***
Эмма думает, что за последние 24 часа у нее было достаточно эмоциональных разговоров, чтобы хватить этого на ближайшие пару лет. Но ее голова ощущается яснее, чем тогда в квартире, и за это она должна благодарить откровенность Генри. Они гуляли и говорили о планах на то время, когда вернуться домой, чтобы поднять настроение. Затем он предложил отправиться обратно, потому что уже темнело, и он надеялся, что остальные будут в квартире с обнадеживающими новостями о выходе из этого подземного царства. Они уже находились в конце квартала, возвращаясь к квартире, когда Эмма замечает Бэллу, Реджину и Робина, направляющихся в их сторону. Она указывает на них Генри, и он побежал весь оставшийся путь к его матери. Эмма продолжает идти в медленном темпе, наблюдая, как Бэлла покидает группу, и Робин и Реджина начали о чем-то говорить. Он смотрит в ее сторону, поэтому Эмма опускает взгляд на землю, чтобы притвориться, что вовсе не наблюдала за ним и Реджиной любопытным взглядом. Она понимает, что, скорее всего, уже спалилась, но это и не так уж важно. — Почему бы тебе не подняться наверх? Я приду через минуту. Робин кивает и уходит с маленьким розовым свертком на руках — его дочерью. Эмма ждет, пока дверь не закроется, и он полностью окажется внутри, затем подходит к Реджине и их сыну. Реджина поправляет шарф Генри, и он позволяет ей, но утверждает, что все уже в порядке. (Эмма уверена, что шарф лежал нормально с самого начала). — Вот, — говорит Реджина, разглаживая шарф, — так лучше. Эмма фыркает и смотрит на Генри, разглядывающего себя. — Ты же знаешь, что он его снимет через минуту, да? — Это не значит, что он не должен выглядеть презентабельно, пока этот шарф все еще на нем, — Реджина поворачивается к Эмме. — Где вы были? Эмма убирает руки за спину, когда Генри отвечает: — В парке. Реджина вопросительно поднимает брови, в то время, как Эмма возвращает руки в передние карманы. — Мы были на прогулке. У парня появился писательский блок. — Врешь, — бормочет Генри под нос. — Предатель… Реджина кидает строгий взгляд на Эмму. — Мисс Свон, — предупреждает она. Эмма корчит гримасу, которая ясно говорит, что сейчас определенно не то время для «мисс Свон». — Хорошо. Мы ушли из квартиры, чтобы говорить о Крюке. Это довольно невежливо обсуждать человека, который находится в соседней комнате. Такой ответ устраивает? — спрашивает она, обращаясь к сыну, после к его другой матери. — И у Генри правда писательский блок. Я почти уверена, что это единственное объяснение для вещей, которые были выброшены со второго этажа. — Генри, — произносит Реджина предостерегающим голосом, и Генри свирепо смотрит на Эмму за то, что она его выдала. Затем он бросает на Реджину извиняющийся взгляд, который заставляет ту слишком быстро смягчиться. — Это был приступ разочарования, — признает он, — и я уже извинился за подушку, которая упала на голову Крюка. Реджине не удается скрыть свою ухмылку. По крайней мере, она не засмеялась, как это сделала Эмма, когда это произошло. — Мы не так справляемся с нашим разочарованием, Генри, — говорит она через минуту, и Генри говорит, что все понимает и сожалеет об этом. Эмма видит, что Генри что-то не договаривает, а глаза Реджины мерцают так, будто она тоже хотела бы ударить Крюка чем-нибудь по голове. Эмма вздыхает при этой мысли. Она вспоминает свой разговор с Генри и задается вопросом, как она могла вообще привести всех этих людей сюда и позволить им разбираться с ее проблемами. Она уже старается и вовсе не думать о том, почему продолжает пытаться исправить вещи, когда знает, что все это не сработает. Реджина странно посмотрела Эмму, услышав вздох, на что блондинка просто отвела взгляд в сторону. Реджина прочищает горло: — Генри, я бы хотела поговорить с твоей матерью наедине. Не мог бы ты