Теряя нить давно знакомой роли...

      — Вы извините, я вас не ждал сегодня. Думал, вы только через пару дней…       — На билеты были скидки.       — О…       Серые глаза — улыбкой.       — Да вы не парьтесь, Мик, я вам тут мешать не буду. Зашла просто поздороваться.       — Я очень рад.       Худые длинные пальцы ухватили маленькую ладонь, тряхнули.       Блеснули кольца.       — К тому же, вы так удачно пересеклись с Дарреном.       Засранец.       — Ну, с мистером МакГи мы уж пересекались. В некотором роде.       — Да?       Вот ведь черт! Так она что…       — Голуэй — город маленький.       Черт.       — Что ж… эм… Раз вы уже здесь, может быть, устроим первую читку завтра? Я скажу помощнику, чтоб обзвонил труппу…       — Круто! Чем раньше начнем, тем быстрее кончим.       — Эм. Что ж… У меня сейчас репетиция. Эм. Шекспир. «Много шума из ничего».       — Круто.       — Если хотите посмотреть…       Серые глаза — улыбкой. Мягко, ласково почти.       Даже странно — среди этих железок.       — Я с удовольствием, но лучше в другой раз. Чего актеров дергать? Работайте спокойно.       А ведь и впрямь. Хуже нет, когда чужой режиссер в зале сидит. Сразу все наперекосяк. Колум тараторить начнет…       — Эм.       — Да и меня, честно сказать, с дороги мотыляет. Не соображаю уже ни хрена.       — Эм.       — Лучше я на спектакль приду. У вас вон Уайльд завтра вечером.       Черт.       — Да.       — Ну вот. Труппе не говорите только.       А я что, мать вашу, не труппа?!       Серые глаза — снизу вверх. Улыбкой. Легко, задорно.       — Мистеру МакГи не свезло вот.       Черт. Да за кого она…       — Но вы же нас не выдадите?       Да за кого…       Смех знакомый, хрипловатый.       — На Даррена можно положиться.       — Круто.       — Кстати, старина. Может, проводишь Ашлинг до гостиницы?       — М?       — Я бы сам, но репетиция…       — М…       — Да ну, ерунда какая! Не надо.       — Ну как же, у вас ведь вещи.       Куртка звякнула заклепками. Пальцы блеснули кольцами, потянули с пола спортивную сумку.       — Да там всего-то пара трусов!       — Экхм.       — И тем не менее мы, как принимающая сторона, обязаны проявить гостеприимство. Не так ли, Даррен?       — Экхм. Разумеется.       — Да и вам будет полезно познакомиться поближе.       Какого… * * *       Так и знал.       Каждый встречный пялится.       Да оно и понятно. Не лицо, а огород сплошной. Из железок.       Куртка эта еще — как в дурацких фильмах про байкеров.       И джинсы драные.       Вот ведь угораздило…       Пальцы машинально подтянули на плече ремень.       — Если тяжело, я могу сама.       В языке, кажется, тоже что-то блестит.       Ох Господи…       — М?       — Сумку.       — А, нет, нет. Что вы. Все нормально.       Вот ведь…       — Мне сразу надо было вам помочь, но… я…       Серые глаза остро. Насмешливо.       — Были слишком заняты собой? Понимаю.       — Экхм.       — Для Генриха пойдет, кстати.       — Виноват?       — Он никого не видит вокруг. Только себя. Остальные для него не люди. Они — источник забот или удовольствия, помеха или помощь в достижении цели. Они — вещь. Даже Джон. Даже Элис.       — М…       — И в первой сцене смотрите на нее так же, как сегодня утром на меня.       — Виноват…       — Сквозь. На сыновей — тоже. Да, они могут вызывать какую-то эмоцию. Страсть, гнев, умиление. Но они — только марионетки. А Генрих — кукловод. До поры до времени.       Вот черт.       Надо пьесу перечитать.       — А Элинор?       Серые глаза поймали взгляд.       — В точку, мистер МакГи!       Какого…       — Элинор — уж точно не вещь. И не марионетка. Хотя Генрих всю дорогу пытается сам себе доказать обратное.       — М…       — Пытается дергать за ниточки. В глубине души понимая, что ниточек нет.       — Но ведь…       — Теоретически — ему есть чем ее шантажировать: Ричард, свобода. Но по сути, Элинор, даже когда она в тюрьме, единственная, над кем у него нет власти. И они оба это знают.       Черт.       А ведь и впрямь, если вдуматься.       Как она это все…       — Мистер МакГи!       — М…       — Сюда вроде.       Свежевыкрашенные ставни и вывеска глянули знакомо.       — А. Да.       В нос ударило перегаром и дешевыми сигаретами.       — Ох ты ж!..       — Экхм.       Пальцы поправили ремень на плече.       — Нельзя ли поосторожней?       — Едрить твою налево! Шеймас, ты глянь, какую подцепил!       — Что?       — Ы-ы…       — Че, красотка, почем нынче…       — Отвали!       — Экая ты неласковая! Че, папик заплатил хорошо? Ну, и я не поскуплюсь.       — Да что вы себе позволяете?!       — А ты не кипятись, папаш. Девка она что надо, да, чай, не жена. Всем хватит. Вон и Шеймасу.       — Ы-ы!       — Ну, так это…       — Отвали, сказано.       — Да ладно тебе, не кочевряжься. Этот твой все равно долго не протянет, а я ого-го жеребец! Останешься довольна.       — Ы-ы…       Звякнули заклепки.       — Э! Ты куда?! Ну ладно, папик посмотреть может, если так уж…       — Ну, все!       Звякнули заклепки. В запястье впились тонкие пальчики.       — Че, папаша, давно не огребал?       — Да ты…       Тонкие пальчики дернули назад. Откуда только сила…       — Хватит! Проспись иди!       — Ой-ой, какие мы важные! Ты глянь, Шеймас! Шеймас…       Тонкие пальчики потянули.       — Пошли.       — Шеймас! Э! Ты чего?! Плохо тебе?       Тонкие пальчики — горячие. Кольца витые.       — Э! Погодите! Шеймас, он… того…       — Пить надо меньше.       — Дык мы… вы… Он же…       — Экхм.       — Разберешься, не маленький!       — Кхм. Может, надо…       — Пошли.