Учиха Изуна. Право на счастье

      Удар пришёлся в правое плечо, пытаюсь увернуться — подсечка, подпрыгиваю, удар ногой в живот, пытаюсь нанести контр-удар — блокирует рукой. Теперь атакую ногой, заставляя уйти противника в сторону, провожу попытку взять в захват, но хренушки — вместо этого захватывают меня, сжимая локтем горло, фиксируя руки и ноги. Блин.       Начать стоит с того, что я ненавижу тайдзюцу. Гендзюцу, вот, нежно и трепетно люблю, кендзюцу уважаю, к ниндзюцу дышу ровно, а конкретно тайдзюцу — ненавижу. Продолжу же с того, что мой обожаемый братик — монстр. Особенно в тай- и ниндзюцу. На мечах мы с ним ещё как-то на равных, в иллюзиях я, даже без наличия у нас шарингана, уделываю его в два счёта, а вот в этих отраслях — прям профан. По крайней мере, на фоне Мадары. На фоне остальных — выше среднего, даже хорошо, но что мне до других, когда под боком такое чудище живёт.       — Сдавайся, Изуна, ты снова проиграл, — запинается на последнем слове, для него всё ещё дико обращаться ко мне в мужском роде, даже по происшествию стольких лет. На самом-то деле — наедине я всё ещё имото, а вот на людях, очень даже отото. От того и путаница у него в голове такая, что жуть.       — Ва-а, сдаюсь-сдаюсь, — жалобно тяну, возводя глаза к прекрасному чисто-голубому небу. — Ты чудовище от слова «чудо», нии-сан, — стону, когда меня таки отпускают, заодно тру свою многострадальную шейку. Захват у брата, что надо.       — Тянись к совершенству, Изуна! — смеётся брат, горделиво задирая нос. Надуваюсь на манер шарика, тут же тыкая в ответ по этому самому носу, а на возмущённое «Ой!» не обращаю внимание, обнимая этого гордеца.       — Ничего-ничего, вот будет у нас тренировка в гендзюцу, покажу я тебе «совершенство», — бурчу, слыша в ответ страдальческие звуки. Осознаёт на что подписался. Я, может, и без шарингана пока, но заставить видеть розовых толстых зайцев, с улыбочками фирменных маньяков, ходящих на двух лапах и танцующих «гопак» вполне способна. А это очень сильно пугает окружающих, ибо же стрёмно, неестественно и «что за долбанные извращения, Изуна?!». Фантазия у меня что надо, да.       — Пожалей любимого брата, он у тебя один и психика у него тоже одна, — кривит лицо нии-сан.       — Да ладно тебе, они же были ми-и-илыми, — тяну сладко-сладко, с противной улыбочкой на лице. На самом-то деле, мне они и правда кажутся довольно милыми, смешными.       — У тебя очень странное понятие о милом, имото, — со странным выражением говорит брат, за что тут же получает ногой под коленку. Тут же сгибается, шипит.       — Ты забываешь об осторожности, нии-сан, — шиплю в ответ, слыша извинения и, мол, забыл.       Тяжело вздыхаю, запуская руку в торчащие волосы. Правда, до состояния волос Мадары им далеко — мои мягкие, тонкие, до чёртиков приятные на ощупь, а вот у брата там прям железная мочалка, жесткие, колючие, торчат во все стороны. В моменты, когда нии-сан дуется и фырчит, сходство с ежом становится прямо-таки феноменальным. Мысленно скрещиваю оба эти образа и получаю этакого Мадару-ежа. Кажется, я знаю, какой будет моя следующая иллюзия.       Брат настороженно косится на моё, наверняка хитрюще-довольное выражение лица. После чего начинает неловко мяться.       — Эм-м, Изуна, мне тут надо сходить… прогуляться. Потренироваться, словом, — недовольно хмурюсь, складывая руки на груди. Третий раз уже отпрашивается с какими-то глупыми отговорками, отчаянно отводя глаза. — Прикроешь, имо… отото? — сверлю его взглядом ещё с минуту, глаза мальчишки бегают где угодно, но только не по мне, выдыхаю.       — Прикрою, куда уж денусь, нии-сан, — голос у меня недовольный. — А вообще, на тренировку или прогулку мог бы и меня взять! — прерываю радостно просиявшего брата, заставляя снова пристыженно отвести взгляд. Надуваюсь. — Ладно, иди уж. И будь осторожен.       Крикнув напоследок «Обязательно, имото!» (и ничему-то его жизнь не учит) мой родич очень шустро удирает. Мне это не нравится и немного обидно, но, кажется, пошевелив немного памятью я могу догадаться куда и зачем он линяет.       Это началось почти месяц назад. Во время одной из стычек погиб довольно-таки хороший товарищ, даже друг, Мадары. Я с ним не особо часто пересекалась (по секрету говоря, мне не нравился ни один друг Мадары, потому что все они отнимали его у меня, а я долбанная эгоистка и собственница даже тогда, когда понимаю, что это нездорово, хотеть лишить брата всех связей, кроме меня самой), но нии-сану было действительно плохо. Меня тогда как раз не было — очередная чёртова миссия с диверсионно-разведывательной деятельностью против Хьюг (не ладим мы с ними), оставив брата одного.       Насколько я знаю, спасибо большое Хикару, нашему с Мадарой приятелю и спарринг-партнёру, я знала, что он тогда куда-то ушёл и долго не возвращался, а когда вернулся, был в более приподнятом настроении. После этого он уходил куда-то ещё пару раз, но возвращался хмурым. Пока однажды, как раз в день моего возвращения, не пришел довольным. Я тогда ещё смертельно обиделась, что меня никто не встретил, не заобнимал и, вообще, забыли.       С тех пор нии-сан уже трижды сбегал туда под моим прикрытием. Я пыталась разведать, почему и куда, но каждый раз получала отговорку в стиле «Прогуляться/подумать/потренироваться». Знания канона начали мне усиленно подсказывать, куда именно. Ему как раз было двенадцать, мне — десять. Самое время, для звёздного часа Хаширамы и их дружбы.       Задумываясь об этом, я понимала, что даже спустя годы войны, против Сенджу, в принципе, ничего против не имею. Всё-таки, это просто реалии этого мира, времени, наших кланов — мы воюем. На самом-то деле уже даже причин этой войны никто не помнит, просто воюют из-за многочисленных жертв, боли, мести и ненависти. И я была так же не против дружбы брата с этим пацаном, даже не смотря на мои нездоровые собственнические замашки. Мне, по воспоминаниям, Хаширама всегда импонировал. Создание деревни тоже, конечно же. Да и… я люблю Мадару. Хочу для него счастья, даже если где-то мне придётся переступить через саму себя. Особенно если знаю, что это правильно.       Но что-то внутри грызёт и жутко хочется хотя бы проследить за ним. Потому что волнуюсь, потому скучаю, потому что, ну, интересно же. А ещё было бы очень неплохо знать развитие событий и в нужный момент хотя бы попытаться как-то избежать или отсрочить слежку за ними, то столкновение. Возможно, тогда деревня будет построена быстрее.       Правда, мысли о том, что построена она будет только после становления Мадары Главой Клана, а значит, смерти отца, думать не хочется. Родителя я, пусть и такого жесткого, но люблю.       Постояв с минуту в раздумьях, срываюсь с места. По пути ловлю за шиворот Хикару (он ровесник брата, старше меня на два года), уведомляя его о том, что буду гулять с Мадарой и чтобы не переживали, что наследники внезапно пропали. Дождавшись кивка, снова срываюсь. Вот ещё одно, в чём не мог со мной сравняться нии-сан — скорость. Я всегда была быстрее.       