***
Несколько слитных очередей из автоматов срезали охранника, прикрывавшего отход персонала: несколько первых пуль остановили бронепластины, но это парню не помогло. Одним трупом и парой луж крови на полу стало больше, но на фоне остального месива это была лишь капля в море. Чёрт, мне нельзя тут сидеть: нужно прорваться к Еве как можно быстрее! В призрачном голубом мареве отразились перегородившие проход щитами штурмовики, медленно, но методично продвигающиеся вперёд. Всё, что я могу удержать в руках, против такой экипировки по большей части бесполезно, и выбора у меня попросту нет… Двое сотрудников пытаются вырваться из тупика: мужчина высаживает в солдат весь рожок из пистолета-пулемёта и его голова взрывается облаком кровавых ошмётков. Девушка в окровавленном халате медика с криком отчаянья бросается к обезглавленному телу своего парня, но получает свою дозу свинца. Огонь расцветает под закрытыми веками, заполняя тьму выцветшими негативами. Походя, добиваю ещё живую девушку: ей уже не помочь. Скоро эти твари ответят за всё… Шаг, вихрь лезвий с лёгким шелестом стекает с руки в подставленную ладонь и улетает вперёд, в стену щитов. Солдата посередине разрывает в клочки вместе с экипировкой, а на кончиках пальцев уже сформировалось мерцающее синевой полотнище, по которому в упор высаживают остатки магазинов четверо врагов. Тонкий звон, резкая боль в груди и защита разлетается роем блестящих осколков. Плевать на боль, сейчас нужно продолжать. Радужный вихрь, всё ещё послушный моей воле, отправляется в уже перестроившегося противника, а едва видимое от переутомления лезвие сносит голову ближайшему из штурмовиков. Я делаю шаг вперёд и краем глаза замечаю вспышку выстрела, а потом сознание гаснет во тьме.***
Ненавижу кафельные полы: на них так больно падать, особенно, если ты не сгруппировался. И что это вообще такое было? Таких галлюцинаций у меня ещё не возникало, хотя это всё объясняет: и синяки, и больницу, и потерю памяти. Однако следов пулевых ранений я не вижу, а значит, эта версия уже несостоятельна. Нужно узнать хотя бы, какое сейчас число. Ненавижу приходить в себя после долгой отключки. Нужно узнать, сколько я провалялся без сознания и какой сейчас день… Попытки найти календарь или часы с датой привели меня в маленький закуток для отдыха, состоящий из телевизора на стене и двух кресел, между которыми стоял журнальный столик с россыпью какой-то макулатуры. Пульт нашёлся на столе под стопкой женских журналов, и я, подавляя волнение, нажал кнопку и плюхнулся в кресло, ожидая пока телевизор загрузится. Мигание экрана сменилось изображением миловидной ведущей, а через секунду подключился и звук: «Шокирующие новости! Вчера, второго августа, на Токио-3 было совершено нападение неизвестного гуманоидного существа! Удар был отражен успешным взаимодействием между Армией ООН и боевыми платформами Специального института НЕРВ. Сейчас вы увидите кадры, снятые гражданскими, имевшими несчастье оказаться в зоне боевых действий». Этого не может быть! Чёрт, неужели я проиграл, и Комплементация произошла? Но почему я тогда хоть что-то помню? И нахуя вообще пытаться хоть что-то изменить, если всё опять будет по-прежнему? Интересно, если я застрелюсь, то смогу вырваться из этого дня сурка, или нет? — Синдзи, вот ты где! А я думала, что ты ещё в палате… — Я рефлекторно дёрнулся, увидев стройную фигуру в обтягивающем платье. Мне сейчас только Мисато не хватало для полного счастья. Я ведь ничего из произошедшего тут не знаю, так что придется импровизировать… — Вы кто? Извините, я почти ничего не помню… Ехал к отцу, а очнулся в больнице… Нашёл в коридоре телевизор, а там нападение какого-то монстра показывали… — Меня зовут капитан Мисато Кацураги. Ты что, правда-правда совсем ничего не помнишь? — Только какие-то невнятные кошмары снились… — Я тебе одежду принесла, так что давай ты переоденешься, и мы пойдем пообедаем в столовую, там и поболтаем. Может хоть что-то вспомнишь. Итоги разговора с Мисато