***
Эмма изолировалась от всех, и это заметно. Снежка и Дэвид вернулись, и все собрались за кухонным столом, обсуждая детали и обмениваясь информацией. Бэлла только что рассказала им о том, как поймала Румпеля, выходящего из лифта в библиотеке, и что она считает, что именно там находится Аид. Дэвид также поделился всем тем, что узнал, прикрываясь его братом. Генри старается разобраться в своей книге и историях, которые появляются без его ведома, а Снежка пытается всех убедить, что они должны перенести битву с Аидом, потому что ничего этим не добьются, находясь легкой добычей. Эмма пыталась включиться во все это, но ей нужно было личное пространство, в котором она уже находилась последние двадцати минут или около того. Реджина держалась от нее подальше, и только Крюк — единственный из них, кто выглядит обеспокоенным, когда смотрит в ее сторону, и это уже не тот парень, который, как предполагается, должен быть ее бойфрендом. В ее голове происходит слишком много всего, чтобы мыслить здраво, и Эмма чувствует, что может сорваться, если кто-то попытается с ней поговорить. Он был готов позволить нам умереть, звучит голос Генри в ее голове. Ее семья, люди, которые так много сделали для нее, которые продолжают быть рядом, — никто никогда о ней так не заботился, — Крюк собирался позволить им умереть, лишь для того, чтобы отомстить. Неужели он действительно делает тебя счастливой? — слышит Эмма, как спрашивает ее сын, и внутри все разрывается, когда она закрывает глаза. Он не должен был спрашивать ее об этом. Он был готов позволить нам умереть. Он был готов позволить нам умереть. Пальцы Эммы грубо впиваются в кожу ее головы, а плечи начинают дрожать. Ей хочется закричать, ударить что-нибудь. — Наверх… — слышит она, затем на ее плечо ложится чья-то рука и поднимает со стула. — Я в порядке, — протестует блондинка, слова звучат резко, когда она отсраняется от Реджины. (Конечно, это Реджина). Реджина отпускает руку, но не отходит. — Наверх или на улицу — выбирай, — говорит она тихим голосом, который могла услышать только Эмма. Эмма снова хочет сказать, что она в порядке, но понимает, что ее плечи все еще дрожат, и тело напряжено, в то время, как внутри переполняет гнев и ярость, так что нет — она не в порядке. Она поднимает голову, чтобы посмотреть на Реджину, беспокоясь о том, сколько осуждения найдет в глазах брюнетки. Но там нет никакого осуждения. Реджина выглядит встревоженной и старается не показывать этого. Но Эмма видит это в ее глазах. Поэтому она следует за Реджиной на второй этаж, туда, где есть немного больше уединения от лишних глаз, которые были прикованы к ней. Она следует за Реджиной прямо к кровати и за все это время не произносит ни слова.***
Эмма не помнит как заснула или даже легла, но чувствует, что спала недолго, когда голос Генри будит ее. — … возможно голодная. И затем пальцы, успокаивающе гладят ее макушку и перемещаются на кожу, в районе шеи. Реджина. — Не волнуйся, Генри, твоя мама не пропустит не одного приема пищи, если у нее будет хоть какое-то право голоса в этом вопросе. Ты можешь пойти со Снежкой и Бэллой, чтобы забрать ужин. Мы будем внизу, когда вы вернетесь. — Хорошо, — он делает паузу, — и, э-э, мама? Голос Реджины мягкий, когда она спрашивает: — Да, любовь моя? — Крюк пытался подняться сюда наверх, но дедушка и я… — Я уверена, что семейство Чарминг могут прекрасно справиться с одним неотесанным пиратом в одиночку, — говорит она, и по интонации голоса, можно услышать ухмылку на ее губах. — С Ма будет… С ней все хорошо, да? — спрашивает Генри, и его голос звучит моложе, чем в последнее время. — Она вернется к тому, чтобы мешать и раздражать всех подряд в кратчайшие сроки, — говорит Реджина, и она действительно смеется, низким, мелодичным