За краем.
— Значит, слушай. Об этом разговоре никому, сам понимаешь. А тебе пока нужно залечь на дно, уяснил? Бывший хускерл Локи и тот оболваненный паренёк неестественно замирают, как и мир вокруг них, а Тор хмурится. — Твой прежний охранитель? — Угу, — кивает Локи и развеивает иллюзию, снова являя рабочую залу. Белый ворон протяжно каркает, а затем взлетает к Иколу, вновь облюбовавшему огненную чашу под потолком. — И я не имею к этому никакого отношения, если что. Локи откидывается в кресле и наливает себе вина. Тор зарывается обеими руками в волосы и выпускает воздух через рот. Вот так новости. — А как же он испортил коронацию? — Понятия не имею, — пожимает Локи плечами. — Может то и не он был. Я только предположил, что это один человек. Тор не в силах больше усидеть на месте, подрывается со стула и начинает ходить туда-сюда, точно свирепый яртрауд в клетке. — Вот ведь, змея! Локи салютует кубком. — Сразу же видно было, какой он подхалим и завистник! — не может усмирить злость Тор. — Зачем ты вообще его в хускерлы взял? — Мои приказы он выполнял. — И думаешь, не вонзил бы нож в спину, появись у него такая нужда?! — Конечно, вонзил бы, — глоток вина. — Как и я. Мы понимаем друг друга: не друзья, не боевые братья, а лишь деловые партнёры, знающие себе цену. Жаль. Локи покачивает бокал, смотря на красочные переливы света, играющие в плещущемся вине. Тору отчего-то кажется, что сейчас он не врёт — лишаться полезной шестёрки ему правда жаль. И отодвинув гнев чуть в сторону, Тор понимает, что эта новость не могла настолько сильно расстроить брата. И сколь ни хотел бы он знать настоящий ответ, понятно — сейчас Локи его не даст. Нужно затаиться до поры, а потом прижать упрямца к стенке. Ох уж и не любит Тор этих игрищ и хождений вокруг да около. — И что же дальше? — спрашивает он, как можно сдержанней. Локи поднимает глаза, замечает его реакцию, но боле никак себя не проявляет. — На твоё усмотрение, братец. — Да? — кривится Тор злой улыбкой. — Если спросишь меня, то я за суд, который ничего не докажет, ибо праздные разговоры и подначки дураков не могут быть преступлением. Злость вспыхивает вновь. В этом Локи прав, Орлерд действовал тонко, вынудив Юхена самостоятельно приговорить Тора к смерти. Но первого уже оправдали по просьбам лично пострадавшего, а вина второго формально лишь в слишком рьяном желании обсуждать кары неверных новому царю в самых неподходящих местах. — Но ты можешь вызвать его на тинг. Этому я тоже препятствовать не стану. Тут и думать нечего. Тор плохо помнит взрыв, зато хорошо — боль и унижения, последовавшие дальше. А так же бледное лицо матери, бдящей у постели, и её тихие грустные песни, которые она пела, когда думала, что Тор отошёл ко Сну. — Ты уже решил. — Одним глотком Локи допивает оставшееся вино и, съезжая по креслу, пьяно смеётся. — Прощай, Орлерд. Да, Локи определённо жаль. Магический засов на двери вдруг с характерным щелчком отходит в сторону и поворачивается вертикально полу. Доносится мелодичный звук браслетов, и вскоре появляется мать, держа пару светящихся свитков в руках. — Локи, — хмурится она осуждающе. — Что, великие предки, случилось в Ванахейме? И ты просмотрел мои записи переговоров с йотунской царицей? — Мам, может чуть позже? — вступается Тор. Уж не до Йотунхейма с его проблемами прямо сейчас. Локи, несмотря на блестящие от алкоголя глаза, выравнивается в кресле и пару раз хрустит шеей. — Да, ваше величество, — безэмоционально говорит он, и Тор раскрывает рот от удивления. Судя по явному замешательству на лице, для матери странный фортель Локи тоже внезапен. — Вы проделали отличную работу, благодарю. — Локи?.. — неуверенно спрашивает она, и Тору хочется этого паршивца как следуют встряхнуть. В каком бы душевном раздрае он ни