Теряя нить давно знакомой роли...

      — Па!       Спину прохватило холодом.       Что ж так сифонит-то из коридора вечно!       — Па, ты что, еще одеваешься?       — Дверь закрой.       — Слушай, тут такое дело…       — Колум, дверь!       — Ужасный сквозняк? Па, ты, по-моему, еще из роли не вышел.       — Это ты не вышел. М?       — Ладно-ладно.       Дверь скрипнула.       Ботинки протопали за спиной.       Господи, да ими убить можно! Где он их взял-то такие?       — Па, я…       — Ну и душегубка сегодня на сцене была.       — Маллиган перестарался чутка.       — Чутка? Я бы сказал, очень перестарался. И ведь я ему говорил, лампы новые, если их на полную мощь врубать, испечься можно. Как вы там два часа продержались?       — Сам не знаю. Слушай… Я поеду, ладно?       — М?       — Да мне тут надо…       — Погоди, я думал, мы домой вместе.       — Да понимаешь, па…       — Мать расстроится.       — Ну…       — Она так надеялась, что ты заглянешь.       Огромные ботинки перемялись по ковру неловко. За спиной, к окну и снова за спиной.       Ох, парень…       Выдохнул, отложил полотенце.       Повернуться было хотел, но зачем-то уставился на банку бриолина на гримировальном столе.       Дерево старое, кое-где трещинами пошло.       Вот ведь!       А кажется, только вчера за него сел в первый раз.       Выдохнул.       — Мать по тебе скучает, Колум. Говорит, когда ты в Лондоне учился, она тебя и то чаще видела.       — Па, ты же знаешь, у меня спектакли.       — У меня тоже спектакли!       — Ну, так ты ко мне в гости и не приезжаешь.       Ах ты засранец!       — А ты меня звал?       — Па…       В зеркале мелькнули череп, кости и непонятная надпись. Фигура худая, длинная. В кого только!       — Па, сегодня правда никак.       — Да я уж понял.       В зеркале взгляд поймал — знакомый, светло-голубой.       Даже жутко немного.       Будто в отражение смотришь.       И брови такие же. Рыжие.       — Что, и по пинте со мной не выпьешь?       — В другой раз, па.       — Между прочим, ты сегодня тараторил опять.       — Ага. А ты чихнуть забыл.       Вот засранец!       — Так смешнее.       — Ну конечно!       Ухмылка хитрющая. Господи, как в отражении!       — Все, па, я пошел. Я… Мне пораньше надо…       — Э, парень! Да у тебя никак свидание!       Ухмылка.       От уха до уха.       Господи, как…       — Вроде того.       — Ну, раз такое дело.       — До скорого, па.       Ботинки затопали за спиной.       — Колум!       — Чего?       — Чего! Как ты выражаешься?       — Ох, па…       — Ты же актер, черт дери, а не сварщик!       — Па, не начинай.       — Цветов ей купи!       Обормот.       — Па, сейчас цветы не дарят. Это не в тренде.       — Чего?!       Хохот от стен отскочил.       Словно эхо.       — Па!       — Что у вас за слова такие нынче!       — Не модно это.       — Глупости! Цветы всегда модно. Когда я ухаживал за твоей мамой…       — Па, ты точно из роли не вышел. Увидимся в четверг на репетиции.       Дверь скрипнула, прохватило холодом.       — Колум!       — Да?       — Ты хоть в воскресенье-то на обед приходи. Мать пирог испечет.       Взгляд поймал — как в отражении.       И улыбка.       — С черникой?       — Как ты любишь.       — Я постараюсь, па. Честно.       — И ее приводи.       — Кого?       — Ну, кому ты цветы дарить боишься.       — Ничего я не боюсь!       — Все равно приводи.       — Па! Господи, у нас первое свидание сегодня. Я ее и не знаю почти.       — Вот до воскресенья и узнаешь.       — Тебе точно нельзя играть Уайльда!       Сквозняк проклятый…       — Колум, дверь!