Выйти на след труда не составило, догнать тоже, а вот с маскировкой пришлось запариться, ибо же нии-сан тоже осторожничал, переживая, а оттого был втройне бдителен. Но у меня всё равно вышло следовать за ним до берега у реки. А там я пристроилась на дереве, что находилось около склона, к тому же окруженное густыми кустами. Оно находилось на некотором отдаление, так что слышно меня, даже если накосячу и издам звук, не будет. Хотя тут, конечно, палка о двух концах — я-то тоже глуха остаюсь.       Но да ладно, будем помнить о том, что я — Учиха, а наша фишка — это глаза. Зрение у меня было превосходным, а читать по губам нас годков с четырёх учили, так что не страшно, выкручусь как-то уж.       Следующие двадцать минут я наблюдала за тем, как брат сидел на бережку, пуская «блинчики» по воде. Выходило у него не айс, но он старался. Ещё мне ностальгически вспомнилось, как мы сидели с Мадарой около нашего прудика во внутреннем дворе поместья, пугая несчастных кои, пуская эти «блинчики». Брат всегда был в них плох, а вот я справлялась лучше — у меня они почти достигали другой стороны. Правда, так до сих пор и не смогла запустить без «почти».       А потом я заметила шевеление справа. Бегом спешил мальчишка, ровестник Мадары-нии, с на редкость дебильной причёской горшком. Ладно, да, будущий Хокаге и Бог Шиноби трепета не внушал. С воплем он бросился к брату, тот отпрыгнул с траектории, что-то крикнув. Радостный парниша тут же приобрёл такую тёмную ауру, погружаясь в депрессию, что я прям выпала. М-да, подзабыла я характер Наследника Сенджу.       Они начали спорить, дурачиться, нии-сан наигранно злился, Сенджу депрессировал, что, видимо, не мешало ему подкалывать брата, раз за разом выводя того из себя. Эти мальчишки даже устроили спарринг, а я сидела на толстой ветке дерева, болтая ножками и мысленно болея за своего. Пару раз даже чуть не крикнула что-то из разряда «Уделай его, нии-сан! С правой его, с правой! И вертушку с захватом давай!». Но я молодец — я молчала, хотя подозреваю, что морда лица у меня кривилась знатно, выдавая все мысли и порывы. К моему разочарованию, победил Хаширама.       И вот это заставило даже замереть от шока. Просто, ну, я могу поверить, что кто-то мог победить моего брата в кендзюцу или сендзюцу, но тай… он же монстр в этом плане! Нии-сан просто ненормально физически силён! И какой-то пацан с горшком на башке его уделал?! Стало обидно — и за Мадару, и за себя. Я как-то жила в уверенности, что потягаться в этом плане с братом никто до двадцати лет не может. По крайней мере, в клане точно не могли.       Пришлось вздыхать и принимать, что не зря этого типа прозвали Богом Шиноби и в будущем он таки уделал братца. Последнее мне особо не нравилось. Впрочем, сейчас здесь есть я, которая этого не допустит. Любой ценой. Желательно, правда, максимально бескровно — я у нас военный пацифист, ага.       Почти три часа я сидела и просто с улыбкой наблюдала за ними. Странно, но даже моё «право на Мадару» как-то не сильно давало о себе знать — лёгкая обида, что меня променяли на Сенджу была, но её было довольно легко задавить. Особенно тогда, когда видела смех и искреннюю улыбку брата. Раньше он мог улыбаться так только мне, только наедине… да, ревную. Но в меру и, вообще, радуюсь за брата.       Когда мальчишки разошлись, сорвалась на бег, чтобы перегнать родственника и к его приходу мирно сидеть на веранде, жмурясь на солнышке. Когда Мадара вошел — тут же бросилась к нему.       — Как провёл время, нии-сан? — обняла, пытливо заглядывая в глаза. Хотелось услышать правду. Хотя заранее знала, что этого не произойдёт.       — А-а, да так, нормально, — снова отводит глаза, запускает руку в шевелюру, ерошит её ещё больше.       — Угу, нормально, — хмурюсь, тут же отлипая от него и поворачиваясь спиной. Обиделась я.       — Я… прости, имото, просто это правда… ну, ничего такого, — пытается сгладить ситуация брат, обходя меня и пытаясь с неловкой, виноватой улыбкой заглянуть в глаза. Снова отворачиваюсь.       — Не можешь сказать правду, так не ври, — отрезаю и ухожу. Да-да, вот такая я маленькая обидчивая девочка, но мне нравится быть ребёнком рядом с ним. Как и ему — со мной. Надо же себе такое позволять хоть иногда, а больше и не с кем. Мне. Ему-то теперь есть…       Тяжело вздыхаю, находясь в своей комнате. Надо разгрузить мозг, а то отказывать начинает, раз выдаёт мысли только в таком направлении. Привычно беру кисть с чернилами, белый кусок бумаги (дорогущая вещь, но мне можно) и начинаю выводить узоры. Чистая абстракция, чистые чувства, лёгкий налёт мыслей. Только чёрный и красный, вкрапления белого от самой бумаги. Рисование обычно всегда помогает мне собраться, выплеснуть всё, что внутри, наружу.       Мадара всегда делает это на полигоне, изводя своих противников. Я — на бумаге.       Эти рисунки никто и никогда не понимает, но вот залипнуть на них легко. Брат на один из них пялился почти час, сказав потом, что, кажется, чувствует. Улыбнулась тогда в ответ чуть лукаво, скрыв радость внутри. Не понял, но почувствовал.       И всё было замечательно — сижу я, скольжу кистью по бумаге, час, два, рисунок уже не один и даже не два — третий рисую. Мысли мои где-то далеко, обо всём и ничём одновременно, передо мной — томоэ шарингана, волны кровавого заката, синий отблеск моря, что видела я во время одной из миссий на границе со страной Воды.       Передо мной пустые чёрные глаза, карие, серые. Передо мной хладный труп с мальчишеским лицом и беззащитным, стеклянным взглядом, что медленно опускается на землю, чтобы никогда с неё не подняться, но стать единым целым. Передо мной кровь на руках, лице, стекает медленно по подбородку, пальцам, капает вниз, пропитывает одежду. Передо мной ряд маленьких могил и рыдающие женщины, скрежещущие зубами мужчины с до хруста сжатыми кулаками. В лёгкие проникает горький запах пепла, сладковатый — гнили, солёный — слёз. Пахнет землёй и дождём.       Резкий звук распахивающейся сёдзё, суровый взгляд черной пропасти с отражением сотен смертей и бездн. Я всё ещё где-то в иллюзии, она витает вокруг меня, внутри меня. Моргаю. Мир возвращается в привычное русло, рука замирает с кистью, губы изгибаются в приветливой улыбке.       — То-сама, — говорю, порываясь встать, но меня одними глазами словно пригвоздили к месту. Внезапно вспоминаю о том, что, вообще-то, воины рисованием как-то не увлекаются и не переводят драгоценную бумагу, которую выпросили «для переговоров с союзниками». Краснею от неловкости, в голове мелькает с десяток вариантов того, как выкрутиться.       «Боюсь, мысли поглотили меня, то-сама», «Я продумываю стратегии битв, то-сама, — это всего лишь образное их воплощение», «Новый секретный язык для посланий, то-сама, я решил, что он нам необходим для большей надёжности общения. Я давно работаю над этим», «Размышляю над новым дизайном кимоно для меня и нии-сана, это узоры — Наследники Учиха не должны ударить в грязь лицом, говоря обо всём одним одеянием», «Тренирую каллиграфию, Главы других кланов и прочие аристократические союзники не оценят кривой почерк. Ваш младший Наследник должен быть лучшим и в этом, в том числе»…       Жду вопроса, не начинаю разговор первой. Но отец замер, не отводя взгляда от бумаги, что лежит передо мной. Молча разворачивается и уходит, тихо захлопнув за собой дверь. Сижу, пялюсь в полном недоумении на место, где только что стоял отец. Это что такое было?.. Спустя пару минут ступора, трясу головой, осознаю, что дурдом прокрался в наш дом, ибо же ничего не понимаю.       