пребывал, не стоит вымещать это на матери. — Мы с братом только что узнали, насколько заврался наш начальник стражи, — поднимает Локи невинные глаза. Но есть что-то в изломанных бровях и неестественной полуулыбке, что-то, что Тор безуспешно пытается прочитать. — Например, он сказал, что сам побежал спасать нас на Радужный мост. Но теперь я знаю, что это был ваш приказ. Мать замирает, и отвечает в тон Локи: — Но тайны имеют свойство раскрываться. — Верно. Что вообще происходит? Какой-то нелепый театр, без сценария и сцены. Предки, дайте хотя бы пару минут, ему нужно лишь немного подумать, и он во всём разберётся.…
— Привет, Скурдж, — Локи, поправляя перчатки, здоровается со здоровяком, гордо татуировавшем собственную лысую макушку. — Брунхильда, — кивает и в сторону светловолосой валькирии. — Как служба? Оба новых привратника почтительно склоняют головы. — Он устроил тут свалку, — резко жалуется Брунхильда, кивая на гору непонятного хлама в углу. — Ещё и девок водит. — Ч-что?! Всё не так, ваше величество! Я лишь собираю редкие образцы со всех миров и демонстрирую желающим! Поднимаю уровень образованности, так сказать. Локи некоторое время осматривает нелепую кучу, ощупывая её проверочными плетениями. Никаких опасных артефактов или вообще чего-то магического в «коллекции» нет. — Ты не маг, Скурдж, но неужели к твоему оружию не прикреплён васа? Спрячь, кхм, образцы туда. Скурдж зависает с смешно трясущейся руке нелепой цилиндрической штуковиной из дешёвого металла. — Ну так, я… ну, в общем... — Он уже забил васа до отказа! — закатывает глаза валькирия. Локи по-хорошему поражён: забить васа, — такое он раньше встречал только у оптовых торговцев. Подобную тягу к обогащению Асгарда контрабандными диковинками со всех девяти Миров нельзя не уважать. — Купи себе ещё васа, главное чтобы к моему возвращению мусор был убран. — Да, мой царь, — скорбно склоняет чело Скурдж. Брунхильда победно ему улыбается. — Куда направляетесь? — уточняет она, подхватывая огромный клинок и вгоняя его в паз. — В Свартальвхейм. — В одиночку? — приподнимает она бровь. — Ты тут стоишь не чтобы задавать вопросы, — напоминает Локи. Проходя мимо Скурджа, он сочувственно хлопает беднягу по плечу. Нести пост с такой заразой уже немалый подвиг. Вспышка, полёт, и вновь безрадостный ландшафт Сварта. Пара шагов по чёрному песку, пинок ближайшего камушка. До сих пор хочется вновь призвать белого ворона и взглянуть в прошлое, которое запомнила эта птица. Увериться, что в первые пятнадцать раз понял что-то неправильно. Он останавливает руку в одном пассе от желаемого и продолжает путь к хроккару. Он прилетел сюда не просто так. Их сейдконны и сейдманны продолжают ударными темпами восстановления тёмно-эльфских технологий. А маленькая, но значимая деталь, до сих пор нужна. И Локи будет не Локи, если не заставит безмозглый источник бесконечной мощи себе подчиниться! Путь до пещеры осложняется пылевой бурей, которые тут не редкость. Даже со включенным силовым щитом лететь лишь по поисковым плетениям неприятно — Локи любит видеть свой путь четко и ясно. И чтобы ветер красиво развевал волосы. Пещера всё та же: высокие стены и одинокая глыба с опаленным боком посредине. И сам Эфир, такой же манящий и завораживающий. Шепчет что-то. Но даже не разбирая слов, Локи понимает, что это лживые обещания о невероятном могуществе. — Ты лишь высосешь меня до дна и продолжишь тщетно ждать своего господина. — Локи кружит вокруг колонны и небрежно кидает в зазор меж плит мелкий камушек. Эфир не ждёт, оглашает взрывом многострадальные стены мгновенно. Локи усмехается, сворачивая щит тёмной энергии. — О, вот как мы теперь заговорили. Локи следит и просчитывает, прикладывает все возможные гипотезы на классическую теорию взаимодействия сейда. Он