дать нам минутку, пожалуйста? Генри мешкает, глядя на них с подозрением. Эмма слегка улыбается ему, после чего он смотрит на Реджину. — Да, конечно, я буду наверху. Не задерживайтесь здесь на долго. Эмма медленно сглатывает и ждет пока Генри исчезнет, затем вопросительно смотрит на Реджину. — Что я сделала на этот раз? Реджина выглядит ошеломленной и сбитой с толку. — Что ты имеешь в виду? — Ты хочешь поговорить со мной наедине. Звучит словно «Эмма облажалась снова, и теперь время обсудить это». Реджина поджимает губы и делает шаг в сторону от Эммы. — Или, возможно, есть кое-что, о чем я хотела бы с тобой поговорить, и это не касается нашего сына и не требует его присутствия. Ты не думала об этом? — Нет, — признается Эмма и понимает, что Реджина начинает защищаться. Она все еще восстанавливается после разговора с Генри. Они затронули слишком много болезненных тем. — Еще бы, — Реджина выпрямляет спину и разворачивается. — Я больше не хочу разговаривать с тобой наедине, можем подниматься в квартиру. Эмма сужает глаза и смотрит, как Реджина уходит. — О чем ты хотела поговорить? — спрашивает Эмма, застыв на месте посередине тротуара. — Это имеет значение? — Реджина не поворачивается к ней лицом, но останавливается перед дверью. — Если вы предполагаете, что единственная причина, по которой я могу захотеть поговорить с вами, заключается в том, чтобы сделать выговор или сказать что-то обидное, мисс Свон, тогда действительно ли важно то, о чем я хотела бы поговорить с вами? — Ну же, Реджина, не делай этого. Разве мы это уже не проходили? Ты не можешь просто звать меня Эммой, как обычно зовешь, когда не злишься на меня? — А разве мы прошли? Серьезно? — спрашивает Реджина с обидой в голосе, когда поворачивается, чтобы посмотреть на Эмму. — Да, — мягко говорит Эмма, вздыхая. — Мы через слишком многое прошли вместе, чтобы ты использовала эту тактику отдалиться от меня. — Мне бы тоже хотелось так думать, но в данный момент я не уверена. Эмма проводит руками по лицу: — Хорошо, — говорит она, чувствуя разочарование. — Если ты хочешь отгородиться от меня, то давай, вперед. Если это так легко, то, наверное, это и к лучшему. В глазах Реджины война, противоречивые эмоции борются друг с другом. Она выглядит готовой полностью отстраниться от Эммы, и в ту же секунду выглядит так, будто это последнее, что хочет сделать — и это сбивает Эмму с толку, потому что она не знает чему верить. Она не может сказать, какой выбор сделает Реджина, поэтому Эмма позволяет сделать ей выбор самой. Часть ее говорит ей просто уйти и забыть, ведь не прошло даже и 24 часов, как женщина перед ней была той самой, за которую она цеплялась изо всех сил, в прямом и переносном смысле, когда нужен был кто — то, чтобы помочь справиться с чувствами, после того, как Крюк оставил ее одну. Реджина делает свой выбор, прежде чем Эмма решает уйти или остаться. — Это будет не так легко, — говорит Реджина, и, хотя ее лицо суровое, и между ними определенно возведена невидимая стена, но ее глаза не отрываются от Эммы, будто она умоляет блондинку увидеть, что в них на самом деле. — Отстраниться от тебя никогда не было для меня легко, и я сомневаюсь, что это когда-либо будет так. Эмма не знает, что сказать, слова Реджины кажутся слишком тяжелыми, когда они отягощают сердце Эммы всем смыслом и чувствами, которые другая женщина вложила. Реджина ждет мгновение, возможно, чтобы посмотреть, скажет ли что-нибудь Эмма, после чего поворачивается и заходит внутрь. Эмма вскоре следует за ней, слова Реджины звучат в ее голове.Поцелуй в щеку, который оставил после себя след красной помады
8 января 2022 г. в 11:39
Генри преувеличенно громко вздыхает, шлепаясь напротив нее в кресле. Эмма смотрит с поднятой бровью, уголок ее рта приподнимается, изображая легкую улыбку.
