Второй Шанс

      Осознание того, что я жив, пришло ко мне вместе с болью в разрезанных предплечьях. Со стоном открыв глаза, я ослеп от льющегося из окна желтоватого света. Рефлекторно дёрнувшись, я понял что едва могу двигаться. Деревянное тело едва слушалось: даже моргать было больно. Однако то, что я не в тюремном лазарете, жив, и меня лечат, является подтверждением успеха моей авантюры. Понимание этого факта успокоило меня настолько, что я не заметил, как уснул. Следующее пробуждение было куда более приятным: моё тело крепко обнимали, а чьё-то дыхание щекотало шею. Слабость давила к кровати, но чувствовал я себя гораздо бодрее, чем в прошлый раз: тело постепенно начинало откликаться на мои приказы, а раны зудели. Памятуя свой прошлый опыт, глаза я открывал медленно, чтобы не ослепнуть, но в палате было достаточно темно, лишь только выкрученная на минимум панель освещения заливала помещение слабым бледным светом. Аянами спала рядом, наверное умаялась за день. Предплечья ныли и чесались, не давая мне лежать спокойно. Чтобы хоть как-то избавить себя от этого ощущения, я попытался почесаться, но своими движениями разбудил девушку. Рей проснулась резко, как будто и не спала:       — Я рада, что ты очнулся. — она изменилась, пока я был в отключке.       — Привет, Аянами, ты что делаешь в реанимации? Что с тобой? — неужели девушка так волновалась, что смогла договориться с врачами и попасть ко мне?!       — Мне разрешили присутствовать в твоей палате. — только сейчас замечаю, насколько она бледная и изможденная: заплаканные глаза, следы недосыпа на лице, бледная кожа и потухший взгляд.       — Нельзя так волноваться, я же не неделю в коме провалялся. Максимум пару дней в отключке, это ведь не страшно: со всеми хоть раз в жизни, да случается…       — Сегодня среда, семнадцатое сентября: ты был без сознания девятнадцать дней.       — О чёрт! Надеюсь я ничего важного не пропустил?       — Нет: через неделю должна состояться реактивация Евы-00. Новым Командующим назначен Козо Фуюцуки: Икари Гендо находится на излечении в психоневрологическом диспансере. Доктор Акаги три дня назад выздоровела и приступила к своим обязанностям. Моё состояние постепенно улучшается.       — Значит, всё прошло хорошо… — последние сомнения в успехе моей авантюры развеялись.       — Мне сказали позвать врача, если ты придёшь в себя. — девушка встала, поправила примявшийся подол юбки и нетвёрдым шагом вышла из палаты: да она же едва на ногах держится! Неужели я настолько выложился, что чуть не умер, или это последствия того, что я не до конца восстановился перед боем? За стеной послышался торопливый стук каблуков и в палату ворвалась Рицуко с совершенно безумным взглядом. Плюхнувшись на стул, стоящий возле койки, женщина поправила халат и начала меня отчитывать:       — Ты идиот! Зачем ты попёрся на верную смерть, если знал, что шансы мизерные?! Тебе жить надоело?! Ты знаешь, что тебя от ИВЛ хотели отключить, я едва смогла уговорить заведующего реанимационным отделением дать тебе ещё десять дней!       — Ты чего кричишь? Я жив, со мной всё хорошо, а ты сама чуть не умерла, пришлось дверь выбивать. Нечего было себе вены резать: я не люблю, когда красивые девушки истекают кровью.       — И ты решил последовать моему примеру? Кстати, то что с тобой всё хорошо — не твоя заслуга: ты умудрился почти два литра крови потерять за 15 минут, и тебе ничья кровь, кроме Аянами, не подошла. Хорошо, что это вовремя поняли, а то угробили бы тебя окончательно… Ладно, отдыхай, не буду тебя тревожить пустой болтовней. — девушка встала со стула и пошла прочь из палаты. Замерев на секунду возле выхода, она не оборачиваясь и едва слышно спросила: «Ведь ты сделал это всё из-за меня?». Не дожидаясь ответа, Акаги переступила порог и быстрым шагом направилась прочь. Через несколько минут вернулась Рей с медсестрой, мне поставили капельницу и я провалился в дрёму, пока тонкие прохладные пальцы ласкали мою ладонь…       В больнице я провалялся ещё три дня. Препараты железа колоть мне перестали, прописали какие-то таблетки и кучу витаминов, а перед выпиской сняли швы на руках. Отныне мне придётся ходить в рубашках с длинными рукавами: руки покрывала причудливая сеть шрамов, в точности повторявшая узор вен, синеющих под кожей. Багровые рубцы, просвечивающие синевой, выглядели отвратительно, заставляя коситься прохожих. Свежий ветер кружил голову, а