поймёт эту штуку, и она ему подчинится. Пока известно лишь, что Эфир относится к уникальным реликвиям, зародившимся вместе со вселенной до эльфов, до асов и йотунов, даже до имир — прародителей всех несмертных народов. И как-то же король эльфов смог обратить эту мощь на благо своему народу. Чем Локи хуже? Через восемь часов, заполненных сухими расчетами на прихваченных свитках, взрывными экспериментами и пререканиями с неодушевлённой реликвией, Локи приходит идея закинуть в Эфир голема. Благодаря неразрывной связи Локи сможет почти прикоснуться к тому, что представляет из себя Эфир на самом деле, ничем не рискуя. Кроме самого голема. Прежде, чем он успевает одуматься, Икол прилетает на зов, а за ним и альбинос. Всё, от чего так хочется уйти, душит с утроенной силой. Локи смотрит на красные глазёнки птицы, и приглашает её к себе на руку. — Покажи мне ту ночь… снова. Альбинос каркает, разводит крылья и пещера пропадает. По кирпичикам вокруг вырастают золотые стены, постель-ладья и лежащий на ней отец, матушка, опасливо оглядывающаяся то на Локи, то на Тора. — О, а ты искусный лжец, брат, и всегда им был, — презрительно выплёвывает прежний Тор. — Я рад, что ты вернулся, — торопливо говорит Локи. Неужели он и правда выглядит со стороны так? — И если позволишь, я уничтожу Йотунхейм. Вспышка. Братец, проламывая стену, вылетает прочь. Прежний Локи кидает болезненный взгляд на мать, а потом со всех ног уносится из опочивальни. Локи помнит, что очень страшился увидеть презрение и отвращение на родном лице. Зря. Мать растеряна, и то лишь до поры. Врываются хускерлы с Орлердом, шумят, орут друг на друга и без толку заглядывают в огромную дыру. — На мост! — командует мать стальным тоном, и комната, полная мужчин, затихает. — Моим детям нужна ваша помощь, выполняйте свой долг! В этот раз Локи не провожает взглядом уходящих — за множество просмотров он успел изучить эти события наизусть, минута в минуту. Как только уходит последний хускерл, лицо матери лишается эмоций. На отца она даже глаз не опускает, пока тот лежит беспомощным на своём ложе. — Скоро всё кончится, — обречённо говорит мать. — Скоро всё кончится. Когда гремит первый удар Мьёльнира по мосту, отец раскрывает здоровый глаз. Увы, это лишь поверхностное воспоминание о произошедшем, и потому Локи не дано понять, что именно делает одна из самых могущественных сейдконн Асгарда. Видно лишь, как она простирает руки над грудью Одина, и тот, будучи не в силах пошевелиться, возится на простынях, словно новорождённый младенец. — Прости, прости, муж мой, — она словно бы испытывает невероятную боль, но рук не отводит, даже когда тот начинает извиваться и хрипло звать её по имени. — Прости. Когда мост рушится, рёв и ослепительный свет доходят и до этого зала, унося с собой жизнь великого Всеотца. Локи рассеивает иллюзию, возвращаясь в тихий грот свартальфхеймской пещеры, посреди разбросанных расчётов и опалённых камней. Эфир уже и не шепчет, а будто издевательски смеётся. Локи со злостью призывает тёмную энергию и сильно бьёт нахала. Оу.…
Хёд в целом любит такие деньки. Размеренные и спокойные, когда можно поплести венки и поболтать с братом и Нанной. Они неуловимо напоминают ему о днях в Льесальвхейме. Жизнь там была не сахаром, но и у неё имелись свои светлые моменты. — Что-то леди Джейн в последнее время не видно, — лениво говорит Бальдр, кидая лежащей с ним на кушетке Нанне в рот пару сладких ягод. — Леди Герд говорит, что бедная смертная заблудилась в библиотеках, — Хёд делает завершающий узелок в венке и любуется своей работой. Для крепкого сна; его можно подкинуть царю, чтобы тот поменьше изводил себя работой. — Да и сама леди Герд бывает тут только вместе с Локи, — вздыхает Бальдр. — Это его покои, в конце концов, — пожимает плечами