— Посмотрите, кто решил украсить нас своим присутствием. Уже надоело быть в одиночестве? Все-таки решил выключить режим «одинокого волка» после того, как использовал его 48 часов подряд?
Генри кидает в ее сторону равнодушный взгляд.
— Где все? — спрашивает он, поворачивая голову назад и рассматривая почти пустой лофт. Он морщит нос, и тень отвращения появляется на его лице, Эмма, проследив его взгляд, видит на кухне Крюка. Генри выглядит жутковатым, как и Реджина, когда делает это: морщит нос и смотрит на Крюка так, будто тот не больше, чем кусок жевательной резинки, прилипший на подошву сапога. — Мне казалось, я слышал, что мама возвращалась.
Эмма, отвлеченно наблюдая за тем, как ее сын смотрит на вроде-как-бы ее парня, никак не реагирует на слова Генри. Он пихает ее своей ногой, и она поворачивается к нему:
— Э-э. Что это было?
Он закатывает глаза в ответ на ее невнимательность и снова повторяет:
— Мне казалось, я слышал, как мама возвращалась.
— О, — Эмма выпрямляется, закрывая книгу на коленях и кивая головой. — Она возвращалась всего лишь на минуту. Она приходила узнать видел ли кто-нибудь из нас Зелену. Вероятно, они потеряли ее после того, как нашли Бэллу и ребенка. Ну, я так думаю.
Ранее, после того, как Крюк вернулся в квартиру, а родители Эммы ушли, появилась Зелена. Эмма была не совсем уверена, что именно происходило: она не была в курсе последних событий уже как несколько часов. Но она знала, что Зелена, ее дочь и Бэлла попали сюда через портал, который, скорее всего, создал Румпель, чтобы похитить девочку для Аида. Бэлла сбежала вместе с девочкой, чтобы защитить ее от Зелены, которая в свою очередь пришла за помощью к Реджине, чтобы попытаться найти дочь. Реджина недавно возвращалась вместе с Робином и Бэллой, у которой на руках больше не было девочки; тогда они рассказали Эмме все в деталях: проще говоря, Зелена вернула собственную дочь, и теперь они были обеспокоены безопасностью ребенка. Эмма видела что-то в глазах Реджины, что говорило, что она, возможно, беспокоится о безопасности своей сестры, но блондинка не была уверена — Реджина ушла слишком быстро для того, чтобы узнать на это ответ.
— Дэвид все еще пытается собрать как можно больше информации, притворяясь его братом. И я думаю, что Снежка высказала Джеймсу все свое мнение и пытается удержать его подальше от улиц, чтобы никто не заподозорил Дэвида. Им нужно было что-то, чтобы отвлечься от мыслей о ребенке. Я пытался придумать, как выбраться отсюда и чем их можно занять, прежде чем бабушка и дедушка скатятся по Долине Сумашествия, прихватив следом и меня, — Генри хихикает, и Эмма улыбается ему в ответ, вытянув ноги.
— Так в чем же дело с …? — он кивает головой в сторону Крюка, наклонившись вперед, чтобы прошептать вопрос.
Эмма, не уверена, что он имеет в виду. Она и Крюк держались на расстоянии друг от друга после того утреннего разговора, решив, что небольшой перерыв им сейчас не помешает. Нахмурившись, Эмма наклонилась вперед в ответ и, уперевшись руками о бедра, спросила:
— Что ты имеешь в виду?
Генри делает «ты знаешь, что я имею в виду» лицо, и Эмма сужает глаза и поднимается на ноги. Одного из семейства Миллс ей уже достаточно, которая все время так себя ведет. Блондинке не особо-то хочется, чтобы Генри шел по стопам матери, которая дает понять, что у нее на уме, лишь приподняв бровь.
— Возьми куртку. Пойдем прогуляемся.