от яркого света у меня по-прежнему болели глаза, но в остальном я чувствовал себя терпимо, учитывая то, что выжил я лишь чудом. У этого чуда были красные глаза, синие волосы и оно очаровательно залипало, когда сталкивалось с неизвестным. Запрыгнув в электричку, я расслабленно плюхнулся на сиденье и закрыл глаза: после такого я ещё месяц буду вялым, как овощ. Занятый борьбой со сном, я чуть не проехал собственную остановку, потеряв связь с реальностью. Из дрёмы меня вырвал механический голос: «Ускорьте посадку, двери закрываются. Следующая станция — „Парк цветущих вишен“. Приятной поездки!». Как ужаленный я подскочил со своего места и понёсся к выходу, расталкивая толпу.       Вывалившись на перрон через полузакрывшиеся двери, я чуть не потерял сознание: в моём состоянии подобные пробежки недопустимы. Облокотившись на столб, я медленно приходил в себя, ведь отсюда до дома Акаги идти ещё пару километров: жилые пригороды Токио-3 занимают огромную площадь, постепенно перетекая в фермы и поля. Как только ноги перестали подгибаться, а мухи перед глазами улетели в теплые края, я закинул джинсовый пиджак на плечо и пошагал прочь со станции. Дом Акаги встретил меня разрухой: грязные вещи разбросаны по всей квартире, котэ деловито перебирается между этим непотребством, периодически обнюхивая и поправляя горки по своему разумению. Коробка с кошачьим кормом перевёрнута набок и вскрыта, отдельные куски корма разбросаны по светлому кафелю кухни. Бардак дополняла куча пивных банок характерного бронзового цвета и множество коробок из-под пиццы. Огромный промышленный холодильник с магнитиком в виде пингвинчика Тукса, знакомого каждому сисадмину, наполнял помещение громким и противным гулом. Включив режим Шерлока, я стоял посреди всего этого разгрома, шевеля тугими от анемии мозгами: Аянами так нагадить просто физически не могла, Акаги ревностно поддерживает чистоту, а пиво не пьёт вообще: только вино или шампанское. Вот только Кацураги мне не хватало…       Дверь в комнату Рей была открыта, являя мне спящую в майке и шортах на голое тело Мисато. Наверное, она приехала, когда узнала про состояние подруги. По трезвому рассуждению, оставаться мне тут опасно: хрен его знает, что она отчудит, а я не в том состоянии, чтобы защищаться. Тихо пройдя в свою комнату, я начал собирать те немногие вещи, которые были доставлены сюда вместе с нами. Сборы не заняли много времени и сил: закинуть комплект школьной формы девушки, несколько пар белья и свою одежду не обременительно даже для такой развалины, как я сейчас. Пока я копался, Мисато спала как убитая, не реагируя на окружающий мир. Закончив свои дела, я тихонько устроился на диване в гостиной и включил музыку, ожидая Рей. Из лёгкой дремоты под спокойную мелодию меня выдернули осторожные прикосновения к плечу: Аянами вернулась из города. Кинув взгляд на сумки, она спросила:       — Куда мы переезжаем?       — Обратно в наш дом, надеюсь что наши вещи там целы.       — Это из-за капитана Кацураги? — в логике девушке не откажешь…       — Да, не думаю что она сможет адекватно реагировать на моё присутствие.       — За десять дней её проживания в в доме Акаги я не слышала от нее негативных реплик в твой адрес.       — О мёртвых либо хорошо, либо никак, Аянами.       — Но ведь ты жив, почему ты так говоришь?       — Тогда это не было очевидным фактом. Выбери несколько книг, которые мы возьмём к нам, чтобы тебе не было скучно, и мы пойдём.       Рей будто отдалилась от меня… Неужели это из-за Гендо? Нужно будет спросить у неё, когда мы переедем. Вызванное такси уже через несколько минут стояло возле калитки, а девушка несла в руках увесистую стопку книг с кучей жёлтых закладок с пометками, известными только ей одной. Я же закинул наши пожитки в багажник и сел на заднее сиденье. Путь предстоял долгий: квартал, в котором мы раньше жили, находился на другом конце города. Водитель, улыбчивый пожилой японец, решил видимо немного поболтать:       — Какая вы чудесная молодая пара! Я так рад за вас: я вряд-ли согласился бы брать на себя такую ответственность в вашем возрасте. Семья и дети это очень важная часть жизни, и то, что вы решились на такой шаг так рано, впечатляет. В конце концов, это хорошо, что молодёжь думает о будущем… — пока я думал, как объяснить ему сложившуюся ситуацию, Аянами ответила:       — Мы родственники, и я не могу иметь детей. — таксист поперхнулся словами, только удивлённо переводил взгляд в зеркале с меня на мою соседку.       — Странная нынче молодёжь пошла… И зачем вы переезжаете на вольные хлеба, да ещё и вместе? — Рей снова ответила первой:       — Потому, что я хочу быть с ним рядом. — водитель даже ничего не ответил, решив не отвлекаться на разговор со столь странными пассажирами.       В нашем квартале ничего не поменялось, за исключением того, что мусора стало меньше, а пыли значительно больше. В подъезде явно кто-то убирал, но это не особо повлияло на чистоту: запах мочи и прокисшего пива уже въелся в бетон на пару сантиметров. Квартиры встретили нас в том же состоянии, в котором мы их покинули: ничего не пропало, все вещи были на своих местах, присыпанные небольшим слоем пыли. Еда в холодильниках протухла и распространяла омерзительный запах, чем вызывала немедленное желание её выкинуть к такой-то матери. Решив не мучить себя, я просто вышвырнул мусорный пакет в окно и проветрил помещения: сил бегать через квартал к ближайшему мусорному баку у меня не было, камер тут отродясь нет, а собаки и такое готовы сожрать. Пока я возился с пропавшими продуктами и мыл кастрюли, Рей уже успела разложить вещи и лежала на кровати, смотря в пустоту. Вытерев руки полотенцем, я спросил:       — Что с тобой случилось? С тех пор, как я пришёл в себя, ты сама не своя. Что-то произошло? Я чем-то тебя расстроил?       — Не бросай меня… — кажется, её нельзя оставлять одну…       — Почему я должен тебя бросить?       — Раньше я была нужна Командующему Икари для того, чтобы исполнить его план. Теперь я бесполезна, ведь его план рухнул, а больше я ни на что не пригодна.       — Ты нужна мне не для того, чтобы исполнять чей-то план: мне просто приятно рядом с тобой. Мне хорошо с тобой, и это единственная причина, по которой я хочу видеть тебя рядом с собой.       — Я бесплодна и не обладаю навыками готовки, не умею поддерживать порядок, а потому буду для тебя плохой женой.       — И что с того? Ты думаешь, что мне нужны от тебя дети и кухня? Готовить я и сам умею, а дети не приносят счастья: благодарности от них не дождёшься, и единственное, что они тебе принесут — это недосып и траты. Вообще, задумываться о будущем рановато: идёт война, и мы можем погибнуть в любую минуту. Ты нужна мне, потому что ты заняла место в моём сердце. Я ощущаю себя нужным, заботясь о ком-то, и ради этого я живу. — ложусь рядом с девушкой и слегка приобнимаю её, стараясь не потревожить раны на руках. — Ты спасла мне жизнь, сама чуть не умерла, отдавая мне кровь, потом ещё и заботилась о моей бессознательной тушке в больнице. Ты думаешь, что всё потеряно? Серьёзно?       — Я изучала людей, и твои требования к спутнице жизни кардинально отличаются от общепринятых. В твоём прошлом мире это было нормальным?       — Нет, там это было ещё большим отклонением от нормы. Я люблю тебя.       В Японии не принято открыто говорить о своих чувствах и прямо отвечать на вопросы. Аянами, услышав эти слова, замерла на несколько секунд, смотря в никуда. Девушка погрузилась в свои мысли, наверняка обдумывая то, что я сказал. Разговор затих сам собой, а потому мне оставалось только нежиться в кровати под одеялом и наслаждаться заслуженным отдыхом. Те, кто всю жизнь провёл за компьютером и никогда не выкладывался на полную, не ощутят то блаженство, пропитывающее каждую клеточку твоего тела, когда ты просто лежишь и отдыхаешь после того, как переступил черту своих возможностей. Я почти ослеп и оглох без своих привычных способностей, наверное сейчас я даже муху своим щитом не удержу, но это того стоило. Впервые с тех пор, как я открыл глаза в поезде, я почувствовал себя в безопасности: Гендо в дурдоме, Аянами меня любит, Мисато хорошо пришили руку, а я выжил и не остался инвалидом. Открыв один глаз, я наблюдал за тем, как обнажённая синеволосая девочка обживалась в моей квартире. Пустой стол заселяли книги, гибкое белое тело периодически мелькало в полосках света, падающих из щелей тяжёлых черных штор, будто исполняя причудливый танец. Однако, кроме приятных действий, нужно совершать и полезные: чужая память не хранится долго, если её не превратить в свою. Поэтому нужно приступать к этой неприятной, но необходимой процедуре.       