***
Эмма так и не смогла заснуть, как хотела. Вместо этого она наблюдала, как спит Реджина — солнечный свет проскальзывал между штор и падал на ее расслабленное лицо. Эмма не была склонна к глубокомыслию до утреннего кофе, поэтому у нее не было особых мыслей, когда она лежала рядом с Реджиной. В комнате в основном было тихо, но так легче слышать тихое дыхание Реджины. Теперь они обе лежат на животе, голова Эммы подперта согнутой рукой, пока ее вторая рука тянется, чтобы рисовать маленькие круги на плечах Реджины, когда она начинает шевелиться. Реджина мычит, когда Эмма делает это, вызывая у последней легкую улыбку на губах, а затем расслабляется, откидываясь на подушку. Иметь возможность сделать это — заставить Реджину снова заснуть — невероятное чувство. Просто прикоснуться пальцами и нежно поглаживать смуглую кожу — и Реджина успокаивается. Эмма делает это. Эмма. Она даже не знала, что в ней есть это — способность утешать кого-то таким образом. Эмма встает с кровати лишь один раз, чтобы сходить в туалет. Когда она возвращается, то видит, как Реджина пложила голову на подушку Эммы и заняла место, которое, скорее всего, было еще теплое от тепла тела Эммы. Эмма ухмыляется, стоя с другой стороны кровати, и собирает свои светлые волосы в высокий хвост. Удивительно, какой маленькой Реджина выглядит в постели, и все же ей удалось занять практически всю кровать — ее тело растянулось, как у кошки. Эмма никогда особо не любила кошек, она больше предпочитает собак, если стоит выбор. Ей никогда не приходилось делить свое пространство ни с кем из них, однако щенки милые до тех пор, пока не начнут все разрушать. Реджина, все же, нравится Эмме в разы сильнее — особенно когда она тихонько вздыхает и тонкими пальцами ласково касается кожи блондинки посреди ночи. Эмма осторожна, когда возвращается в кровать, ложась на противоположную сторону от той, на которой была раньше. Поскольку ноги Реджины находятся на этой стороне кровати, Эмма медленно, очень медленно, пытается подвинуть женщину ровно настолько, чтобы суметь свернуться калачиком на боку рядом с ней. Реджина, несмотря на то, насколько осторожной была Эмма, начинает просыпаться и почти полностью переворачивается на свою прежнюю сторону кровати. На ту сторону, на которую только что легла Эмма — и это означает, что Реджина снова обнимает Эмму, а Эмма снова лежит на краю кровати. Блондинка даже не думает о том, чтобы перебраться на свою теперь пустую сторону, не выбирает пространство вместо тепла, исходящего от тела Реджины. Эмма обнимает Реджину за талию и прижимается к ней, ее подбородок покоится на голове Реджины, темные, спутанные во время сна волосы щекочут ее кожу. И это очень приятно. Эмма даже снова может заснуть из-за того, как легко просто следить за вдохами и выдохами дыхания Реджины, погружаясь в спокойный сон. Легко забыть о том, что существует за пределами четырех стен этой спальни. В течение всей ночи Эмма обнаружила, что ее разум полон вопросов, некоторые из которых она задавала, но большинство держала при себе. В Преисподней, когда Реджина запустила пальцы в волосы Эммы и позволила ей спать на коленях, казалось, все было в основном для Эммы. Реджина давала Эмме то, что блондинка и не подозревала может иметь, то, что Реджина каким-то образом знала, что ей нужно, и была — на удивление — готовой быть той, кто предоставит это. Но прошлой ночью Эмма ничего так не хотела, как дать Реджине ощущение безопасности, тепла и комфорта, которое дала ей брюнетка — и Реджина сделала больше, чем просто позволила Эмме сделать это. Реджина погрузилась в это полностью, постепенно, но полностью. В конце концов, Реджина разрушила все свои стены, опустила все свои барьеры и позволила Эмме увидеть ее. Увидеть те стороны, которые жаждали чего-то, чего Реджина не позволяла себе иметь или, возможно, не верила, что может иметь. Реджина позволила Эмме увидеть тоску в ее глазах и почувствовать, как тело, обернутое вокруг Эммы, практически растаяло, как будто Реджина знала, что может доверить Эмме самые хрупкие части себя. Эмма знает, насколько это важно для Реджины. И она позаботится, чтобы Реджина не пожалела об этом. Она задается вопросом, скольким людям на самом деле была предоставлена возможность быть там, где сейчас она находится — как в физическом, так и в переносном смысле. Королева Реджина из Зачарованноого леса, не похожа на человека, который позволил бы кому-то обнимать себя всю ночь, и Эмма знает, что Грэм тоже не оставался на ночь, когда Реджина впускала его в свою постель. Может быть, Робин, думает Эмма с гримасой на лице, но ей трудно в это поверить. Возможно, он был ее родственной душой или кем-то там еще, но было что-то в том, как пальцы Реджины сжимали пижаму Эммы, что говорило о слишком большом отчаянии, чтобы иметь