смехом, когда ее пальцы нежно скользят по волосам Эммы, вызывая у той покалывание в нижней части спины. Генри хихикает, и Эмма слышит, как он спускается по лестнице. Реджина напевает через некоторое время, после того, как их сын ушел. Ее пальцы скользят по волосам Эммы, и пряди волос спадают на спину блондинки. Дыхание Эммы в комнате ровное и тихое, как и дыхание Реджины. Эмма ничего не говорит, но она почти уверена, что Реджина знает, что она не спит (ее нос начал чесаться, и она не смогла проигнорировать это). Реджина не останавливается, но и не скрывает то, что она делает. Она просто продолжает водить ногтями по коже головы Эммы и позволяет шелковистым прядям светлых волос скользить между кончиков пальцев. Эмма не знает, что она сделала, чтобы быть достойной такого рода привязанности от Реджины. Она не знает точно, когда произошел сдвиг в их отношениях, позволивший таким вещам случиться. Конечно, это не произошло за одну ночь. Невозможно перейти от презрения кого-то к утешению его так быстро. И хотя Эмма знает, да, действительно многое произошло между ними, тем не менее она все еще не уверена, когда именно Реджина начала смотреть на нее как на кого-то, с кем можно просто лежать в постели. Эмма не знает, когда женщина, которая заставляла ее хотеть совершать иррациональные, глупые поступки, стала человеком, который оказывал значительную моральную поддержку. Эмма начинает медленно поднимать голову. Рука Реджины перестает двигаться, но она ничего не говорит. Эмма поворачивает лицо к животу Реджины, прижимаясь носом к мягкой ткани свитера. Ей было бы неловко так смело зарываться в чужое тепло, обнимать кого-то за талию — как она делает это сейчас с брюнеткой, если бы это был кто-то другой, а не Реджина. Ее сердце бешено колотится, но это не потому, что Эмма смущена. Эмма просто в ужасе. Эмма просто в ужасе от того, что ни капли не смущена показать Реджине, что она жаждет утешения и комфорта, которые брюнетка ей предоставляет. Когда был последний раз, чтобы кто-то прикосался к ней с единственной целью — заставить ее чувствовать себя в безопасности? — Пожалуйста, — шепчет она, ее рука скользит вверх по спине Реджины. Тело Реджины напрягается от прикосновения, и Эмма на мгновение пугается. Но затем Реджина расслабляется и продолжает медленно, успокаивающе водить кончиками пальцев по голове. Эмма вздыхает и выдыхает в живот женщины, погружаясь во что-то, с чем ее познакомили только прошлой ночью, — во что-то теплое и безопасное… И это предоставляет ей женщина, которой она доверяет больше, чем когда-либо доверяла другой живой душе. Ее рука скользит вниз по спине Реджины, к подолу ее свитера. Потребность чувствовать чью-то кожу всегда была аспектом чего-то сексуального, но в этом моменте нет ничего, что могло бы вызвать возбуждение у Эммы. Когда ее пальцы начинают двигаться по спине Реджины — это не означает, что она возбуждена. Девушка просто хочет дать Реджине что-то взамен. Она не знает, чувствует ли Реджина себя с ней в безопасности, но она знает женщину достаточно хорошо, чтобы понять, что Реджина доверяет ей — ведь она позволяет Эмме прикосаться к ней. Пальцы Эммы опускаются на пару сантиметров еще ниже и начинают играть с подолом свитера. Она чувствует дыхание Реджины (она едва ли касается носом ее живота), и это дыхание становится тяжелым. Эмма замирает и полностью останавливается. Она не хочет портить момент, не хочет заставить Реджину чувствовать себя неловко или некомфортно. Она не хочет сделать неверный шаг и испортить то, что кажется хорошим в ее жизни. — Эмма? — спрашивает Реджина. Эмма отзывается — ее нос все еще прижимается к животу, когда она слегка поворачивает голову, чтобы взглянуть вверх и встречается с темными глазами напротив. Реджина не