***
— Господин Бут, — слышит Эмма, когда начинает просыпаться, звук голоса Реджины вырывает ее из сна. Мышцу шеи Эммы свело, и она нервно ворчит, тем самым привлекая внимание Реджины. Реджина выглядит так, словно только что вошла в комнату — она буквально стоит в проходе. Эмма краем глаза замечает Августа, все еще сидящего там, где и был до того, как Эмма заснула, слушая его рассказы о своих путешествиях. Но Эмма больше сосредоточена на женщине, которая смотрит на нее так, словно хочет что-то сказать или, может быть, сделать, но вместо этого предпочитает просто стоять и смотреть на Эмму на расстоянии. Странно, размышляет Эмма. Кажется, она помнит, как Реджина была рядом, когда она была в своем волшебном сне. Кажется, она помнит, как Реджина целовала ее в лоб или щеку и говорила ей — требовала, на самом деле — что она выкарабкается и проснется, потому что была упрямым бойцом. И сдаваться — это то, что обычно Эмма не делала. То, что обычно ее Эмма не делала — блондинке слышалось именно так, однако та не готова была ставить на это деньги. Поэтому Эмма прерывает этот странный момент широкой улыбкой и приподнимается, чтобы сесть как следует. Она отказалась от попыток привести свои волосы в порядок, когда впервые проснулась, но ради Реджины Эмма несколько раз пробегает пальцами по запутанным волосам. — Привет, — она шипит, когда ее палец застревает в волосах. — Я думаю, ты уже слышала, что я проснулась. Реджина слегка кивает, затем прочищает горло и смотрит на Августа. — Я пришла, как только мне сообщили. Я подумала, что тебе, возможно, захочется надеть что-нибудь свежее, — говорит она, поднимая спортивную сумку, которую Эмма до этого не замечала. — Наверное, я немного опоздала на вечеринку, — брюнетка снова смотрит на Августа. Эмма пренебрежительно машет рукой. — Это всего лишь Август. На самом деле ты всего лишь второй человек, который зашел ко мне. Август занес мне еду и на некоторое время составил компанию. — Конечно, — говорит Реджина с натянутой улыбкой, наконец-то полностью заходя в комнату. — Где я могу это оставить? — Ох, — Эмма оглядывает комнату. — Эм, где угодно. Спасибо. Тебе не нужно было ничего мне приносить. Я уверена, что моя мама сделала бы это для меня, если бы я попросила. Реджина только мычит в ответ. Август переводит взгляд с одной на другую со странным выражением на лице. Он тоже замечает, как напряжена Реджина? Насколько неловким кажется этот момент? — Мне, наверное, стоит вернуться наверх, — говорит он, бросив на Эмму вопросительный взгляд, на который та отвечает взглядом, мол «я не знаю, почему Реджина ведет себя так странно». — Верно. Ты сказал, что до этого был здесь. Все в поря… — Нет-нет, все в порядке. Я навещал здесь другого пациента, когда услышал, что проклятие было снято, — говорит он, подмигивая. Эмма хихикает. — Что ж, обязательно передай мои извинения за то, что задержала тебя так надолго. И спасибо за медвежьи когти. Я у тебя в долгу. Август берет свой пиджак в руки и похлопывает по краю ее кровати. — Может быть, пообедаем, когда тебе станет лучше. Нужно наверстать упущенное и спланировать наш грандиозный побег, — говорит он таинственным тоном. — Звучит отлично, — признает она, нахмурив брови, когда Реджина снова прочищает горло. Серьезно, что происходит с Реджиной? — Позвони мне или что-нибудь в этом роде, хорошо? — Договорились, — говорит он, уходя, так не сказав Реджине ни слова — не то чтобы Реджину хоть как-то это волновало. — Вы планируете куда-то поехать, мисс Свон? — спрашивает Реджина, как только они остаются одни. Она напряженно стоит на другой стороне комнаты, так далеко от Эммы, насколько позволяет комната. Эмма качает головой. Ее полуулыбка исчезает, когда она смотрит на Реджину. — Знаешь, для человека, который пришел увидеть меня, ты очень стараешься держаться от меня подальше. — И что ты имеешь в виду? — спрашивает Реджина, расправляя плечи, будто она даже не осознавала, насколько они напряжены. Эмма загибает палец и манит брюнетку поближе. — Я хочу сказать, Мадам Мэр, что мне больше нравится, когда вы рядом. И у меня сложилось впечатление, что вы, по крайней мере в последнее время, чувствовали то же самое. Реджина медленно