Хёд, и поднимается налить себе немного мёда в кубок. Он не так сильно скучает по их общим шумным посиделкам, особенно, когда сам Локи явно был не восторге от такого количества народа в своих комнатах. Но каким-то образом это место стало их общим убежищем, даже когда сам царь пропадал на службе государству. — А Видар… — А Видар и вовсе, в отличие от всех нас, его величеству помогает. Бальдр беззаботно отмахивается и тянется за вазочкой со сладкими лепестками. — Как думаешь, — спрашивает Нанна, облизывающего пальцы мужа. — Царь даст нам дозволение на ребёнка? Хёд чуть не роняет кубок от неожиданности. — Конечно, — улыбаясь во весь рот, отвечает Бальдр. Даже жалко его разубеждать, ведь только речь заходит о детях, как глаза брата и его жены начинают светиться искренним счастьем. Но только суровая реальность твердит, что давать такое дозволение пока не за что. Бальдр не входит в касту воинов, а Нанна — мыслительниц. Они не занимают никаких должностей, да и из личного имущества — лишь половина домишки где-то в Льесальвхейме. Неужели, пример матушки ничему брата не научил? — Послушай… Двери со страшным металлическим грохотом распахиваются, не дав Хёду закончить мысль, и в зал влетает всклокоченный Орлерд. — Где царь?! — орёт он, пока все трое таращатся на него, замерев напуганными орлони. — Его брат обезумел! Лёгок на помине, в дверях появляется и Тор, заставляя Орлерда опасливо пятиться вглубь гостиной. — Довольно! — Тор грозно держит перед собой Мьёльнир, и тот исходит мелкими искорками. — И я, и он знаем о твоих гнусных преступлениях! И ты ответишь за них в честном поединке! — Как ты смеешь?! — Орлерд сжимает кулаки и грозно хмурится. Хотя Хёд видит предательскую капельку пота, текущую по его виску. — Бывший принц, бывший сын Одина, сейчас ты никто! Орлерд и Тор рожи корчат друг другу страшные и не менее страшно рычат. Хёд тянется на всякий случай в карман за исцеляющим венком. Ерунда, конечно, как и вся альвская школа магии, но лучше у него нет. — Я не стану принимать вызов пустоты! — заканчивает свой пламенный монолог Орлерд, но вопреки словам достаёт меч и грозно им потрясает. — Посмотрим, может ли пустота сделать это! Тор прыгает вперёд с молотом наперевес, но Орлерд успевает уйти от удара и тот приходится на пол. Комнату сотрясает, как от землетрясенья. Мебель, что поближе, разлетается в стороны, звонко бьются о пол вазоны с фруктами; несколько подушек, прожженных разрядами молний, выплескивают опаленные перья. Бальдр мгновенно хватает Нанну, и они слаженно прижимаются к дальней стене. Хёд в панике не столь дальновидно упирается в колонну посреди комнаты. — Аааар! Орлерд, чтобы отвлечь Тора, кидает в него низким столиком и пытается обойти стороной, направляясь к выходу. Но не тут-то было, и Тор идёт в наступление. Лишь в последний миг Орлерд бьёт наотмашь мечом, оставляя на скуле противника тонкую отметину. Тор таращит глаза (недолго, всего полсекунды), но Орлерд успевает воззвать к силе своего оружия, и меч вспыхивает ярким белым светом. — Я упеку тебя за решётку, бывший принц, — презрительно выплёвывает он, осторожно обходя Тора и держа сияющие лезвие оборонительно. — И вновь попытаешься сжечь в камере без приказа?! — рокочет Тор. Лицо Орлерда вытягивается от удивления, Тор не ждёт более удобного случая — делает новый выпад и серию атак. От части Орлерду удаётся уклониться, часть заблокировать, но и одного удара Мьёльнира хватает, чтобы отправить его в полёт через всю комнату. Хёд сползает вниз и не может удержать вздоха облегчения. Неужто конец этого безумия? — Ты думал, мы никогда не узнаем? Тор подходит к завалившемуся в ещё одну кучу порушенной мебели оппоненту, медленно раскручивая молот больше для эффектного грозного вида. Когда ему в лицо летит горсть земли