Как же я ненавижу оставаться наедине с собой: омерзительно осознавать, кем ты являешься внутри, под скорлупой из морали и привитых ценностей. Мы все психи и сумасшедшие твари, готовые убивать и жрать друг-друга, если нам это нужно, и тьма под веками — лишь бездна, полная чудовищ. Водоворот мыслей захлёстывал меня, утягивая на дно, где жило то, с чем я не хотел бы встречаться. Чужая жизнь рваными лоскутами несётся перед глазами, периодически сменяясь смутными и размытыми образами. Сотни событий сменяли друг друга, образы менялись, а меня начало мутить. Потеряв концентрацию, я прервал просмотр и резко открыл глаза: голова опять болела, перед глазами всё плыло, а из носа капала кровь. Неужели я умудрился перенапрячься, просто копаясь в своей голове? Обеспокоенная Рей склонилась надо мной с салфеткой, вытирая размазанную по лицу кровь. Заметив, что её рука дрожит, я попытался её успокоить:       — Всё хорошо: я просто немного перестарался, это не страшно и скоро пройдёт.       — Мне неприятен вид крови, особенно твоей: кровь — средоточие жизни, и мне больно видеть, как она тратится в пустую.       — Иногда это необходимая жертва, хотя сейчас я действительно глупо поступил: поймал бы инсульт, и быть мне до конца дней инвалидом. К сожалению, я не умею беречь себя, и это факт. Наверное я слишком долго сражался, чтобы снова начать себя ценить. Кровь свернулась, и головная боль постепенно отступала. Аянами забралась под одеяло и внимательно вглядывалась в моё лицо, пытаясь найти ответ на одной ей известный вопрос, а я переваривал то, что недавно увидел.       Гендо — гений, по другому и не скажешь. Начну с того, что он был бураку, и путь к счастливому будущему для него заказан: максимум — сантехником или грузчиком в пригородном квартале. Используя свои способности, он смог убедить приёмную комиссию, поступил в Токийский университет и даже получил кредит на образование. В целом, тогда он был вполне нормальным парнем, хотя и со странностями, но в конце то концов, у кого их нет? Будучи изгоем, он вступился за девушку, которую начали травить, но сам попал в больницу, где тогда практиковал один из его преподавателей — Козо Фуюцуки. Икари Юй, та самая девушка, уже тогда была личной ученицей профессора и порекомендовала взять своего спасителя под покровительство, благо Гендо старался, как мог. Но, увидев перед собой нечто большее, мой отец не согласился быть обычным профессором биофизики: ему нужно было гораздо больше. На его счастье, Икари Юй была дочкой секретаря SEELE, и используя её влюблённость, а также свои таланты, он блестяще выступил перед советом и смог убедить Тринадцать назначить себя заместителем доктора Кацураги на время экспедиции в Антарктиду.       Через год исследований Фуюцуки приехал узнать, как продвигаются успехи его ученика, но застал лишь звуки сирен и суматоху: всё уже пошло вразнос, и до взрыва оставались часы. Группа Кацураги предпринимала отчаянные попытки прервать зарождавшуюся катастрофу, а Гендо тем временем собрал всю документацию, самые ценные образцы и в частном порядке покинул базу, забрав жену и учителя с собой. После Удара в море они подобрали спасательную капсулу с раненой Мисато Кацураги и привезли её в Японию. На фоне разгорающейся катастрофы и начинающейся мировой войны Фуюцуки мобилизовался в армию, а Гендо под покровительством Тринадцати и по их приказу принялся организовывать научно-исследовательский институт GEHIRN. Перспективы, открывшиеся перед бывшим изгоем, вскружили голову: реальная, научно-обоснованная возможность стать Богом мало кого оставит равнодушным. Правда, для этого нужно было всего лишь уничтожить человечество, проведя особым образом ритуал слияния Адама, найденного в Антарктиде, и Лилит, которую обнаружили под японским городком Хаконэ.       Юй тем временем забеременела и полностью отошла от науки, занявшись сыном и фактически бросив Икари Гендо на произвол судьбы. Это было последней каплей, сломавшей в нём остатки человечности и привело его к тому, что мы имеем сейчас. Властолюбивый, но добрый и отзывчивый Гендо Рокобунги умер, став холодным и недосягаемым Командующим, которого мы все знали. Через год война закончилась, и Фуюцуки демобилизовался из армии. Осознав весь ужас действий своего бывшего ученика, он пригрозил, что разоблачит его деятельность в СМИ. Тогда Козо был народным героем, отличившемся на фронте и разработавшим несколько протоколов лечения, спасших немало жизней в операционной. Полковник периодически выступал на крупных телеканалах и планировал открыть частную клинику, но не смог сдержать любопытство, а потому принял приглашение к сотрудничеству, когда увидел масштабы работы и встретился со своей бывшей ученицей.       