защищается или отталкивает Эмму, но есть что-то в том, как осторожно она смотрит на блондинку. В ее глазах есть что-то такое, от чего у Эммы перехватывает дыхание, а сердце начинает учащенно биться. Эмма видела как Реджина боялась, когда Генри был в опасности, но она никогда не видела, чтобы Реджина выглядела испуганной из-за нее. В этой женщине нет ничего супер сильного или опасного прямо сейчас, но вот она смотрит на Эмму так, будто сможет сломать ее или совсем уничтожить. И по-настоящему страшно то, что Реджина не делает это, вместо этого она лишь улыбается так, будто добровольно отдает все ножи, которые могут воткнуть в ее спину, все еще продолжая верить, что Эмма этого не сделает. Эмма снова закрывает глаза и пододвигается еще ближе, ее сердце бешено колотится из-за всего этого, чего она не совсем понимает. Одной рукой Реджина лениво гладит ее по волосам, другой тянется за собственную спину, к руке Эммы. Прикосновение Реджины поначалу легкое и нерешительное, кончики ее пальцев скользят по костяшкам пальцев Эммы. Затем, когда Эмма не отстраняется, но тихо выдыхает, Реджина возвращает руку девушки к подолу свитера, где она была раньше. И оставляет ее там. Это что, приглашение? Разрешение? Она поняла, чего хотела Эмма? Эмма медленно задирает свитер вверх, задерживая дыхание. Реджина ее не останавливает. Реджина не напрягается. Реджина не сбрасывает ее с колен. Эмма осторожно скользит одним пальцем, всего лишь только одним, по обнаженной коже. Реджина невероятно теплая и гладкая, и Эмме требуется все самообладание, чтобы дождаться реакции, прежде чем полностью засунуть руку под одежду. Реакции почти нет, но Эмма внимательно слушает, чтобы не сделать неверного шага. Реджина издает тихий горловой звук, а затем перестраивается так, чтобы ее спина прижималась к руке блондинки. Девушка улыбается, прикусывает нижнюю губу и проводит кончиком пальца по позвоночнику Реджины, поднимаясь так высоко, как только может, не поднимая руку, ощущая невероятно мягкую кожу на кончиках пальцев. Реджина отвечает, скользя пальцем по середине шеи Эммы, с тем же нажимом, так же медленно. Эмма вздыхает и рисует круги по спине Реджины. Она не останавливается, потому что она хочет, чтобы пальцы Реджины снова оказались в ее волосах. Она приоткрывает один глаз и не удивляется, обнаружив, что брюнетка смотрит на нее. Глаза Реджины на мгновение вспыхивают весельем, после чего отражает легкую ухмылку на губах Эммы. Эмма тихо выдыхает и снова закрывает глаза.***
Квартира ее родителей вызывала у Эммы чувство клаустрофобии, когда в ней жили только они с Генри. Поселившись в Подземной версии этой квартиры, где почти вдвое больше людей, после ужина Эмма решает, что она собирается сойти с ума. Один туалет и семь человек? Эмма не была отличницей по математике, но даже она понимает, что это приведет к одной большой катастрофе. У Эммы много вопросов насчет Преисподней, но когда она сидит, покачивая ногой вверх-вниз, ожидая, пока туалет освободят, — есть только один вопрос, который действительно имеет значение. Почему, черт возьми, здесь нет такого же приспособленного дома Реджины, как у Снежки и Дэвида? Там столько пространства. Столько комнат. И гораздо больше туалетов. Эх … Она жалобно стонет. Лимонад, который Эмма только что допила, уже дает о себе знать, и теперь она жалеет, что выпила его, вместо своей обычной кока-колы. Генри отрывает взгляд от книги, лежащей у него на коленях, его перо застыло в воздухе: — Ты же знаешь, что в этом здании есть еще две свободные, пустые квартиры, да? Почему бы тебе просто не спуститься в одну из них. Это то, что сделала Мама. — Что? — спрашивает Эмма, поворачиваясь и обращая обвиняющий взгляд на брюнетку в другом конце комнаты. Реджина поднимает бровь. — Я сижу