Сказки тёмного Энрота

      Агар нашёл Гарика на восточной стене замка. Просто доверился интуиции и побрёл куда глаза глядят. Вышло даже лучше, чем если бы логически рассуждал.       Ветер тут пах морем и вгрызался в кожу не шутя. Тоскливо плакали чайки и далеко внизу, тёмное, в белой ряби волн, остервенело грызло берег неласковое море. Гарик стоял между каменных зубцов стены, сам как холодный серый камень, и смотрел вдаль невидящими глазами. Агар молча встал рядом. Ветер трепал тонкую Гарикову рубаху, наверняка до костей выстужая. Молодому дураку, недавно в Айронфинст приехавшему, явно было наплевать на своё здоровье.       Агару, в общем, тоже было наплевать на Гариково здоровье. Но как это бывает впервые — он ещё помнил. Поэтому и пришёл.       — Ненавижу его. — Гарик разжал бледные губы, и ветер выхватил слова, унёс их далеко-далеко. Может, в сам замок. Швырнул под ноги… кому надо. — Ненавижу вас всех. И это всё…       — Это война, Гарик.       Гарик упрямо вскинул голову.       — Война… она бесконечна, кажется. У Корлагона есть его нежить, трупы повсюду. Мало ему мертвяков?       Агар поёжился. Гарик сейчас, с застывшим, непривычно резким лицом, был совсем не похож на ребёнка. Даже на мальчишку похож не был. Но говорил — как дитя обиженное, будто и впрямь не понимал.       — Гарик, чтобы остановить пожар — надо затушить все искры. Любой ценой. Ты же понимаешь. Корлагон делает то, что должен.       Гарик вскинулся, глянул на Агара резко, зло, уже готовясь бросить и ему в лицо своё колкое «ненавижу»… но только отвернулся.       — Мало ему скелетов, Агар? Трупов в этой войне на целый век поднимать хватит. Почему они? Почему мои элементали?       Агар тоже не знал. Не узнал и после того, как час орал на Корлагона, невозмутимого и уставшего. «Так надо было» — всё, что услышал от него Агар. И это был не тот ответ, который можно было принести Гарику.       Но другого у Агара не было.       — У них были имена, — сказал Гарик, отворачиваясь. — Не клички, не номера. Лотар. Сэм. Феррис. Джун. Ирри. Аликс. Борри. Карт. Теренс. Лит.       Имена элементалей срывались с бледных губ, и ветер уносил их в море. Как прощание. Как надгробия. Единственные надгробия для десятка погибших в последних боях почти законченной войны элементалей.       — Он сказал — «для испытаний». Он сказал — «посмотрю на них в бою». Что это за испытания, Агар? Кого теперь испытывать?       Агар отвернулся. Корлагон и правда испытывал Гариковых созданий. «Вдвое дольше продержались, чем я рассчитывал», — сказал он Гарику.       Он искренне думал, что это Гарика обрадует.       Мудак.       — Они сами попросили, — Гарику нужно было высказаться. — Попросили меня дать им имена. Не то, что будет что-нибудь значить. Не «Шустрый», не «Хромоножка», не «Первый». Теренс, Сэм, Ирри. Хотели быть… Они просто хотели быть!       «Первым» звали первого экспериментального минотавра Агара. Он был… особенный, да. Не так, как Гариковы, но… Агар знал, что он чуть косолапит левым копытом, и движения у него резче, чем у остальных в партии, а взгляд… наверняка мерещилось, конечно, неоткуда было там взяться разуму. Но он был не один из. Он был Первый.       А если бы он попросил дать ему имя? А если бы его звали Лотаром?       Агар подошёл, встал рядом. Хотел даже приобнять за плечи, поддержать — но смутился сам своего порыва. Гарик был ему никто, очередная Арчибальдова прихоть. Талантливый мальчишка-стихийник, безбашенный и неугомонный. Агар даже не чувствовал ревности к его успехам — слишком разные у них были сферы, у биоинженера и призывателя. Но сейчас… сейчас Агар не мог не сочувствовать.       — У него скелеты. У него драконы. Почему он убил моих элементалей?       Агар многое мог бы сказать. Про экземпляры. Про орудия. Про то, что Корлагон ни на миг бы не задумался, если бы пришлось ради победы — или из тактических соображений, или для устрашения, или ещё по сотне чисто военных причин, — послать на смерть живых людей, не то что элементалей. Про то, что генерал не спрашивает имён — он двигает пешки на доске сражения.       И потому у них всех есть надежда на победу и будущий мир. Только потому, что Корлагон правильно двигает свои пешки.       Но не сказал, конечно. Это была бы плохая речь над несуществующими могилами Сэма, Ллойда, Ирри, Теренса.       — У одного из моих ранних минотавров было косоглазие, — улыбнулся он вместо этого. — Жуткое и на оба глаза сразу. Старшие коллеги… старые пердуны хотели его списать сразу в брак, но… Ты не поверишь, но в рукопашной он побеждал всех остальных из партии. Те просто не могли уследить за его взглядом, а он смекнул, как этим пользоваться.       — И что? — спросил Гарик, поворачиваясь. — Что с ним стало в итоге?       