пересекает комнату, засунув руки в карманы расстегнутой куртки. Та же самая черная, которая была на ней в Преисподней. Под ним одето темно-фиолетовое платье чуть выше колен. Эмме нравится, как этот цвет смотрится на коже Реджины. Она думает, что ей, вероятно, тоже подошло бы это платье, если могла бы его получше рассмотреть — не то чтобы она пыталась все-таки это сделать или что-то в этом духе. — Довольна? — спрашивает Реджина, останавливаясь в ногах кровати. — Почти. Знаешь, ты могла бы присесть, — она наклоняет голову в сторону кресла. — Я обещаю, что от меня не так уж плохо воняет. Реджина не смеется над шуткой. Эмма тихо фыркает. Что-то в Реджине меняется от этого звука, а затем мгновение спустя брюнетка не только садится на кресло, но еще и подвинула его ближе к Эмме. — Ты воняла и похуже, — говорит Реджина, устроившись поудобнее, и наклоняет голову вниз, однако недостаточно быстро, чтобы скрыть ухмылку на губах. Сердце Эммы подпрыгивает, и она улыбается так широко, что у нее болят щеки. — Боже, я скучала по тебе, — громко выдыхает она. Глаза Реджины внезапно устремляются на нее, и в них замешательство, удивление и что-то странное. — Я просто имела в виду, эм, ну… да, нет, — она качает головой, все еще улыбаясь Реджине. — Нет, это то, что я имела в виду. Я скучала по тебе. И, может быть, в этом нет смысла, потому что на самом деле никуда не ходила или что-то в этом роде. Но кажется, что прошла целая вечность с тех пор… Ну, она не уверена, ей просто кажется, что прошло слишком много времени. Поэтому она улыбается, протягивает руку ладонью вверх и ждет, пока Реджина осторожно положит свою поверх руки Эммы. Она теплая, как и предполагала Эмма, ее прикосновение нежное. Когда Эмма переплетает пальцы и гладит руку Реджины, та улыбается с чем-то, что очень похоже на удивление в карих глазах, и переплетает свои пальцы в ответ. Бывает такое чувство, которое возникает, когда ты долгое время обходишься без чего-то, в чем отчаянно нуждаешься. Так долго, что тебе больно, физически больно. Это больше, чем просто страстное желание — это настоящая тяжесть в груди, кричащий голос в голове, чувство чистого желания. Единственный способ успокоить этот голос, унять боль — это утолить голод, который живет внутри. Прикосновение Реджины делает это. Реджина делает это для Эммы. — Ты навещала меня, пока я была в этой странной магической коме, да? — спрашивает Эмма, сжимая руку Реджины, когда ей показалось, что она может ее убрать. — Странная магическая кома? — Реджина качает головой и закатывает глаза. (Реджина делает это часто, но она делает это с улыбкой на губах, будто пытается скрыть, что в Эмме есть что-то такое, что она находит милым). Эмма ухмыляется, потому что Реджина, очевидно, больше не думает об Эмме как о раздражителе, даже если она пытается скрыть это. — Прими это просто, как факт, — говорит блондинка. — Да, я заглядывала время от времени. Кто-то должен был убедиться, что о тебе заботятся должным образом, и мы обе знаем, что ни один из твоих родителей не подходил для этой работы. Снежка слишком беспокоилась о своей драгоценной дочери, чтобы отвечать за ситуацию — ее вполне можно понять. А твой отец… — быстрый звук, похожий на смех, вырывается у нее из горла. — Давай просто скажем, что Дэвид и Уэйл не нашли общий язык. Из нас троих я была самой уравновешенной, хочешь — верь, хочешь — нет. Эмма фыркает. — Спасибо за то, что присмотрела за мной и за ними. — Для этого и существует семья, не так ли? — говорит Реджина немного капризно. Взгляд Эммы опускается на их руки и в груди теплеет от этой мысли. Семья. Но разве это единственное, кем они являются друг для друга? Это похоже на нечто большее. Она не уверена, на что это похоже, но определенно больше, чем просто семья… Она кладет руку Реджины к себе на колени и другой рукой проводит по выступающим венам и костяшкам. Другая женщина ей позволяет это. Да, это определенно похоже на нечто большее, чем просто семья. Но Эмма не собирается подвергать это сомнению, особенно если это сомнение будет означать конец таких отношений. — Значит я пропустила две недели. Произошло что-нибудь важное? Как Генри? Как ты была все это время? Я даже не