здесь с тикающей бомбой вместо мочевого пузыря, а ты не подумала рассказать мне о двух других туалетах в здании? Реджина, сидящая за столом с открытой книгой заклинаний, не может сдержать веселой ухмылки. — Ты прекрасно знаешь, сколько квартир в этом здании, Эмма. Почему виновата я, когда ты не нашла времени подумать о том, что в нескольких минутах ходьбы может быть еще одна свободная уборная? Если кого-то и следует винить, так это одного из твоих родителей Чарминг. — Эй, — говорит Дэвид, слегка обиженный. — Очевидно, что ее неспособность использовать свой интеллект, чтобы решить, я должна уточнить, легкую задачу — определенно семейная черта характера. У Эммы нет времени одарить Реджину сердитым взглядом, но она сбивает ее книгу с колен, проходя мимо по пути к двери. — Эх, а ты мне уже начала нравится, — бросает Эмма через плечо, выбегая. — В следующий раз буду иметь в виду. Она слышит смех Реджины и знает, что та не восприняла ее слова всерьез. Другая квартира расположена немного по-другому, и там всего один этаж, но туалет находится на том же месте, и он свободный. Когда Эмма заканчивает, она вздыхает и потягивается, чувствуя себя в десять раз лучше, чем когда ей казалось, что мочевой пузырь вот-вот лопнет. Однако в тот момент, когда она выходит из уборной, настроение ухудшается, по крайней мере, раз в двадцать точно. Крюк ждет ее, прислонившись к стене рядом со входной дверью. — Я уже сказала тебе, что я не хочу сейчас разговаривать, — Эмма вздыхает и закрывает дверь комнаты. — Нет, ты сказала мне, что ты не хочешь разговаривать еще до ужина. Ужин закончился, и ты, кажется, в состоянии разговаривать со всеми остальными. — Да, потому что все остальные ищут способ вернуть нас домой, — Эмма отталкивает его в сторону, открывая дверь и бросая холодный взгляд, чтобы он даже не смел пытаться остановить ее. Он послушно отходит, но поднимает руку, будто защищаясь. — Ты хочешь поговорить о вещах, которые тебя даже не касаются. — Даже меня не касаются? — бормочет пират, его голос становится грубее, как он следует за Эммой, которая начинает подниматься по ступенькам. Эмма закатывает глаза и громко вздыхает. Как ему удается так легко разрушить ее покой? Недавно она чувствовала себя настолько хорошо, настолько хорошо, что готова была умолять Реджину остаться с ней в постели и пропустить ужин. Любой, кто знал Эмму хорошо, понимал, как много это значит. Эмма не отказывалась от еды просто так. Единственная причина, по которой она не умоляла, заключалась в том, что это было не похоже на то, о чем просят у друзей. Кроме того, она знала, что отняла у Реджины и так достаточно времени и не хотела слишком наглеть, пользуясь тем, что ей предложили. Им также нужно было возвращаться к разработке плана. — Смотри, — говорит она, поворачиваясь на лестнице лицом к нему. Он находился так близко, что отшатывается, соскальзывает вниз на две ступеньки и вновь восстанавливает равновесие. — Я устала от того, что происходит последние пару дней. Я думаю… — Эмма делает глубокий вдох и садится на лестницу. — Давай сосредоточимся на том, чтобы найти способ выбраться отсюда, после чего мы с тобой и поговорим. — Я думаю, ты наконец понял, насколько важно то, о чем я говорила. В последнее время мы прошли через многое, и мне на самом деле немного стыдно, что понадобился целый разговор с моим сыном-подростком, чтобы я поняла на сколько все плохо… Я знаю, что тьма была не только твоей — мы это уже обсуждали, но я также осознаю, насколько ты заставил меня чувствовать себя дерьмом, и мне даже было на это все равно. И это было не только в то время, когда ты был Темным. Я пыталась забыть про Лиама, но… — Мы это уже проходили, — перебивает Крюк. Эмма качает головой. — Ты не можешь решать, если я прошла