Совесть Агара даже не пикнула, когда он принялся безбожно и отчаянно врать.       — Он… он остался в крепости. Я таки провёл его как брак по всем бумагам, получил выговор, конечно. Но он у нас стал почти штатным тренером боя. Три года каждой новой партии по рогам давал. Даже солдаты иногда приходили с ним побороться. Был местной достопримечательностью. А потом спился. Ну нельзя же за каждую победу было пиво ему ставить!       — Ой, а я как раз хотел поговорить с тобой о разумных минотаврах, — Гарик оживился было, но снова погрустнел. — Впрочем, лучше как-нибудь после…       — У меня одна партия даже травку курила, — вспомнил Агар. — Я тогда был… не в духе, ну и завалился в лабораторию страдать. А там они вылупились. Не знаю уж, насколько они были разумные, с усечённым-то интеллектом, но самокрутки крутить и матом о жизни философствовать научились быстро…       — А ты их всё равно… на убой.       Гарик снова отвернулся. Агар рванул его за плечи, поворачивая к себе, и резко сказал:       — А как думаешь, Гарик, схуяли я зову их экземплярами? Схуяли мы все трое отговаривали тебя от экспериментов с личностями? Потому что мы твари бесчувственные, а ты один среди нас с тонкой душой, да? Так думаешь?       Агар, сам поражённый собственной вспышкой, смотрел в круглые Гариковы глаза. Тот моргнул раз, другой — и, всхлипнув, уткнулся лицом Агару в плечо.       Агар растерялся. Что делать с плачущим мальчишкой… мужчиной? коллегой? Да всё равно с кем плачущим — Агар понятия не имел. Неловко положил руку Гарику на макушку, погладил волосы.       Проклятье, вдруг кто-нибудь ещё увидит…       Ну и ладно. Ну и пусть.       — Мы не боги, Гарик, — тихо сказал Агар, гладя растрёпанные волосы. — И не творцы. Мы — оружейники. Мы делаем оружие для войны. Постарайся понять. Ради себя. Ради них. Ради Теренса. Ирри. Лотара. Сэма. Карта. Лита. Прости, забыл остальных.       — Феррис, Джун, Аликс, Борри, — перечислил Гарик. Поднял голову и пристально посмотрел на Агара. Ресницы у него были мокрые, слипшиеся от слёз… Впрочем, на таком ветру и у самого Агара глаза слезились. — А после войны — можно? Можно будет, когда больше не понадобится оружие?       Агар посмотрел в море поверх его лохматой безумной головы. Странно. До чего же странно. Населить мир искусственными разумными существами, которые не хотят убивать. Не хотят умирать. Зовут друг друга по имени.       «Зачем?» — спросит Арчибальд.       «Нахуя?» — уточнит Корлагон.       И что им сказать? Что белобрысый мальчишка, дарящий элементалям имена — просто может? Что он — не оружейник, он — творец?       Может быть, даже бог.       Но Агар просто усмехнулся и понадеялся, что голос не дрогнет.       — Как будто тебе кто-то сможет запретить.       Гарик задумался. Прижался теснее, окончательно вгоняя Агара в смущение. Наверное, совсем замёрз, бедняга.       — Мастер сможет, — наконец решил он. — Против его прямого приказа я не пойду. Ну и ты, наверное.       — Я не буду запрещать, — признался Агар. — А вот для Арчибальда придётся придумать веские аргументы.       — Я придумаю, — легкомысленно пообещал Гарик. И добавил, помолчав: — Давай ещё постоим тут немного, Агар.       ***       Глупо было надеяться, что Гарик забудет тот давний разговор, понял Агар. Впрочем, когда дело касалось Гарика — он вообще особым умом не отличался. Не отличался от минотавра, по правде-то сказать.       — Ты обещал, — Гарик смотрел с вызовом. — Ты обещал, что когда война закончится, можно будет экспериментировать с разумными элементалями.       — А что Арчибальд сказал? — попытался увильнуть Агар.       Напрасная надежда. Арчибальд успел увильнуть первым.       — Мастер сказал, что если ты не против. И если мы придумаем, зачем в мирной жизни разумные элементали.       — Мы? — переспросил Агар.       — Конечно, — Гарик и не думал смущаться. — И, кстати, думать надо срочно. Они, эти разумные элементали… в общем, они как бы уже есть. Скоро будут тут.       — Вот же блядь, — сказал Агар. — Когда ты умудрился?       — На Аламосе, — вздохнул Гарик. — Почти нечаянно получилось, правда… Там такие наработки по призванным, Агар! Ну я не мог не проверить… А старые пердуны их выгнали, когда я домой вернулся. Вот сам подумай, несколько разумных, но наивных как дети элементалей, одни в этом опасном жестоком мире…       — Несколько? — Агар вычленил главное, то, что Гарик старательно, но неумело пытался скрыть. — Несколько — это сколько, родной?       — Чуть больше двух дюжин, — признался Гарик. — Десять огненных, ещё земляные, водные — они тебе понравятся, я уверен…       — Гарик, блядь!       — А самого умного зовут Агар. Так что сам понимаешь, развоплощать у меня рука не поднимется…       Агар посмотрел в потолок. Оружейники. Они просто оружейники. Они куют оружия войны.       Или нет.