— Да? — нетерпеливо спрашивает он, тем самым напомнив Эмме маленькую версию самого себя, который хватался за каждую возможность провести время с ней.
Она бросает на него быстрый взгляд. Округлые, мягкие очертания его лица стали жестче, а подбородок и скулы заострились. Сейчас на нее уже смотрел подросток, а не тот ребенок, который ворвался в ее жизнь и изменил все до неузнаваемости. Но сейчас он еще больше ее сын, чем был в то время. Единственное, что она сделала тогда, чтобы хоть немного претендовать на титул мамы — это родила, и тут же отказалась от этого права, в надежде дать ему шанс на лучшую жизнь. Теперь она начала оправдывать титул, она защищала, любила его и ухаживала, как подобается родителю. Теперь она мама, не такая, как Реджина, конечно, однако Эмма думает, что они прекрасно уравновешивают друг друга. Ей даже не нужно быть такой же как и Реджина, чтобы Генри (и Реджина) воспринимали ее, как вторую мать.
Эмма, взъерошив его темные волосы, кивает.
— Да, ты весь день просидел взаперти. Ты, наверное, умираешь от желания поскорее выбраться отсюда.
— Круто. Я оставлю записку, и тогда мы можем идти.
Эмма оборачивается, наблюдая, как он мчится к лестнице.
— Записку? — спрашивает она, находясь в замешательстве.
Он поднялся наверх, задержавшись там на какое-то время, затем вернулся вниз, держа в руках лист бумаги и ручку.
— Да, на случай, если кто-нибудь вернется, пока нас не будет, и начнет волноваться, — он говорит ей это таким тоном, и Эмма не может не усмехнуться.
— Да, конечно, — она бросает взгляд на Крюка. Он все еще задумчив или что-то в этом роде, так что девушка просто пожимает плечами и решает оставить его в покое. После того как Генри закончил с запиской и надел куртку и шарф, Эмма кладет руку ему на плечо и мягко подталкивает к двери.
— Хорошо, идем.
Они идут в тишине некоторое время, обоюдно решив уйти подальше от оживленной части города. Они проходят мимо нескольких прохожих людей, и все те, кого они встречают — незнакомцы. Генри рассматривает все вокруг, будто пытаясь впитать в себя каждую новую деталь, которую только может. Его ум жаждет информации, даже когда они просто гуляют по тихой улице. Однако довольно скоро, он обращает на нее свой пытливый взгляд и смотрит на нее так, будто что-то знает. Что-то, что Эмма скрывает. (Она не уверена, что по его мнению, она может скрывать, ведь они действительно не продвинулись в своих поисках, чтобы вернуться домой).
— Ты не ответила на мой вопрос на счет Крюка. Я думал, именно поэтому ты вывела нас из квартиры.
Эх.
Эмма слегка хмурится, опуская взгляд вниз и наблюдая за своими шагами.
— У него просто дерьмовое настроение, вот и все. Немного ненависти к самому себе из-за всей этой ситуации…
— Так значит вы не в ссоре? Мне казалось, что вы ругались.
Эмма поворачивает голову в сторону Генри и извиняется перед ним:
— Я не хотела, чтобы ты это все слышал. Мы вскипятились за считанные секунды. Сейчас все очень сложно…
Он кивает несколько раз, обдумывая ее слова.
— Сложно на сколько?
— Сложно по-взрослому, — пытается Эмма, заранее зная, что еще до того, как произнесет эти слова, ее сын не примет это как ответ.
Он слегка прищуривает глаза, как он обычно это делает, когда Эмма пытается слиться с разговора.
— Серьезно? Я больше не ребенок, Эмма.
— О, да, ты все еще ребенок…
Он останавливается и скрещивает руки на груди. Ровно через несколько секунд Эмма громко стонет, понимая, что Генри остановился. Развернувшись к нему лицом, она также скрестила руки на груди.
— Генри, — предупреждает она.
Его нос морщится.
— Почему бы тебе просто не поговорить со мной о том, что происходит?
