Сказки тёмного Энрота

      Не то чтобы Корлагон планировал всерьёз об этом задумываться, но пришлось. Тревожащие мысли так и роились в голове. И того хуже, что мысли эти были странными и какими-то… нелепыми. Дурацкими совсем.       А виноват, конечно, был Агар. С чего ему взблажилось устраивать маскарад, Корлагон решительно не понимал. Есть одежда. Она называется форма. По форме сразу видно, кто ты и кто твой друг, враг, начальник и подчинённый. Нормальная форма — она, конечно, только в армии, но даже чернокнижники были не совсем, на взгляд генерала, безнадёжными: их вариант формы назывался «мантия». Пусть эти балахоны всех цветов радуги — и даже таких оттенков, каких в нормальной радуге отродясь не имелось — были странными, зато всегда можно с уверенностью сказать, что перед тобой именно чернокнижник. Не считая, конечно, Гарика, но с существованием в мире этого белобрысого непредсказуемого существа Корлагон худо-бедно смирился, благо Гарик был единственный такой.       А вот теперь — Агар. Постригся, побрился, вырядился по-пиратски. Странно всё это и противоестественно.       Как будто война кончилась.       Не военные действия — они-то давно завершились. Война как отношение к миру, сказал бы Корлагон (ну, то есть повторил бы красивую запомнившуюся фразу из разговора с Арчибальдом). Война — армия, униформа, постоянная готовность — неужели это всё закончилось? Агар вот расслабился, чудить начал. Арчибальд какой-то другой, мягче, спокойнее…       И если так — то где, блядь, место генералу в мире без войны?       Впрочем, так просто вестись на эту чушь об окончательной и безусловной победе Корлагон не собирался. Идеи о мирном колдовстве, полевых цветочках и всеобщей любви могли зародиться в дурной, хоть и гениальной, Гариковой голове, а ему, первому советнику Арчибальда, расслабляться всё равно нельзя.       Вот и сейчас оба Арчибальдова любимца, ебанутые, мать их, гении, затеяли очередную авантюру. Агар собрался куда-то на север, ловить редких опасных зверюшек. Чтобы, естественно, перекроить их на свой манер, превращая в ещё более редких и ещё более опасных. Гарик, само собой, намеревался увязаться за ним. Ассистентом. Корлагон даже не сомневался, в чём и как он собирается ассистировать: слишком уж очевидно Агаров маскарад подействовал.       Редкие, в общем, зверюшки. Собрались в северные дикие ебеня ловить других редких зверюшек. Корлагон, естественно, возражать и не думал. Во-первых, польза от гениев и их экспериментов, как ни крути, была. Во-вторых, легко ли обидеть королевских любимчиков, несмотря на придурковатый вид и полное отсутствие дисциплины, генерал знал не понаслышке; они и по одному-то стоили небольшой армии с этими своими стихийными заклинаниями и тузами в рукавах, а уж вдвоём… Ну, а в-третьих, все обитатели замка Айронфист явно заслужили отдых: ни тебе взрывов в лабораториях, ни безумных выходок. Отлично, пусть едут хоть на север, хоть нахуй — одни сплошные плюсы.       Но Корлагон не был бы собой, не умей он оборачивать непредсказуемые факторы мира (к каковым однозначно относились Агар с Гариком) на пользу делу. Генерала настойчиво одолевала идея о том, что на север с гениями нужно отправить охрану. Ну, скажем, одну полную, обученную сотню солдат с офицерами. Или даже две сотни.       Гении-то потом вернутся в Айронфист, куда ж они денутся (и куда от них денешься)? А вот войска могут на севере и остаться. Небольшой форт, тихой сапой построенный в местах охоты на редких зверушек, да так там и укрепившийся, лишним не будет.       И вот с этими мыслями Корлагон шёл сейчас к Арчибальду.       Честно говоря, он шёл ябедничать, на самом-то деле. Ебанутые гении от почётного караула отказывались наотрез, не желая вникать в стратегические генеральские планы. Охамели, обнаглели и никого, кроме короля, ни во что не ставили. Арчибальд своим попустительством разбаловал — вот пусть теперь сам расхлёбывает. И проблема отлагательства не терпела: к утру, как не без оснований полагал Корлагон, Агар с Гариком могли и удрать по-тихому.       Гвардеец на посту у королевских покоев, если и удивился неожиданному позднему визиту генерала — виду не подал. Корл посмотрел на него пристально: может, мелькнёт что-то в глазах, удивление там или усмешка… Ничего. Как ни хотелось придраться — а не к чему совсем было. Может, гвардейцы и не какие-нибудь ебанутые гении, но Корлагона они именно такими устраивали: нерассуждающими без приказа и страдающими избирательной слепоглухонемотой.       