Ладно, — думаю. — Спрошу при случае. Или промолчу, чтобы не будить лихо, пока оно тихо.       Порешав всё именно так, аккуратно собираю своё творчество, складываю в папочку к остальным рисункам, ту — в шкаф, на одну из верхних полок.       Выглядываю в окно, там уже сумерки. Комната у меня замечательная — вид как раз на внутренний дворик с прудиком, небольшим участком с землёй, окруженной травой, там мы с братом обычно и устраивали спарринги в тай. Для всего остального шли обычно на полигоны, чтобы не разнести всё вокруг. Пытались когда-то здесь же в гендзюцу тренироваться, но после того, как нии-сан, испугавшись, пульнул огненным шаром в иллюзию, переместились на всё тот же полигон. Ибо же вредить собственному имению — не есть гуд.       Прикинув время, понимаю, что уже ужин, спускаюсь вниз, на привычное мероприятие под названием «семейный ужин». С какой-то грустью вспоминаю, как когда-то на этих ужинах было многолюдно. — Отец, четверо братьев, я. Мать почти не помню, умерла через семь месяцев, после моего рождения от каких-то осложнений. Такое количество родов далось ей нелегко, к тому же нервы, покушения… словом, подкосило это Аямицу-химе.       Внизу меня уже ждут, Мадара смотрит с лёгкой виной и надеждой на прощение. Улыбаюсь беззаботно-ласково, чтобы дать понять, что всё-всё, остыла, так уж и быть, прощаю твои прегрешения и принимаю твою маленькую ложь. То-сама задумчив, ест сосредоточенно, не отвлекаясь. Решаю, что говорить о недавнем инциденте не буду. Тихо сажусь за стол, говорю привычное «Итадакимас», принимаюсь за еду. Впервые за долгое время у нас идеальная тишина, не считая звуков еды. Обычно такое бывает лишь когда, кто-то из нас в сильной ссоре с родителем.       Нам с братом не по себе, он смотрит на меня вопросительно, пожимаю в ответ плечами. Отца решительно не понимаю, но предполагаю, что ему нужно над чем-то подумать. Может, проблемы в клане. Хотя в таких случаях он обычно рассказывает о них, уча нас, подготавливая к будущему.       Словом, ужин проходит крайне напряженно и когда еда съедена, а чай выпит, мы с нии-саном вскакиваем из-за стола, кланяемся, бормочем слова благодарности и пожеланий тихой ночи, после чего шустро сматываемся. Не сговариваясь, заваливаемся ко мне. Мадара тут же меня обнимает, сопит, я фыркаю, прижимаюсь в ответ. Всё хорошо. Чтобы там ни было, я всегда буду для нии-сана на первом месте. Как и он для меня. Несмотря ни на каких Сенджу.       Следующие его несколько отлучек прикрываю уже без вопросов, за что получаю благодарные взгляды и улыбки. Но следить не перестаю. В какой-то момент ловлю себя на том, что улыбаюсь, глядя на то, как дурачатся эти двое. Особенно хохотала с попытки Мадары утопить в речке Хашираму, так как в конечном итоге чуть не притопили именно его. Оказывается, Сенджу, как и полагается бревну, не тонет.       И всё было стабильно, я даже перестала дуться на брата и почти перестала — ревновать. Видеть его счастливым мне нравилось. Нравилось, как он сияет после этих встреч, как робко делится своими мечтами, пытаясь их как-то сгладить и преподнести в духе «А что, если бы?..» и как радуется после того, как я горячо поддерживаю его идею, говоря, что это было бы прекрасно и, решись он на подобное, когда станет Главой — я бы без сомнений поддержала.       