из разбитого горшка с цветами, а затем прилетает и сапогом в грудь, Тор к этому оказывается не готов. — Я думал… — шатаясь выпрямляется Орлерд. — Может если твой блеск прекратит слепить ему взор, Локи оглянётся и увидит, что ты никогда и не был ему нужен! Из носа у него тоненькой струйкой течёт кровь, Орлерд, уже не особо заботясь о приличиях, протирает её полой плаща. — А кто ему нужен? — вновь кидается в атаку Тор. Орлерд блокирует, но в этот раз вместо нового удара Тор продолжает продавливать противника, — Ты? — А может и я?! — со звучным харканьем Орлерд плюёт Тору в лицо, ставит искусную подножку, и стоит тому только завалиться, седлает спину и выворачивает рабочую руку. — Из меня брат всяко получше бы вышел! Несмотря на это Тор смеётся. — Он в тебе друга-то не видит! Так… инструмент удобный. Это ты у нас пустое место! Орлерд ревёт от злости и начинает выворачивать руку сильнее, пока не слышится характерный хруст, от которого у Хёда кровь в жилах стынет. — Аааа! — откуда ни возьмись к парочке подлетает Нанна с огромным золотым кувшином в руках, Локи в нём уже пару месяцев настаивает сырое мясо на солнышке, чтоб забродило. Она, как следует размахнувшись этим самым кувшином, точным ударом в перекошенное лицо сбивает Орлерда с Тора, вывалив всё содержимое на дорогущую шкуру горного альфхеймского трискоча. — Хватит! — роняя огромные слезы, кричит Нанна. А потом, видно от переизбытка чувств, надевает кувшин со всем оставшимся на дне мясом Тору на голову. — Устроили тут!…
По возвращению, Локи идёт в покои матери. Он не понимает, как к ней относиться после увиденного, но терпеть повисшие в воздухе вопросы нет сил. Сердце упрямо твердит, что есть двойное дно у всей этой неприятной истории, и не могла матушка без повода так поступить с отцом. Разум же лишь презрительно просит прекратить заниматься ерундой и признать уже очевидное. Ложь отца, ложь матери. Вся их семья соткана изо лжи и предательств, удивительно, что Локи так плохо вписывался. — Всё же пришёл, — вздыхает мать, когда он бесшумно приближается к её рабочему столу. Сидит согнувшись над свитками в полутьме, освещенная лишь слабеньким колдовским огоньком. — Да. Локи не в силах начать этот разговор, садится напротив и разглядывает её от плетёных кос до колец на пальцах. Ничего не изменилось, он видит заботливую маму, читающей ему с Тором на ночь легенды всех миров. Как она может не меняться, даже после всего? Мать тоже молчит, устало прикрыв глаза и отодвинув свитки в сторону. — Зачем? — все же находит в себе силы спросить Локи. Тюр, этот злокозненный подлец, уверяет Локи, что матушка всегда стремилась лишь к власти. Но это же такая чушь! Если сталось так, то неужели не нашла бы столь умная асинья лучших лазеек, чем править через далеко не самого глупого и покорного сына? — Я любила вашего отца, — признаётся она. — Все мои завистники и злопыхатели могут отправляться в Хель, я его любила. Локи не двигается, стараясь даже лицо держать каменно бесстрастным. — Тогда тем более: зачем? — Ты сказал мне в Пустотах, что дар предвиденья для того и нужен чтобы менять события, — грустно хмыкает она. — Но иногда для того чтобы сдвинуть ось событий, приходится идти на жертвы. Глоток воздуха. Локи зажмуривается. Трясёт головой в неверии. — Ты не лишилась дара предвидения? — Это очень опасно. Будущего нет, но есть мультивселенная с бесконечным множеством миров, я… — Отпускаешь свой разум исследовать миры, подобные нашему, но где время зашло чуть дальше, я знаю, — грустно улыбается Локи. Теорию предвидения он знает отлично, жаль, для практики нужно больше. — Но я бы смог доказать ему, он бы понял, а потом… чтобы там ни были за события, неужели нельзя решить по-иному? — Локи, — мать произносит это с таким сочувствием, что он окончательно