через что-то или нет, когда это так повлияло на меня. Только я могу сделать это. И то, что мужчина, который якобы любит меня, но не доверяет мне — это не то, что я могу пережить так легко, как думала. Киллиан слегка кивает ей, не совсем соглашаясь, но и не отрицая того, что она сказала. Эмма прочищает горло и потирает шею, продолжая: — И еще, — она отводит от него взгляд, — ты знаешь, что для меня значит семья, насколько они важны для меня, и все же… Он был готов позволить нам умереть. Она выпрямляет спину, голос Генри напоминает ей, почему она не может быть с Крюком, почему их отношения не смогут сложиться. — Все, что ты хотел — это шанс отомстить Голду, и ты был готов сделать то, что отняло бы у меня семью. Я знаю, что сыграла определенную роль в превращении тебя в такого человека, но решения, которые ты принимал, были твоими собственными. Невинные люди могли бы умереть из-за этого, — говорит она с болью в груди. — Моя семья могла бы умереть. — И я спас их! — он спорит, размахивая крюком и начиная злиться. — Их и не нужно было бы спасать, если бы не ты, — Эмма кричит в ответ и встает, осознание ситуации обрушивается на нее, как тонна кирпичей, когда она смотрит на него сверху вниз. Ей тошно смотреть в его глаза, тошно от того, что она была такой слепой и глупой. — Ты собирался отдать души моей семьи, людей, о которых ты утверждал, что заботился, просто чтобы отомстить. Я, должно быть, никогда не узнаю сколько там было от человека, которого я думала, что знала, когда ты принимал это решение. Но я точно знаю, что ничего бы из этого не случилось, если бы ты не позволил этому случиться. Поддаться тьме был твой выбор, как в первый раз, так и во второй. — Мой выбор? — ухмыляется он, его лицо искажается, будто он учуял что-то мерзкое. — Ты бы не отпустила меня. Ты решила превратить меня в Темного. Ты эгоистично пыталась держаться за меня, потому что боялась остаться одна. У меня никогда не было выбора. Пальцы Эммы дергаются, и что-то горячее и покалывающее пузырится в ее венах. — Я знаю, — кричит она. — Я признаюсь, что я облажалась. И ты должен сделать то же самое. Я не заставляла тебя выбирать месть. Ты сам все это выбрал, что все по своему усмотрению. Ты решил продолжить свой план, после того как твои воспоминания вернулись. — А чего ты ожидаешь, когда подвешиваешь рыбу перед пастью голодной акулы? Эмма складывает руки. — Что ж, когда акула — человек, который утверждает, что он изменился, я ожидаю, что он будет бороться со своим инстинктом, делать то, что может быть неправильным. Тьма тоже пыталась соблазнить меня, но я боролась с этим гораздо дольше, не пять минут, потому что знала разницу между правильным и неправильным, и не хотела никому причинять боль. — Что ж, любовь моя, мы с тобой не одно и то же. — Да, знаю, — девушка кивает. — Крокодил заслуживает худшего… — Нет, — прерывает Эмма. — Мы закончили. С меня хватит. Я не хочу слышать ни о чем из этого. — Свон, — требует он, когда она отворачивается. — С меня хватит, — повторяет она, стиснув зубы, и разворачивается, чтобы посмотреть ему в глаза. — Хватит, Киллиан. Мне жаль, что я не смогла просто отпустить тебя в Камелоте. Да, это на мне, но я не собираюсь тратить остаток своей жизни, пытаясь решить проблему, которую так и никогда в итоге не решу. — Я устала оправдываться за твои поступки. Я устала бороться с той болью, которую ты мне причиняешь. Я… — Эмма качает головой, вдыхая через нос. Она больше не покажет свою боль, только не ему. Он не увидит, как ей больно. — Там в квартире полно людей, перед которыми ты облажался. Они пришли сюда, чтобы спасти твою задницу, а ты ведешь себя так, будто они тебе что-то должны. Когда они рисковали своей жизнью, чтобы спасти твою. Если в тебе есть хоть капля того мужчины, которого я любила, то должен перестать быть занозой в заднице и быть чертовски благодарным. И, да, убедись, что они знают, что ты ценишь их присутствие здесь. И с этими словами Эмма отталкивает его со своего пути и спускается по лестнице.***