Всё было стабильно ровно до тех, пока, явившись на привычное место, я не застала на своём месте мальчишку моего возраста — белобрысого, в простых хакама и майке, что из-за кустов смотрел за Мадарой с Хаширамой. Кто это был поняла практически сразу, так же, как и порадовалась за свою предусмотрительность — чакру я всегда маскировала отлично.       Тихий, быстрый шаг, кунай в руке — уже возле горла. Альбинос моментально дёргается, но застывает, стоит только лезвию задеть его кожу, пустить несколько капель крови.       — Кто ты и что здесь делаешь? — холодным голосом спрашиваю.       — Тот же вопрос к тебе, — шипит в ответ, кося красные глаза. — Учиха, — выплёвывает брезгливо. Да, в отличии от брата, этот Сенджу моментально чует нашего собрата.       — Хм, Сенджу, — ухмыляюсь. — Повторю вопрос, что ты здесь забыл?       — Тебя не касается, — пытается достать оружие.       — Не советую, — крепче прижимаю кунай. Капли превращаются в тонкую струйку. — Здесь, — киваю головой, идя ва-банк. — Мой брат. И, подозреваю, твой тоже, — они не похожи, но это не важно. Только слепоглухонемой не знает о белом отродье в помёте Буцумы. При чём, самое парадоксальное здесь то, что так его прозвали не мы, а сами Сенджу. — И я не намерен им мешать, если однажды это сможет остановить войну. Будешь сопротивляться — приму меры.       — Что за бред ты несёшь?! — смотрит с ненавистью. Самое интересное здесь то, что сама себе противоречу. Если хочу мира — то не стану его убивать. А других методов воздействия у меня нет. Но он ведь этого не знает. Зато прекрасно осведомлён об опасности Учих с шаринганом, а вот есть он у меня или же нет… другой вопрос.       — Эти два мечтателя могут сотворить нечто большее вместе, чем по отдельности, — пожимаю плечами, глядя в его глаза. Идиот. Верит мне про слова с «мерами» (а, значит, и в наличие шарингана), а в глаза смотрит прямо. — Люди не нашей эпохи, не просто мечтающие о мире, но и с властью в будущем воплотить это в реальность. Зачем мешать?..       — Хочешь сказать, — кривит губы. — Учиха в здравом уме пойдёт на сделку с Сенджу?       — Поначалу — нет. Но откуда им знать, кто из какого клана?.. — лукаво щурюсь. Есть коннект. Пока хлипкий, но есть. Альбинос явно любит брата, явно обладает аналитическим складом ума и понимает, что два Главы одних из самых могущественных кланов, это лучше чем один.       — Значит?.. — не заканчивает фразу резко дёргая головой, смотрит в сторону парней. Раздраженно шиплю, еле успев сдвинуть кунай. А то прирезала бы. Сенджу это осознает, досадливо морщится на собственную оплошность, но смотрит за этими двумя внимательно. В этот самый момент Хаширама делает попытку помочиться на моего брата. Застываем. Испанский стыд.       — Предлагаю сделать вид, что мы этого не видели, — делаю морду кирпичом и, смотря на такое же, как и у меня, лицо, с сомнением убираю оружие. Рискованно, конечно, но мир с кунаем у глотки оппонента не построишь. — А так же просто понаблюдать. Или тебя послали следить? — с лёгким беспокойством интересуюсь. Это было бы плохо. Слишком рано.       Красноглазый мотает головой, смотрит с подозрением и неприязнью. Переводит взгляд на счастливо дурачащегося брата. Полагаю, что перемены к лучшему в последнее время происходили не только с Мадарой, так что этот альбинос (чёрт, я не могу вспомнить его имени) явно понимает, из-за чего его аники в последнее время был таким радостным.       — Мир? — интересуюсь, садясь рядом, так же наблюдая за этими оболтусами. Против воли появляется улыбка. Люблю видеть счастливого Мадару.       — До первой ошибки, Учиха, — кривится.       — Договорились, Сенджу, — фыркаю в ответ.