спрашивала. Все остальные сюда добрались без проблем? Однако Реджина не отвечает ни на один из ее вопросов. Она полностью увлечена пальцами Эммы. Ее лицо выглядит слегка озадаченным, брови нахмурены — такое сосредоточенное выражение лица, и Эмма думает, что это очень… мило. Поэтому вместо того, чтобы повторять свои вопросы, Эмма поворачивает руку Реджины в своей и проводит по линиям ее ладони. Они могут просто посидеть в тишине, если это то, чего хочет Реджина. Они могут поговорить позже. Эмма может подождать. Ее пальцы скользят вниз к запястью Реджины, и пальцы брюнетки дергаются. Эмма ухмыляется и делает это снова. Да, Эмма может просто сидеть здесь вот так вот.***
А может быть и нет. Не прошло и двух минут, как повсюду их окружили люди, шум, объятия, Снежка — и здесь ее действительно слишком много, а Эмма просто хочет держать Реджину за руку. Реджина отстранилась, как только они услышали, что кто-то вошел, и держалась на расстоянии, хотя ее теплота все еще не исчезла.***
Все ведут себя так, будто она беспомощна, и это действительно выводит Эмму из себя. Она даже не сильно травмирована, и ее магия проделала фантастическую работу по исцелению себя. Кроме того, прошло целых две недели, пока она лежала в постели. Сейчас Эмма болеет лишь слегка. Она, конечно же, может ходить самостоятельно, так что маме нет необходимости держать ее за руку, когда они направляются к машине на следующее утро. Просто позволь ей помочь, блондинка пытается уговорить себя в этом, но ей кажется странным, что с ней нянчатся, когда она в полном порядке. Она в порядке до тех пор, пока вы не спросите у Снежки, которая настаивает, что это не так. Хотя Эмма та, кто действительно может сказать больно ей или нет. И наврятли бы ее выписали, если с ней было бы что-то не так. Эмма срывается, когда Снежка пристегивает для нее ремень безопасности. — Я могла бы сделать это сама, если ты бы просто позволила мне. Боль, которая заливает лицо Снежки, ранит Эмму больше, чем слова, причинившие боль ее матери. Она чувствует себя неблагодарной и сожалеет, что ее беспокоит кто-то, кто хочет ей помочь. Она вздыхает и откидывается на спинку кресла. Снежка застегивает ремень безопасности и закрывает за собой дверь. Эмма наблюдает, как ее мама проходит долгий путь к водительскому сиденью. Нижняя губа Эммы зажата между зубами, когда она пытается придумать, как извиниться и объясниться так, чтобы не задеть чувства матери еще больше. Снежка тихо садится на свое место, ее взгляд устремлен вперед. Она медленно сглатывает и выдыхает, прежде чем обхватить руками руль, молочная кожа на руках становится еще более бледной от крепкой хватки. — Я не должна была так огрызаться. Прости. Снежка кивает головой, улыбается, но не смотрит в сторону Эммы. Она также не заводит машину. И когда Эмма понимает почему, ей кажется, что кто-то вонзил нож в ее живот. Снежка вытирает щеку и прочищает горло, ее лицо краснеет. Эмма не знает, что делать. Она не знает, что сказать. Она никогда не умела обращаться с плачущими людьми. Поэтому Эмма сидит тихо и не спрашивает, собираются ли они когда-нибудь выехать с больничной парковки.***
— Я ужасная, — стонет Эмма, с громким стуком роняя голову на кухонный островок. — Не будь такой драматичной, дорогая, — говорит Реджина, расхаживая по кухне. — С твоей матерью все в порядке. Это не первый раз, когда ее чувства были задеты, и это будет не в последний. Снежка намного сильнее, чем ты думаешь. — Ты не видела ее лица, Реджина. Она просто пыталась мне помочь. И что сделала я? Я сорвалась на нее. Я сорвалась на нее из-за дурацкого ремня безопасности. Дурацкого ремня, — Эмма поднимает голову и смотрит на спину Реджины. Та готовила ужин, нарезая овощи, когда Генри впустил Эмму. Эмму, которую не пригласили на ужин, но и не прогнали. — Из-за меня она начала плакать. Реджина оглядывается через плечо и встречается взглядом с Эммой. — Я сомневаюсь, что она плакала, потому что ты сказала ей, что можешь пристегнуть ремень сама. Реджина звучит уверенно, но Эмма сомневается. Кастрюля со щелчком закрывается, и Реджина наклоняется на кухонный остров, опираясь локтями. — Это были долгие две недели для всех, Эмма. Твоя мама только