Эмма подпрыгивает, когда ей на плечи набрасывают куртку, но она тут же расслабляется, когда замечает, что это ее собственная. Она оглядывается через плечо, ожидая увидеть Реджину. Вместо нее позади стоит Дэвид со своей полуулыбкой и папиным взглядом «хочешь поговорить об этом?», от которого у Эммы становится внутри тепло. Она благодарит его за куртку и просовывает в нее руки. Ей нужно перестать уходить без нее. — Реджина говорит, что если ты заболеешь, то она не будет отвечать за то, чтобы поставить тебя обратно на ноги, — он делится с ней взглядом, который показывает одновременно его веселье и замешательство. Эмма усмехается. — Она послала тебя, — догадывается девушка, поправляя куртку на себе. — Прошлой ночью она принесла мне ее сюда, потому что я по глупости вышла на улицу посреди ночи в одной майке. — Реджина хотела спуститься сама, но она думает, что, возможно, придумала как провести нас через лифт, о котором рассказывала Бэлла. Я сказал, что передам тебе. — Спасибо. Дэвид шаркает, засунув руки в передние карманы. Эмма наблюдает за ним мгновение и ударяет своим плечом по его. — Хочешь прогуляться со мной до закусочной? Он сразу же соглашается, как она и предполагала. Эмма встает со ступеньки, на которой она сидела, и наклоняет голову, жестом приглашая его следовать за ней. Принять Дэвида, как своего отца, было не так сложно, как она ожидала. С ним было легко разговаривать, он давал ей хорошие советы, и он всегда чувствовал, когда она действительно не хотела разговаривать, и никогда не настаивал на этом. Если она хотела поговорить о том, что беспокоило ее — это был ее выбор. И это то, что решает Эмма — когда они направляются к закусочной — о чем не хочет говорить. Вместо этого Эмма пьет какао, и они говорят о ее младшем брате. Это на самом деле мило. Это мотивирует ее еще больше стремиться вернуть их домой.***
— Я чувствую тебя внутри, — изумленно говорит Эмма, и Реджина краснеет, честное слово, краснеет. Реджина прочищает горло и машет рукой перед собой, повторяя жест Эммы. Между ними находится шар магической энергии, и Эмма никогда раньше не видела ничего более прекрасного. Их магия соединяется между их рук. Они не просто творят магию вместе, они создают магию, которая визуально переплетается и принадлежит им, магии Реджины не больше чем Эммы, и Эмма может чувствовать Реджину, как наркотик в своей крови. Ее глаза на мгновение закрываются, и она глубоко вздыхает. Эмма беспокоилась о своей магии — в Преисподней с ней было не просто — поэтому Реджина сказала ей просто дотянуться до нее и довериться своим инстинктам. Кончики пальцев светились ледяным бело-голубым цветом, и когда Реджина ухмыльнулась, а в ее глазах вспыхнула гордость, Эмма немного похвасталась и запустила сферу, которую они теперь держат вместе. Сердце Эммы забилось быстрее, наблюдая, как глаза Реджины загораются, темнеют, а затем вспыхивают чем-то опасно притягательным. Эмма чувствовала магию Реджины внутри себя, струящуюся по ее венам. Это было похоже на виноградные лозы, растущие, обвивающие и запутывающие внутри все вокруг. Грудь Реджины быстро поднималась с каждым ее вдохом, и Эмма старалась не пялиться, старалась не находить Реджину невероятно сексуальный. (Эмма с треском провалилась). Эмма медленно открывает глаза. — Серьезно, с этой магией мы могли бы сколотить целое состояние. Реджина бросает недовольный взгляд, который длится недолго и сменяется нежной теплотой, которую благодаря Эммы, Реджина стала излучать все больше и