были неоднозначны, но выторговать независимость себе я всё же смог. Однако тот странный сон, который я видел, оказался реальностью, так что я снова тут, распятый на дыбе этого мира. Чёрт, лучше бы повесился, чем так жить… Ладно, нужно проведать Аянами. В этот раз ей досталось гораздо больше, чем там, вдруг смогу хоть чем-то помочь. Возвращаюсь в госпиталь и растекаюсь в кресле, пытаясь найти среди мешанины из бетона и стали столь знакомое ощущение её разума. Есть, лишь слабый отблеск двумя этажами выше. Забег по лестницам и коридорам закончился возле закрытых дверей. Вооруженная охрана, дежурящая возле её палаты, отказалась пропустить меня внутрь. Амбал в дурацком смокинге грубо завернул меня, пробасив: «Вход только в личном сопровождении Командующего, а для тебя особенно, сопляк!» Я даже опешил от такой наглости: ведь Гендо мне кое-что обещал. Блин, а я, дурак, думал что он будет играть честно… Секретарша минут десять пыталась найти предлог, почему она не может пустить меня к Икари. Чёрт, да мне проще будет выпотрошить ей мозги, чем уговорить! Однако положение спас Фуюцуки, выходящий из Верхней Догмы. Заметив меня, оживлённо спорящего с девушкой, он подошел и вежливо спросил: — Молодой человек, как ваше самочувствие? Я рад, что вы уже очнулись. Право слово, я не ожидал, что вы в столь юном возрасте проявите недюжинную храбрость и благоразумие… Ладно, не буду задерживать: у вас есть дело к вашему отцу, так что не буду тратить ваше время. Юки, пропусти молодого человека… — Спасибо вам, уважаемый… А вы кто? — Старый друг твоей семьи, Козо Фуюцуки. Удачи тебе! — А ведь он меня уважает. Чёрт, это приятно. Едва я переступил порог лифта, как десятки видений захлестнули разум: кровавые картины сменяли одна другую, совершенно выбив меня из колеи. Неужели все это действительно было?! Из грёз меня врывал грубый голос: — Пилот Икари, не отнимай моё время: либо говори, зачем пришёл, либо проваливай. — Ты мне кое-что обещал в ангаре, отец, а своего обещания не выполнил. Я хочу поговорить с Аянами Рей. — И ради такой мелочи ты решил отвлечь меня от работы? Я не буду обсуждать это с тобой: ты не имеешь права требовать. Деньги на жильё и свои документы получишь у интенданта, а теперь уходи: она тебе не принадлежит. — Чёрт, просто уехать — не вариант, и Гендо убивать нельзя. Подозреваю, что из-за этого всё и пошло к чертям… — Я это запомнил, отец. — Развернувшись, ухожу прочь. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Ну что же, придётся действовать иначе, а для начала хотя бы найти интенданта… Закончив сдирать осточертевшую плёнку с мебели, я без сил плюхнулся на кровать и тупо уставился в потолок: мне нужно срочно понять, что делать дальше, и как не повторить своих прошлых ошибок. Но это всё будет завтра, а сегодня мне нужно просто отдохнуть. Очень надеюсь, что сегодня сны не принесут мне очередного страшного откровения, однако я ошибся…***
Я очнулся в заполненной LCL контактной капсуле, а на грани сознания ощущалась скованная фиксаторами мощь Евангелиона. Как я опять выжил и почему в Еве? От размеренных мыслей отвлёк взволнованный голос Акаги, эхом пронёсшийся в черепной коробке: — Синдзи! Ты жив! — Девушку душили слёзы… — Ну, мыслю — значит существую, хотя и сам этому удивлён. Что произошло во время моего отсутствия? — Ми-мисато теперь Командующая, Аска пришла в себя и с ней всё хорошо. Даже характер стал попроще… НЕРВ держится: Адама убили, с Ангелами худо-бедно, но справляемся. — А что с Аянами? Что с ней? — Тебе нельзя волноваться… — ЧТО С АЯНАМИ?! — Тебе будет лучше увидеть это самому… — Откашлявшись от контактной жидкости, понимаю, что едва могу стоять на ногах. Только добравшись до раздевалки и отмывшись, осознаю, что действительно жив. Учёная с заплаканными глазами ворвалась внутрь, когда я уже оделся в оставленный в своем ящике запасной комплект одежды. Не дожидаясь её истерики, говорю: — Рицуко, отведи меня к ней: может, я смогу хоть чем-то помочь. — Вряд-ли, но ты