— Потому что ничего серьезного не происходит.
Он смотрит на нее недоверчиво и говорит:
— Тогда почему вы двое спорили весь день? Он злится с самого утра, и я знаю, что это как-то связано с мамой.
— С Реджиной? — спрашивает Эмма, ее плечи опускаются в замешательстве, — С чего ты так решил?
— Во-первых, я не слепой, — говорит он, закатывая глаза.
Подросток Генри будет занозой в заднице, решает Эмма. С каждым днем он становится все больше, как его приемная мать в юности.
— Если бы он и дальше продолжил так пристально смотреть на маму, то у нее бы уже наверняка появилась дырка в затылке.
— Ну…
— Он продолжает называть ее Злой Королевой, Эмма. Ты же знаешь, что мама не может терпеть этого, и про это Крюк знает тоже. Она больше не Злая Королева.
— Я знаю, — Эмма вздыхает и подходит к Генри, она обнимает его за слишком высокое плечо, прижимает к себе и возобновляет ходьбу. — Я поговорю с ним об этом, хорошо? Мне тоже не нравится его поведение, и я говорила ему прекратить так себя вести, но он…
— Не понимает, как быть порядочным человеком.
Эмма приподнимает бровь, но Генри так и не смотрит на нее.
— Но дело ведь не только в этом, не так ли?
Эмма решает просто быть честной с ним, но сказать всю правду не может. Генри понимает это, поэтому пытается вывести ее на чистую воду.
— Мы пытаемся разобраться в том, что происходит между нами, и, как я уже сказала, все это сложно, — блондинка чувствует, что Генри хочет отстраниться, поэтому она сжимает его руку, продолжая медленно идти бок о бок. — Я говорю это не для того, чтобы что-то скрыть от тебя. Все на самом деле сложно. Мы пришли сюда, чтобы вернуть его, а он теперь просто…
— Неблагодарен, — бормочет Генри.
— Это из-за сегодняшнего утра? Из-за книги?
Генри спустился вниз до прихода Зелены и обнаружил написанную историю о Снежке и Дэвиде, о которой он ничего не помнил. У него был план (после того, как он нашел чернила и перо, которое сломал в Сторибруке) использовать свой дар автора и написать сказку так, чтобы они смогли победить Аида и вернуться домой. Накануне вечером он так ничего и не написал, однако сегодня утром обнаружил, что там уже была написана история, где Снежка и Дэвид выяснили за завтраком о возможности поговорить с малышом Нилом. Крюк вернулся в квартиру спустя полчаса после разговора с Эммой, и он прокомментировал усилия Генри, от чего у Эммы вскипела кровь. Она заставила себя держать в руках до поры до времени.
— Да, — признается Генри, — но все не так просто. Он даже будто не понимает, что мы пришли сюда, чтобы спасти его, Ма. Как ты…?
Начинает он, но замолкает, отстраняется, чтобы посмотреть на нее, и останавливает их на тротуаре.
— Что такое, Генри? — спрашивает Эмма.
Он вздыхает и оглядывается вокруг. Они оказываются рядом с парком, поэтому Генри подходит к скамейке и садится на нее. Он смотрит вниз на свои колени, пока Эмма не присоединяется к нему.
— Я понимаю, почему мы здесь. Мы хорошие люди, и мы просто пытаемся все исправить, — даже когда он говорит это с уверенностью, то выглядит смущенным, — Правильно?
Эмма только кивает головой. Она не уверена, просит ли он подтвердить, что они хорошие люди, или является ли это причиной, почему они оказались здесь внизу. Она даже и не уверена, если она все еще хороший человек. Прямо сейчас она себя таковой не считает, если честно. Она просто… Эмма.
— Не обижайся, Эмма, но Крюк иногда может быть самовлюбленным невеждой и…
— Стой, стой, — Эмма поднимает ногу на скамейку и сгибает ее в колене, наклонившись вперед и оперевшись локтем на внутреннюю часть бедра, — самовлюбленным невеждой, — повторяет она медленно. — Ты действительно сын Реджины, не так ли? Ты уверен, что ты хоть как-то относишься ко мне?