Через несколько лет Институт GEHIRN процветал, защищенный от изменчивых ветров послевоенной политики мощнейшим лобби на самом верху властной пирамиды, а щедрый дождь инвестиций не давал пересохнуть денежному ручью, питавшему крайне дорогостоящие исследования. Но информация о негуманных экспериментах и опытах над людьми изредка просачивалась в прессу. Несколько крупных скандалов, связанных с исчезновениями и смертями сотрудников пошатнули авторитет и репутацию организации: множество молодых и амбициозных специалистов уволилось, чтобы не рисковать собой, работы застопорились, а смерть Наоко Акаги стала той соломинкой, которая сломала хребет верблюду. Через два месяца Институт исследования эволюции GEHIRN расформировали, а на его основе по приказу Тринадцати Душ и под патронажем ООН организовали NERV: полувоенную организацию, провозгласившую себя главным защитником человечества.       Декларируя необходимость защиты всех живущих от Третьего Удара, реальной задачей этого института стало проведение этого самого Третьего Удара по сценарию SEELE. В те переломные дни план Гендо сформировался окончательно, принимая облик стратегии. Часть молодых специалистов вернулась, привлечённая высокими зарплатами и полным соцпакетом (в те голодные годы это была неописуемая роскошь), на оставшиеся места набрали новых: NERV процветал. Получив в свои руки треть от мирового ВВП ежегодно, Икари Гендо превратился в самого влиятельного человека в мире. Даже члены Тринадцати по отдельности имели меньшую власть, связанные взаимными договоренностями, обещаниями и клятвами. Эксперименты над Аянами и евангелионами приносили множество информации. На основе сверхпрочных биологических тканей были разработаны и запущены в промышленное производство новые материалы, усовершенствована технология клонирования, и даже разработан, а после тестов успешно испытан на Козо Фуюцуки омолаживающий препарат, превративший дряхлого изможденного старика с кучей болезней в моложавого пожилого мужчину, на которого начали заглядываться молоденькие секретарши и лаборантки.       За всем этим научным элизиумом стоял Гендо, и всё бы хорошо, но венцом должен был стать абсолютный конец всего человечества, принесённого в жертву для того, чтобы Командующий увековечил своё существование и мог создать свой мир. Возможно, это было бы правильным решением, но я ничего не собираюсь менять: в этом дивном новом мире не будет места для меня и для Рей, а потому он мне нахрен не сдался. Ориентируюсь по своим ощущениям, нахожу губы Аянами и максимально нежно приникаю к ним. Девушку пробивает дрожь, и её тело подается навстречу, отзываясь на мои прикосновения. Меня просто перестаёт что-либо интересовать кроме её бледной и прохладной кожи, идущей мурашками под моими губами. Сначала робкие и неловкие ласки перетекают в безумие страсти, и всё, кроме нашего удовольствия, перестаёт иметь хоть какое-то значение. Следующее утро встретило меня ярким светом солнца и осознанием того, что можно ничего не делать. Расслабившись, я крепко обнял недовольно пискнувшую во сне Аянами и решил ещё немного подремать.       Впервые с тех далеких времён, когда были живы мои родители, я был счастлив. Я не знал, что ждёт меня дальше — известное мне будущее рухнуло, как карточный домик. Ощущение нереальности и надуманности происходящего, периодически заставляющее меня сомневаться в реальности, ушло. Впереди меня ждала неизвестность, и я знал что она не будет заполнена одиночеством и пустотой. Скорее всего, я не переживу этой безумной войны, спровоцированной сошедшими с ума учениками бога. Возможно, потеряю слишком многое, став подобием Гендо, но это потом, а пока мне нужно заказать еду: скоро проснётся Рей, наверняка захочет есть, а в доме нет даже чая.       Растрёпанный черноволосый подросток с исцарапанной спиной и слегка безумной улыбкой встал с кровати, поцеловал в плечо миниатюрную девушку с синими волосами и пошёл в душ. Ему предстоит пережить множество счастливых и ужасных событий, но это будет уже его история, которую он напишет сам, своими поступками и действиями. Позвонив в службу доставки еды, парень тихонько перенёс стул из кухни и принялся наблюдать за спящей девушкой, ожидая момента, когда он сможет взглянуть в её выразительные, ярко алые-глаза.