вчера вышла на работу, впервые с тех пор, как мы вернулись домой. Она не хотела оставлять тебя, — Реджина облизывает губы. — Я думаю, — говорит она медленно, подбирая слова, — тот факт, что она не знала, когда ты проснешься, и ничем не могла тебе помочь, вызвал у нее такой сильный стресс. — И после этого я… Реджина поднимает руку и останавливает Эмму, не давая той заговорить. — Снежка беспокоилась о тебе, как любая мать беспокоилась бы за своего ребенка. То, что касается ситуации на парковке, судя по тому, как ты мне ее объяснила… Мне кажется, что тяжесть ситуации наконец стала для нее непосильной. Как я уже сказала, Снежка — тяжелая женщина, временами раздражающая, но даже у нее бывают эмоциональные срывы. И вдобавок ко всему, провести недели, желая сделать что-то для тебя… — Да, а я буквально заставила ее почувствовать, что она мне не нужна. Я понимаю, — Эмма тихо стонет, дергая плечами. — Я даже не думала о том, что она чувствовала. Я понимаю, как это было трудно для нее. Но в то же время я просто не привыкла, чтобы кто-то беспокоился обо мне так, как она. Даже после того времени, что мы провели вместе, мне кажется это… — Непривычным, — говорит Реджина. — Я собиралась сказать странным, но, да. — Хм, — Реджина бросает взгляд на дверь кухни, затем ее глаза медленно возвращаются к Эмме. — Могу ли я спросить тебя кое-что личное? Я пойму, если ты не захочешь отвечать. Эмма бросает на Реджину растерянный взгляд, но кивает головой в знак согласия и наблюдает, как Реджина быстро поворачивается, чтобы проверить шипящую сковороду. Эмма рассеянно ковыряет ноготь в ожидании. Она предложила помочь на кухне, но Реджина отказалась и сказала просто сидеть, потому что ей нужно отдыхать. Эмма устала отдыхать, но она выдвинула один из стульев перед кухонным островком и уселась на него. Реджина достает два бокала для вина и бутылку красного вина, когда заканчивает проверять еду. — Ты принимаешь какие-нибудь лекарства? — Эмма отрицательно качает головой. Бок ничуть не беспокоил ее с самого утра, не больше того, с чем она могла не справиться. — Что на счет бокала Мерло? — Ты же знаешь, мне все равно какое. — Неужели я ничему не научила тебя с тех пор, как мы стали друзьями? — спрашивает Реджина, закатывая глаза слишком ласково, чтобы быть чем-то иным, кроме как показателя насколько Реджина стала наслаждаться присутствием Эммы. — Да, многому. Реджина поднимает бровь, поощряя ее продолжить. Эмма облизывает губы, думая об этом. Ее брови нахмурились. — Эм… — Дорогая, — говорит она, начиная смеяться, когда тянется через стойку и кладет руку на руку Эммы. Она качает головой, отчего ее волосы выбиваются из места, где были заправлены за ухо. Эмма впивается ногтями в ладонь, чтобы удержаться и заправить волосы на место. — Не надо. Не беспокойся об этом. — Что? — Эмма надувает губы. — Ты слишком много думаешь. Если тебе так трудно о чем-то думать, то я явно не научила тебя ничему ценному. Эмма хватает бутылку вина со стойки и привстает со стула, чтобы дотянуться и взять штопор в руке Реджины. — Или, может быть, я просто научилась так многому, что мне трудно выбрать что-то одно. А? А? Вот так вот, — Реджина только продолжает смеяться над ней — Боже, как Эмма только прожила всю жизнь без этого смеха? — Смейся-смейся, но ты знаешь, что я права. — Я ничего такого не знаю, Эмма. Глаза Реджины сверкают, и она просто позволяет себе смеяться. Это длится недолго, будто она внезапно осознает, что делает, и заставляет себя остановиться, но свет в глазах не угасает. Она качает головой, подходит к другому барному стулу и садится. Пустые бокалы ждут, когда Эмма наполнит их. Эмма хочет сказать Реджине, чтобы она прекратила так делать и просто позволила себе насладиться моментом. Эмма хочет сказать, как прекрасен звук ее смеха, хочет, чтобы она знала, как внутренности Эммы словно тают от внезапного жара, наполняющего ее тело. Эмма хочет, чтобы Реджина знала, что она сделает все, чтобы слышать ее счастливый смех каждую секунду дня, откажется от всего ради этого заливистого смеха и тепла в глазах. Вместо этого она прикусывает уголок губы и наливает им вино, на мгновение поднимая глаза, чтобы поймать взгляд Реджины.