больше. — Пожалуйста, сосредоточься на том, что мы делаем прямо сейчас. Ты можешь придумать свой бизнес-план попозже. — А что мы делаем? — Эмма прикусывает губу, отводя взгляд от магии, которая пульсирует и светится между ними — такая переливающаяся, великолепная. — А ты имеешь в виду наше занятие магией, — говорит она, многозначно покачивая бровями. — Приятно видеть тебя в хорошем настроении, — Реджина говорит под нос, качая головой. Эмма пожимает плечами. Они уменьшают сферу, делая ее меньше между их руками. — Я не могу ходить расстроенной весь день. Это не поможет нам выбраться отсюда. И ты не та, кто меня разозлил. Я не собираюсь отыгрываться на тебе. — Я ценю это, — говорит Реджина, поднимая взгляд на Эмму. Эмма кивает. Она делает мысленную пометку извиниться за то, что произошло до этого за пределами квартиры, когда у них будет больше времени. — Ты готова к этому? У нас есть план. Мы нашли Зелену. Мы знаем его слабость, — Реджина смотрит в глаза Эммы, серьезно поднимая бровь. — Ты готова, Эмма? Эмма сглатывает. Реджина уже рассказала ей их план, когда они с Дэвидом вернулись, и теперь, когда Эмма снова уверена в своей магии, она чувствует, что готова покорить весь мир, если рядом с ней будет Реджина. Или, может быть, хотя бы просто победить Бога. Что, кстати, тоже чертовски важно. — Давай вернем нашу семью домой, — говорит Эмма.***
Убедить Зелену помочь им оказалось не так трудно, как думала Эмма. Это все было делом рук Реджины. Эммы даже не было в комнате во время разговора, она предоставила комнату двум сестрам, чтобы Реджина смогла попросить Зелену о помощи. Зелена хотела, чтобы ее дочь была в безопасности, и это было то, что Реджина предлагала ей. Она также предлагала ей еще один шанс, шанс завести семью, если Зелена этого захочет. Эмма стояла за дверью, готовая ворваться в комнату при малейшей причине полагать, что Зелена могла причинить какой-либо физический вред Реджине. Но в этом не было необходимости. Реджина закатила глаза, когда вышла из комнаты и увидела ее там, сказала Эмме, что она слишком сильно беспокоилась о ней, и что она забыла, что Реджина в состоянии справиться сама. Эмма не забыла этого, но она также и не забыла, как Реджина прошла через башню с часами. Эмму не волновало, способна ли Реджина защитить себя — она собиралась быть рядом с ней, не смотря ни на что. Найти Крюка оказалось невозможным. Эмма знала, что он не хотел, чтобы его нашли. Он так и не вернулся, чтобы поблагодарить людей, которые рисковали своей жизнью ради него, и никому не сказал, куда направляется. Дэвид и Робин искали его, пока Реджина, Зелена и Эмма работали над волшебной частью путешествия к Аиду. В итоге никто не нашел Крюка, и Снежка грустно улыбнулась и сказала то, что Эмма знала все это время: Крюк принял свое решение, и его решением было не возвращаться. Эмма разозлилась, когда они вернулись только с Бэллой и Румпелем, — в основном на себя, но она спрятала это под искренней печалью, которую также чувствовала. Эта поездка была для того, чтобы спасти его, и хотя они не знали, был ли он тогда живым или мертвым — они не сдались. Он был тем, кто по итогу сдался, им оставалось только принять это. Добраться до Аида было слишком легко, как только они спустились под землю. Это было так, как будто он ждал их. И он действительно ждал их. Самый лучший способ был побороть его — знать его слабые места. Потому что боги как бы были бессмертны, ну, и в тоже время нет. К счастью для них, слабостями Аида была магия света и Зелена — интересно, подумала Эмма и пообещала себе задать вопросы Реджине позже, когда они не будут бороться за возвращение домой. — Изучи слабости своего врага, а затем используй их, чтобы сломать его, — сказала Реджина, в ее глазах горел огонь, напомнивший Эмме о