попробуй: её сущность нестабильна. Боюсь, что это приговор… — Плевать, веди! В конце концов, я не ребенок. Никогда бы не подумал, что окажусь в Терминальной Догме. Я даже представить себе не мог более пугающего места: обезумевшая сила буквально пронизывала воздух. Сам собой возникший щит окружил меня голубой сферой, вибрируя под ударами невидимого ветра, способного вырвать душу из зазевавшегося человека и развеять её, навеки стерев из бытия само его существование. Отражаясь от стен, колокольчиками звенел чей-то безумный смех, тихий, но проникающий всюду: казалось, смеялось само мироздание. Акаги, съежившись от холода, старалась как можно быстрее перейти мост, под которым в дымке колеблющегося пространства виднелись тысячи искажённых скелетов евангелионов. Некоторые из изменённых гигантов всё ещё были живы: искалеченные подергивающиеся руки тянулись к свету ламп, бессильные победить собственную ущербность; самые сильные жрали других, поддерживая своё существование. Закутавшись во все мыслимые защиты, которые вообще мог вообразить, я шёл, стараясь не видеть и не ощущать безумие этого места. В конце концов мы всё же пришли: огромная дверь ангара беззвучно раскрылась перед нами, приглашая в темный провал. Огромный крест, распятое тело, лишь отдалённо напоминающее человека и висящий в пустоте постоянно меняющийся комок кровоточащей плоти. Нужно попробовать достучаться до неё. Хорошо, что её разум ещё ощущается внутри этой мешанины из боли и ненависти, но для этого нужно снять барьер. Обжигающий холод, пронизывающий до самых костей, заставляющий даже мысли в голове замёрзнуть. Боже, как Акаги ещё держится? Проблески мыслей едва угадывались, но я не мог установить стабильный контакт, однако Рей ответила сама. Смех, звенящий в голове, сменился тихим знакомым голосом: — Синдзи, это ты? Прости, что не дождалась тебя… — Аянами, что с тобой случилось? — Я не могу контролировать ту, что внутри меня: не справляюсь. — Что я могу сделать? Что тебе нужно? — Помоги мне уйти. Ещё немного, и я окончательно растворюсь в ней… Я хочу уйти, а не переродиться в нечто, что мной уже не будет. — Имею ли я право ради своего эгоизма заставлять её страдать? Боюсь, что нет. Ладно, сейчас нужно просто не сорваться. — Что я должен делать? — Сестра знает. — Тихий голос замолкает, заглушённый безумным смехом. Смех затихает, а кровавая сфера перетекает в столь желанное обнажённое тело, плавно опускающееся на помост. — У неё вместо матки сформировалось ядро. — Акаги говорит тихо, пытаясь скрыть торжество. Эта скотина наверняка поучаствовала в этом, но сейчас не время задавать вопросы. — Рицуко, поговорим позже, выйди. — Аянами постепенно приходит в себя, перехватывая контроль. Боже, как же я не хочу, чтобы она умирала! Не хочу снова возвращаться в пустоту! Заметив, что девушка открыла глаза, бросаюсь к ней. — Рей, ты слышишь меня? Я люблю тебя! Ведь ты можешь бороться, почему сдаёшься? — Она сильнее, чем думала. Ева предала меня. — Опять эти беззвучные слезы… — Ева? Или Рицуко? — Они обе. Слишком мало времени, Синдзи. — Полупрозрачное лезвие без сопротивления входит в плоть, и девушка выгибается в моих руках, закусив от боли губу. Влажное пульсирующее тепло, внутри которого огнём горит плотный кроваво-красный шар. Глубоко вдохнув, Рей приподнимается на локтях и обнимает меня. По её телу пробегают судороги, и девушка, превозмогая муку, шепчет: «Это мой последний подарок: прощай, Синдзи». Рывок, и тело Аянами растекается LCL, а в моей окровавленной руке остаётся пульсирующее ядро. Огромный гигант из белёсой плоти корчится на кресте, приколотый к нему копьем, стремясь дотянуться до меня искорёженными руками через поднятые вновь щиты, а моё тело само подносит ко рту плод жизни. Вот ты какое, запретное яблоко Эдема: кровь, корица и шафран… Безумное сочетание, огнём рванувшееся по телу. Прощай, Аянами Рей, я запомню тебя, я стану твоим надгробием. Тело выгибается в судорогах, и тьма заполоняет сознание, бросая меня на пол.