Генри усмехается немного, но потом фыркает, будто он что-то давно хотел сказать, но больше не может держать это в себе:
— Мы выполняем спасательную миссию, чтобы спасти его, а он ведет себя как придурок. Лучше?
Эмма прикусывает уголок губы, размышляя.
— Я думала, тебе нравится Крюк, — она бормочет себе под нос. Что-то в ее груди начинает ощущаться неприятной тяжестью.
Генри пожимает плечами.
— Да, когда-то. Но, потом он сделал больно маме… Он сделал больно обеим моим мамам.
Эмма открывает рот, чтобы что-то сказать, но Генри продолжает:
— Мы почти погибли из-за него. Я, мама, бабушка и дедушка. Почему? Потому что он хотел отомстить. Отомстить за то, что произошло так давно. Он готов был позволить умереть всем нам и другим людям, только для того, чтобы он смог причинить боль одному человеку за то, что случилось много лет назад.
— Мне очень жаль, Генри, — шепчет Эмма, затем прочищает горло и моргает. Она отводит от него взгляд, надеясь, что жжение в глазах не превратится в крупные слезы, и она не начнет плакать перед сыном. — Я облажалась, приведя вас всех сюда. Я не должна была…
— Нет, — решительно и сердито перебивает Генри. — Перестань.
Эмма поворачивается, ее взгляд расфокусирован, но она все еще может видеть румянец на его щеках и этот огонь в глазах, такой же как и у Реджины. Честно говоря, она не видит себя в нем настолько сильно, но она даже и не против этого, потому что в нем так много хорошего от другой матери.
— Ты не та, кто должен извиняться. Он должен. Мы все любим тебя, Ма. Мы здесь, потому что любим тебя, и будем рядом с тобой, когда ты в нас нуждаешься. И я счастлив, что ты нам это позволяешь. Я горжусь тобой за то, что ты позволила нам помочь. Но… — его брови нахмурились, — одно дело, что он неблагодарен по отношению к людям, которые пришли его спасти, что еще хуже, когда эти люди — те же самые люди, чьи жизни ничего не значили для него несколько дней назад. Он был готов позволить нам умереть, только чтобы отомстить, — снова повторяет он, слова пронзают Эмму насквозь, — и вместо того, чтобы оставить его, мы по-прежнему здесь, чтобы дать ему еще один шанс на жизнь.
Видя столько эмоций Генри, смешанные на его лице — гнев, боль, замешательство, принятие — заставляет сердце Эммы больно биться в напряженной груди. То, что он только что сказал, крутится у нее в голове. Он был готов позволить нам умереть. Какого черта она делает? Внезапно ее решение вернуться и спасти его перестает иметь какой-либо смысл. Ничего не имеет смысла прямо сейчас.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Ма.
Эмма поднимает голову. Она погрузилась в свои мысли, и не поняла, что он снова обращается к ней.
— Неужели он действительно делает тебя счастливой? Потому что похоже, что это больше не так.
Она обнимает Генри, так и не ответив на вопрос. Потому что она больше не может вспомнить, каково это — быть по-настоящему счастливой с Киллианом. Он слишком часто причинял ей боль, особенно в последнее время, и Эмма не хочет думать об этом.
Она не достаточно часто обнимала Генри в своей жизни — честно говоря, он не очень-то любит обниматься, и какое-то время было странно обнимать мальчика, который был биологическим сыном, но не казался таким родным, как сейчас, и она крепко держит его в своих объятиях. И Генри позволяет ей, обнимает ее с такой же силой. Ее сын. Ее сын больше не ребенок, уже полноценный подросток, и у него столько всего еще впереди. Она ощущает его уверенность и теплоту, и он обнимает так, будто понимает больше, чем Эмма когда-либо взвалит на его плечи. Он понимает, что она также не привыкла обниматься, но это не значит, что ей не нравится объятия, которые заставляют чувствовать, что все будет хорошо.