женщине, которой Реджина была в прошлом. Та версия все еще была внутри Реджины, но Эмма не думала, что у нее есть какие-то права на женщину, которой сейчас она стала. У Эммы появился кислый привкус во рту, когда она думала об этих словах, ведь они так были похожи, когда Крюк говорил об изучении слабости врагов и их использовании. Он делал это с ней, ее парень — он узнал слабые стороны и использовал их против нее. Размышления об этом разозлили Эмму, она начала сомневаться — может ли дальше доверять самой себе, потому что она даже не понимала, насколько все плохо, пока ей на это не указали.***
Раздается пиканье и мягкий шум оборудования — и это первое, что Эмма замечает, когда туман в ее голове начинает проясняться. Она знает это еще до того, прежде чем открывает глаза. Чувствует этот запах в воздухе. Она в больнице. Подождите. Она в больнице. Мертвым людям не нужны больницы. Они вернулись… домой? Ее глаза медленно открываются, свет льется со всех сторон. Что ж, если ей нужно было подтверждение того, что у нее все еще есть зрение, то сейчас она определенно в этом уверена. Почему, черт возьми, так ярко? Ее горло пересохло, першит и немного болит, как будто там что-то было. Она продолжает моргать, ее тело кажется тяжелым и истощенным. Она шевелит ногами по кровати, чтобы убедиться, что может чувствовать грубые простыни пятками своих ног. Она может. Она всегда боялась проснуться в больнице и потерять способность ходить. Зависеть от другого человека, когда рядом никого не было — страшное дело. — Эмма? — слышит она. — Мама, — пытается она сказать, но слово не выходит из ее хриплого горла. Ее глаза словно горят, а потом Эмма понимает, что она плачет, чувствует, как теплые слезы скатываются к ушам. Она подавлена, но Снежка нежно гладит ее по щекам и шепчет слова, которые Эмма не может разобрать, начиная вновь погружаться в сон.***
Во второй раз, когда она просыпается, ее голова становится намного яснее, и она даже может повернуть ее в сторону. Так она узнает, что Реджина спит в кресле возле ее кровати, свернувшись калачиком в той же одежде, что была на ней в Преисподней. Эмма в замешательстве, и это замешательство ощущается не очень в ее внезапно прояснившейся голове. Мгновение спустя она снова засыпает.***
— Она была здесь, — слышит Эмма, как кто-то говорит. На этот раз Эмма не пытается открыть глаза или привлечь чье-либо внимание. Это пятый или шестой раз, когда она просыпается на этой больничной койке, и каждый раз она снова засыпает. Будто ее тело отказывается позволить ей присоединиться к остальному миру. Вместо этого она просто слушает. Раздается смех. Ее отец. — Она была здесь каждый день, Снежка. — Да, я знаю. Но посмотри… — шепчет она, а затем кладет руку на подбородок Эммы. — Ох, — медленно произносит Дэвид. Эмма снова погружается в сон, но она слышит слово «помада» и чувствует, как мягкий палец потирает ее щеку, прежде чем она полностью исчезает из мира этой больничной палаты.***
— Может быть ты уже проснешься? Эмма бы рассмеялась, если бы могла. Вместо этого, она сжимает пальцы в своей руке. У Реджины перехватывает дыхание: — Ты можешь меня слышать. Эмма не знает, как долго Реджина разговаривает с ней, но звук ее голоса звучит как крепкий кофе в 6 часов утра после двойной смены. — Твои родители невыносимы. Когда ты проснешься, Эмма, тебе придется чертовски дорого заплатить. Не думай, что твоего героизма там, внизу, будет достаточно, чтобы уберечь тебя от неприятностей со мной. Эмма не отпускает руку Реджины. Вместо этого она сжимает ее, когда чувствует, как мягкие губы медленно прижимаются к ее щеке, и вспоминает, как Снежка потерла то же самое место и упомянула помаду. Это не первый поцелуй в щеку, и Эмма задается вопросом, сколько было поцелуев до этого.