понимает: то, что он сам себе напридумал об отце — лишь грёзы. Реальность была другой, всегда. — Покажи мне… я не хочу судить тебя за содеянное, мама, не хочу видеть самодовольную рожу Тюра или Хермода! Я хочу знать правду. — Тебе не понравится увиденное. — Мне многое не нравится. Она поднимается из-за стола и садится в удобное мягкое кресло, подзывая Локи ближе. На секунду ему страшно, невпопад вспоминается собственная обречённость в сокровищнице и готовность уйти за край. Ведь это почти то же самое — дать могущественной сейдконне провести собственный разум по похожим, но чуждым мирам. Он гонит эти сомнения прочь. Садится на пол и кладёт голову на колени матери. Её мягкая прохладная ладонь касается лба, а затем Локи падает. Калейдоскоп образов, сначала очень невнятный. Он видит себя бредущим по черному песку Свартальвхейма с искорёженным доспехом на месте самого сердца. Есть здесь и Тор, холодный самовлюблённый, таскающий Локи на цепи, как домашнего зверька. Всё дёргается и мельтешит, то на них одни доспехи, то другие, то они противостоят рогатому монстру, то погибают самыми разным способами. Затем образы выравниваются, появляется последовательно и логическая цепочка действий. Локи видит собственную смерть на Радужном мосту. Если бы пришёл отец, ему не суждено было вернуться домой в ту ночь. Видит и своё возвращение. Загнанный и мечущийся по Мидгарду в поисках силы и отмщения. Сидящий в клетке. Смерть матери, тысячи асов, вышедших с ней проститься. Снова себя гибнущего на черном песке Свартальвхейма. И воскрешающего Суртура. Локи, резко отпрянув, валится на пол. Он не может понять, где он, и кончилось ли видение, или он всё бредёт по осколком несбывшегося будущего. — Я… — начну Рагнарёк, с ужасом думает Локи. — Нет, — каким-то образом мама уже рядом и крепко обнимает Локи, поглаживая по волосам. — Ты, как и все, увидел лишь самые крохи. Неумолимая волна начала бы подъём в день крушения моста и в конце затопила всех. Уже немного проще. Локи смущается своего недостойного мужчины поведения и пытается отодвинуться. Но мать только крепче прижимается и наконец проливает удерживаемые всё это время слёзы. — Твой отец сделал этот выбор сам. Он захотел Рагнарёка. Я сделала свой. Локи ошалело смотрит, будто бы со стороны, как медленно смыкаются за спиной мамы его собственные руки, а всё тело расслабляется. Раздаётся три «бом-бом-бом» с другой стороны двери, а потом в темные палаты заглядывает встрёпанный и перемазанный чем-то Тор. Пахнет от брата подозрительно вкусно настоявшейся слангятиной. — Это… — мнётся Тор на пороге. — Ты только не злись, брат……
Малекит просыпается, резко вырванный из многотысячелетнего сна в одно мгновение, будто засыпал лишь вчера. Гудит корабль, активируя один модуль за другим, рядом вспыхивают красные огоньки индикаторов, которые сейчас для его глаз лишь расплывчатые пятна. Когда держатели опускаются, в первую секунду Малекит думает, что ноги не удержат, и он жалко упадёт на пол. К счастью, нет, но шаги выходят несмелыми, и каждый даётся со своей долей усилий. Он оглядывает иллюминатор, показывающий невероятную, холодную панораму скопления далёких звёзд и парящих вокруг астероидов. Место, ставшее пристанищем его народа на последние тысячи лет. Сколь же их прошло, пять, десять… живы ли хотя бы потомки рогатого царька, которым он мог бы пронзить сердце? Остатки подданных тоже пробуждаются и гомонят внизу. Верный Алгрим оказывается рядом раньше всех. — Эфир нас пробудил, значит, Схождение близко. Да. Он удовлетворённо улыбается. За его жену, наследника, за всех воинов и обычный люд — он отомстит. И Асгарду, если тот до сих пор марает космос своим присутствием, и остальным мирам, за то, что несмотря на все мольбы, так и не протянули руку помощи. Он отомстит.