный зал, Джон притворно вздохнул: — Шумно у вас. Прогуляться не хочешь? — Хочу. Джон поднялся и не оглядываясь направился к выходу; в том, что парень идет за ним, он почему-то не сомневался. Так они и шли по вечерней улице: молча, друг за другом, след в след… * Джон повернул ключ в замке, зажег в прихожей свет и наконец посмотрел в сторону парня. Тот уже не выглядел таким потрясенным, скорее наоборот — спокойствию его позавидовал бы даже сам символ невозмутимости.* Его слегка насмешливый взгляд говорил: ну, и что дальше? Шлюха! Я вышибу из тебя всю твою блядскую спесь. Джон снял и аккуратно повесил куртку, с той же аккуратностью прикрыл дверцу шкафа, прошел в комнату и включил маленькую настольную лампу, свет от которой мутными пятнами замерцал на полу и на потолке, почти не освещая небольшое пространство. Напротив, разлитая по комнате тьма стала еще гуще, еще плотнее. Парень двинулся следом и остановился, облокотившись на спинку кровати. Молчание было тяжелым, но Джон не собирался его нарушать. Пусть шлюха отрабатывает свою выручку, развлекая его разговорами. Словно услышав его мысли, парень спросил: — Как твое имя? Голос вливался в уши, ядовито растекаясь по телу, и оно мгновенно откликнулось: затрепетало, готовое снова сломаться, подчиниться призыву, возвращая тот роковой вечер, когда так подло предало Джона, разомлев в уверенных, сильных объятиях. Джон больно закусил губу, отгоняя морок —  нет! Ничего у тебя не получится, шлюха, сегодня я здесь хозяин. — Джон. Я — Джон. — Я — Шерлок. — Шерлок? — Да. Довольно необычно. — Нормально. Даже красиво. Как и ты сам. Ты знаешь, что очень красив? Безумно красив. — Странно, — усмехнулся Шерлок, — ты не похож на человека, расточающего такие экспрессивные комплименты. — Я вообще не делаю комплиментов, слишком для этого прост. Я лишь говорю то, что вижу. Ты мне понравился. — Я это заметил. — Шерлок резко откачнулся от спинки кровати и прошелся по комнате, попутно прикасаясь пальцами к немногочисленным предметам убогого гостиничного обихода. — А здесь ничего не изменилось. — Он многозначительно кивнул в сторону собранной сумки. — Здесь изменилось все. А это… — Джон проследил за его взглядом. — Я уезжаю. — Уезжаешь? Джону показалось, или в его глазах на самом деле мелькнуло что-то, очень напоминающее обреченность? Конечно же показалось, но все же для чего-то он уточнил: — Съезжаю. Отсюда. — И почему-то соврал: — Нашел недорогую квартиру в бедном районе. — А-а… — Шерлок едва заметно перевел дыхание. «Только не говори, шлюха, что это хоть что-то для тебя значит. На эту дешевку меня не купишь. И вообще, пора тебе заняться привычным делом». — Да. Но — хватит. — Джон посмотрел прямо в ослепляющее лицо. — На этот раз ты здесь не для разговоров. Раздевайся. И не волнуйся, денег у меня хватит. Шерлок моргнул и заметно вздрогнул, и дрожь эта мгновенно передалась Джону. Его тело вновь вероломно поддалось на провокацию: покрылось мурашками и ослабло. Будь ты проклят, ублюдок! Что же ты со мной делаешь… — Может быть, ты потратишь их на что-то более стоящее, Джон? — Я хочу потратить их на тебя. Хватит болтать, говорю. Надоело. И Джон прикоснулся пальцами к ремню своих джинсов. — Раздевайся, — повторил он, не узнавая собственный голос — грубый, срывающийся на хрип. …Он не мог отвести глаз от обнаженного тела, несмотря на крепость мышц и упругость кожи, кажущегося хрупким и беззащитным. Такого прекрасного и такого откровенно зовущего. Отвердевший член атласно блестел, закинутые за голову руки открывали подмышки, трогательно опушенные неожиданно светлыми, тонкими волосками, живот вздымался от участившегося дыхания, капельки пота стекали между сосков, и сердце Джона исходило предсмертной мукой. Посмотреть в глаза тому, кто так бесстыдно себя предлагал, не хватало мужества. Ну все, приказал он себе, довольно, а то сейчас снова распустишь нюни и будешь рыдать над шлюхой, которой всего-то и надо — раздвинуть ноги. Он обхватил ладонью свой туго налитый член, склонился над Шерлоком и грубо толкнулся. — Хочешь? Хочешь потрахаться, шлюха? — прошипел он, вдавливаясь головкой в неподготовленный вход. — Почему же тогда не впускаешь? Зажался как глупая целка. Не нравится мой толстый плебейский конец? Или папочка не велел? Бедра резко дернулись и сомкнулись. Лежащее перед ним тело застыло, казалось, вмиг лишившись всех жизненных соков, биения и дрожи, тепла и желания. Острый локоть прикрыл отвернувшееся лицо, и каштановый завиток упал на подушку маленьким вопросительным знаком. Сердце сотрясалось с немыслимым грохотом, и Джон на мгновение испугался, что сейчас умрет. И не сделает самое главное. Не скажет самое главное. И Шерлок всегда будет думать, что он такой. Он рванул его на себя, сжимая так крепко, что мышцы отозвались режущей болью, обнял, прильнул губами к виску, согревая дыханием, и прошептал: — Не надо, Шерлок. Пожалуйста, не надо. Я никогда тебя не обижу, клянусь. Пусть только тронет кто — убью. * Имеется в виду Египетский сфинкс — древний символ спокойствия и мудрости.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.