Генерал даже стучать не стал: давняя привилегия ещё с походной жизни. Может, и эту военную привычку стоило оставить в прошлом… Но пусть тогда Арчибальд прямо скажет или хоть неудовольствие выразит, в конце концов.       — Твоё величество! — позвал он, плотно прикрыв за собой дверь. — Арчи, не спишь?       — О, Корл, ты-то мне и нужен, — глухо отозвался Арчибальд из ванной. — В спальню проходи. Подожди минутку, я сейчас.       Корлагон удивился. Личная королевская гостиная, уютная и для посторонних не предназначенная, была ему привычной. И не сосчитать, сколько часов они провели тут, то вдвоём, то с другими советниками из числа особо приближенных, обсуждая политику, стратегию и тактику кампаний, строя планы, споря порой до криков… Да и шахматный столик в углу повидал Корлагоновых позорных проигрышей без счёта… Но то — гостиная. Спальня — дело иное, там генерал бывал лишь несколько раз, по большей части врываясь среди ночи с самыми срочными, ни малейшего промедления не терпящими вестями. Ебанутые гении и планы Корлагона по вкрадчивому подчинению севера на такую срочность — до спальни! — явно не дотягивали.       Он в нерешительности толкнул массивную дверь, замер на пороге: вроде и не ослушался, но и вот так просто, обыденно вторгаться в самое личное не мог.       — Твои гении совсем отбились от рук, — заявил генерал.       Из-за двери ванной раздалось неразборчивое бормотание. Корлагон прислушался — и едва не упал.       Его величество напевал. Какую-то бессмысленную, но жизнерадостную крестьянскую песенку.       Фальшивил, кстати, изрядно.       — Агар забирает с собой Гарика, и они вместе уезжают на север, — громче повторил Корлагон, заглушая королевское пение.       Может, всё-таки показалось?       Не показалось. Пение только усилилось.       — Агар с Гариком собираются удрать к колдуньям и заняться природной магией. Друидами заделались, — выдал генерал, отчаявшись добиться королевского внимания. — Я, пожалуй, уеду с ними. Присоединишься, Арчи?       — Ммм, да-да, сейчас присоединюсь, Корл, — невпопад откликнулся Арчибальд. — То есть как? К каким, нахуй, колдуньям?!       Ну по крайней мере петь его величество прекратил.       — Может, и не к колдуньям, — успокоил его Корлагон. — Но они собираются на север, а мне, то есть нам, нужно, чтобы с ними…       Объяснения застряли у Корлагона в горле, потому что его величество наконец вышел из ванной.       Нет, Арчибальд не выскочил в спальню голый, чего подсознательно опасался Корлагон. И даже не в одном полотенце на бёдрах. Нормально, в общем-то, одетый, по-домашнему: штаны, рубашка, на ногах — тапочки остроносые.       Вот только лицо было не его. Совсем.       Потому что не бывает короля Арчибальда Айронфиста без усов.       Корлагон бочком, держась за стену, прошёл несколько шагов. Опустился в кресло. Ещё раз посмотрел на Арчибальда, потряс головой, надеясь, что сейчас проснётся…       — Ну как? — спросил безусый незнакомец голосом короля. — Что скажешь, Корл?       Корлагон открыл рот, собираясь сказать, что это странно, и что Арчибальд совсем непривычный, и моложе лет на пятнадцать точно… Но сказалось почему-то совсем другое:       — Арчи, не смей выходить из комнаты!       — Что? Мне сейчас послышалось, Корл, или ты приказал мне?       Если смотреть только в глаза, нехорошо сощуренные под густыми чёрными бровями — то можно попытаться забыть об отсутствии…       Хуй там плавал. Взгляд как заколдованный всё возвращался и возвращался к трогательной, какой-то беззащитной, голой верхней губе.       Капризной, натянутым луком изогнутой губе. Яркой-яркой губе. Чуть вздёрнутой.       — Вот видишь, Арчи, — Корлагон сглотнул и всё-таки уставился на стену за спиной короля. — Видишь, что ты натворил? Даже я уже начал тобой помыкать. А представь, что будет, когда тебя увидят всякие засранцы типа Темпера!       — И что, по-твоему, будет? — насторожился Арчибальд.       И, блядь, его губы не прятались под усами. Они двигались. И смотреть куда-то ещё кроме этих двигающихся губ было выше Корлагоновых сил.       — А то и будет, — генерала разбирала злость. Ну как можно быть таким безответственным? Ну как Гарик какой-то, право слово! Хотя Гарику на троне не сидеть, не на Гариковом имидже страна держится-то, так что ему, если подумать, можно. Пусть катятся подальше вместе с Агаром… А в Айронфисте теперь и без них веселья хватит. — То и будет, Арчи, что теперь каждый мудак решит, что ты утратил хватку, и наверняка попытается укусить!       — Мне кажется, ты преувеличиваешь. — Арчибальд хотел привычным жестом пригладить усы, как много лет делал, готовясь спорить и выгадывая время. Но не нашёл усов, уставился растерянно на свои пальцы. И неожиданно сказал: — Хотя, может быть, ты в чём-то прав, Корл.       Корлагон уставился на него, чувствуя холодок суеверного ужаса, разбегающийся по позвоночнику. Арчибальд согласился? Говорил виновато? Против воли в голову полезла всякая чушь вроде древних сказок про могущественного волшебника, вся сила которого хранилась в яйце… или в яйцах? Хотя в каких, нахуй, яйцах?! Но что, если… усы?..       — Кое-кто не раз говорил, Арчибальд, — осторожно сказал он, — что ты — это то, как ты выглядишь. Маг — это тот, кто выглядит как маг. Генерал — тот, кто выглядит как генерал. А король… в общем, ты без усов не выглядишь как король, а значит… Нет, я не думаю так, погоди орать. Но другие — подумают.       Арчибальд и в самом деле не стал орать. Молча развернулся, пошёл обратно в ванную. Корлагон решил, что надо брать быка за рога и додавливать сейчас. Шестое чувство вопило в полный голос, предрекая бунты, заговоры и прочие досадные неприятности… И ведь раньше Арчибальду достаточно было заговорить ласково, чтобы особо горячие головы вмиг поостыли… а теперь, видимо, придётся эти самые головы плахой остужать.       — Арчи, ну, допустим, я могу понять Агара — у него бес в ребро и всё такое, — как мог убедительно сказал Корлагон. — Но ты-то с чего?       — Захотелось, — насупился Арчибальд. — Знаешь, это утомительно: каждый день старательно изображать злодея. Я подумал, что так буду ближе к народу. Война закончилась, может, пора менять имидж?       Упоминание о закончившейся войне попало в самое больное место. Корлагон скривился. Раньше, с усатым Арчибальдом, ему бы и в голову не пришло сказать такое, но сейчас…       — А что только усы, Арчи? Надо бы радикальнее: в шута придворного переоденься или там лосины красные напяль* — сразу будешь так близко к народу, что мало не покажется.       — Корлагон, ты совсем охуел, да? — ласково поинтересовался Арчибальд. Потом прищурился. Потом сложил пальцы домиком. Потом вздёрнул левую бровь.       — Извини, — сочувственно сказал Корлагон, — но без усов эти трюки не работают. Ты не выглядишь грозным.       — А каким я выгляжу?       И Корлагон с ужасом понял, что говорит это вслух.       У Арчибальда вытянулось лицо.       — Каким-каким? — переспросил король.       — Милым, — уже увереннее повторил Корлагон и прямо встретил его взгляд. — Да, блядь, Арчи, ты выглядишь милым.       Арчибальд задумчиво прищурился.       — Насколько милым? — осторожно уточнил он.       Корлагон обошёл вокруг короля, пристально того разглядывая, как диковинный экспонат. Арчибальд молчал, явно напрягшись в ожидании вердикта, и его настороженный взгляд дела не улучшал. А ещё, неожиданно понял генерал, корону его величество тоже таскал не зря: без металлического ободка тёмные кудри растрепались в каком-то даже трогательном беспорядке, обрамляя молодое безусое лицо…       — Обнять и плакать, — вынес приговор генерал. — И… конфетку дать, чтоб не грустил.       Арчибальд снова потянулся погладить… ну да, усы. Отсутствующие. Корлагон решился уже пойти на ложь во имя благой цели: вернуть хоть крохи душевного равновесия его приунывшему величеству, но…       — Давай, — сказал Арчибальд.       Корлагон моргнул, не понимая.       — Давай свою конфетку, — пояснил король, глядя своим фирменным «тяжело-когда-друзья-дебилы-но-куда-от-них-денешься» взглядом. — Я загрустил, и по твоей, между прочим, вине. Давай конфетку.       И тут Корлагон понял, конечно, то, что должен был понять гораздо раньше. В голове с тихим противным скрипом завертелись шестерёнки.       Очевидно, что этот безусый, милый, помолодевший… ну он просто не мог быть Арчибальдом. Генералу срочно требовалось что-то такое, что мог знать только настоящий, его Арчи. И вроде вот столько их связывало, столько было в жизни того, что могли только они одни знать — но не придумывалось ничего, хоть вой. Из-за этих проклятых усов… усов…       — Арчи, а я тут подумал, — издалека завёл разговор Корлагон; всё-таки намёки и прочие выебоны были ему чужды и непонятны, — я тут вспомнил, как ты эти самые усы только отращивать начал, и всё волновался…       Арчибальд нахмурился.       — Ну, ты тогда думал… тебе сколько, пятнадцать было, шестнадцать? Ну так помнишь, чего ты тогда боялся?       — Много чего, — огрызнулся Арчибальд. — Какой только херни я в шестнадцать не боялся. Но если ты о том… Блядь, Корл, я же велел тебе забыть! Навсегда!       — А твои усы, Арчи, это тоже ведь было «навсегда»? — Корлагон ухмыльнулся. — Ну вот, значит, «навсегда» кончилось, и я снова вспомнил, как ты боялся, что с тобой девушки целоваться не станут. Что им усы колоться будут…       И тут Корлагон вспомнил до конца. И осознал, что лучше бы и правда забыл навсегда, как приказывал мудрый даже в те годы Арчибальд…       ***       — С ними я, конечно, выгляжу по-королевски, — рассуждал вслух принц.       В этом ему повезло: усы, хоть пока и редкие, не то что у взрослых рыцарей, начали у него расти раньше, чем у ровесников. Его высочество гордился этим чрезвычайно, знал, кажется, точное число жёстких чёрных волосков над верхней губой и лелеял каждый.       Корлагон, по правде сказать, отчаянно ему завидовал.       — Только я вот о чём подумал, — не обращая внимания на молчание приятеля, продолжал рассуждать Арчи: — Девушкам, наверное, неприятно со мной теперь будет… ну, это. Целоваться.       Ну, это, которое целоваться, оставалось для обоих областью загадочного, запретного — рыцарское воспитание попустительством не отличалось, — и, само собой, манящего.       Корлагон пожал плечами. На его прагматичный взгляд, Арчи волноваться было не о чём: усы там или не усы, приятно или нет — а с наследником престола целоваться любая будет. Наверное.       Вот только сам наследник престола был в этом отношении то ли неумеренно щепетилен, то ли… Нехорошо так было думать о друге и сюзерене, будущем короле, но Корлагон всё равно иногда думал, хоть и вслух ума хватило не говорить…       То ли Арчибальд был для такого слишком романтичным.       — Я думаю, будут с тобой девушки целоваться, даже и с усами, — поддержал друга Корлагон, пряча глубже опасные мысли о возможной романтичности. — Это, наверное, такая штука, где усы не мешают…       — Мешают, не мешают — как бы наверняка узнать? — задумался принц. И тут… Корлагон уже успел изучить этот взгляд: очень такой… нехороший. С нездоровым, мягко говоря, любопытством. После таких Арчибальдовых взглядов, бывало, мёртвые кошки по замку бродили…       — Корлагон, — мягко сказал Арчи, и Корл неожиданно почувствовал себя той самой пресловутой дохлой кошкой, которой вот-вот предстоит стать зомби. — А давай проверим, мешают усы или нет?       Не мешали.       — Корл, — сказал его высочество несколько минут спустя. — Как твой будущий король, я приказываю тебе забыть это всё. Навсегда. И руки убрал, блядь!       — М-м, — очень осмысленно согласился Корлагон. Потом подумал и добавил: — Раз уж я всё равно всё должен забыть навсегда, может, я буду забывать… два поцелуя?       …И ведь действительно — забыл. Первый среди тысяч приказов своего короля, выполненный будущим генералом. И, казалось сейчас — это был самый сложный приказ.       ***       А теперь, глядя на безусого, молодого, отчаянно похожего на того… романтичного? сумасшедшего? шестнадцатилетнего принца — вот взял и вспомнил.       Нахуя, дурак, вспомнил?       — Нет, твоё величество, и не проси: из комнаты я тебя в таком виде не выпущу, — строго сказал Корлагон, снова лихорадочно пытаясь забыть. Так старался, что слишком поздно сообразил, какую двусмысленность ляпнул.       Судя по ошарашенному лицу короля, Арчибальд тоже это понял.       — Твои долбаные вассалы обнаглеют, воевать полезут, увидев тебя безусым и милым, — попытался оправдаться генерал. — Или наговорят такого, что ты сам на них воевать полезешь, Арчи. А расхлёбывать кому? Ебанутые гении, кстати, сбежали на север, зверушек ловить. Так что расхлёбывать мне в одиночку. Нет уж, сиди-ка ты в комнате, пока опять сам собой не станешь.       — Скотина, — вздохнул Арчибальд. — Бесчувственная скотина. Но ведь прав же, наверное. И что мне теперь, три дня тут в одиночестве сидеть?       Ответ, в общем-то, напрашивался.       — Я с тобой посижу, — решился генерал. — Так и быть. В шахматы?       — С усами или без, а я же снова выиграю, Корл, — ухмыльнулся Арчибальд. Смирился, кажется. — Как обычно, на желание?       Корлагон смотрел в насмешливые тёмные глаза.       Если он выиграет… А выиграет он, только если Арчибальд позволит, по правде-то говоря.       Но если он выиграет, если он всё-таки выиграет…       — Как обычно. На желание.