такое с Робином. Эмма узнает в Реджине что-то такое, что чувствовала когда-то сама — жажду привязанности, голод, который долгое время не утолялся должным образом. Эмма убеждена, что Реджина никому не позволяла прикасаться к себе так, как позволила Эмме прикасаться к ней, с целью заставить чувствовать себя в безопасности. Это интимнее, чем секс — по крайней мере, для Эммы, вот почему она раньше не позволяла себе этого с другим человеком. С человеком, рядом с которыми она не хотела чувствовать себя уязвимой. С человеком, которыму она не доверяла, боясь осуждения, когда позволяла показывать жажду этой особой привязанности. Реджина могла бы отдать ему свое тело — и, очевидно, свое сердце, — но она не показывала ему свою хрупкость и отчаяние, не показывала те вещи, которые делали ее слабой, так же, как и Эмма. Ему этого не досталось, но Эмме досталось. И Эмма задается вопросом: случилось ли это, потому что Реджина знает, что Эмма видит все ее стороны — хорошие, плохие. Те стороны, которым причинили слишком много боли за одну жизнь. Эмма видит все это, но не видит в этом ничего, кроме силы. Реджина прошла через столько отвратительного и ужасного, — требуется так много сил, чтобы выйти из этой битвы, особенно когда ты видишь своего самого главного врага, когда смотришься в зеркало. Эмма понимает это, и, возможно, именно поэтому Реджина доверяет ей так много себя.***
Стопа Реджины трется о заднюю часть ее ноги, начиная от лодыжки и доходя почти до середины икры. Вот от чего Эмма просыпается — от медленного скольжения ноги Реджины по ее ноге, вызывая приятные покалывания по коже. Едва проснувшаяся блондинка стонет в изгиб шеи Реджины. Она знала, что, вероятно, снова заснет, но не думала, что проснется именно так. Она была уверена: то, что произошло между ними ночью будет только чем-то таким, что хорошо, когда темно и хочется спать, однако не чем-то таким, когда солнце проникает в комнату. — На тебе больше нет штанов, Эмма, — говорит Реджина, ее голос хриплый и близко к уху Эммы. (Абсолютная пытка, если вы спросите Эмму. Еще слишком рано пытаться притворяться, что у Эммы есть хоть какое-то представление, как справиться со своим влечением к Реджине, еще слишком рано для того, чтобы притворяться, что голос Реджины не заставляет ее пульс участиться). — И ты не выгнала меня из-за этого, — бормочет Эмма в шею Реджины. Ее губы несколько раз касаются теплой кожи, пока она говорит, но Реджина не отстраняется от непреднамеренного — но не неприятного — контакта Эммы. Реджина просто угукает, чтобы подтвердить слова Эммы. Ее нога медленно скользит вниз по ноге Эммы, вплоть до стопы, и остается там, их конечности переплетены вместе. Эмма тихо выдыхает и просовывает руку под одеяло, которое прикрывает их тела. Она проверяет границы дозволенного, когда позволяет своим пальцам играть по подолу пижамной рубашки Реджины, задаваясь вопросом, насколько это слишком. Проснувшись и обнаружив, что Реджина не спешит избавиться от нее, обнаружив, что Реджина все еще в порядке с их прикосновениями, пальцы Эммы зачесались от желания почувствовать теплую кожу брюнетки. Вибрация тихого смешка в груди Реджины заставляет Эмму поднять голову, чтобы посмотреть на нее. Реджина уже смотрит на Эмму, веселье пляшет в ее глазах. — Что? Регина качает головой. — Мне просто было интересно, станет ли это какой-то рутиной. — А? — брови Эммы поднимаются. Бедро Реджины двигается, немного приподнимается. — Я не ожидала, что ты будешь такой застенчивой, — признается Реджина. Глаза Эммы начинают сужаться, полагая, что Реджина смеется над ней. Но потом карие глаза смягчаются, и Эмма понимает, что это не так. — Я только имела в виду, что ты более нерешительна, чем я ожидала, — Реджина поднимает руку и убирает несколько локонов Эммы за ухо. Это небольшое прикосновение, но оно заливает сердце Эммы золотым теплом. — Ну… Да, — Эмма отводит взгляд от Реджины и снова кладет голову на плечо своей соседки по кровати. — Я не хочу прикасаться к тебе там, где ты этого не хочешь. Пальцы Реджины на мгновение замирают в волосах Эммы, и Эмма слышит, как она сглатывает. Затем Реджина продолжает пробегать пальцами по волосам Эммы. — Где ты… — Реджина прочищает горло. — Где ты хочешь прикоснуться ко мне? Сердце Эммы сильно бьется, и она уверена, что Реджина это чувствует или, может быть, слышит. — Где ты хочешь, чтобы я тебя прикоснулась? — спрашивает Эмма вместо того, чтобы ответить на вопрос. — Я спросила у тебя первая. Эмма фыркает. — Нам не двенадцать, так что «я спросила первая» не сработает. — Очень хорошо, — говорит Реджина, начиная отстраняться от Эммы. Эмма сжимает ее бедро и прижимает к себе. — Пожалуйста, не делай этого, — говорит она со вздохом. Реджина тут же замирает. — Почему ты не можешь просто ответить на вопрос? — спрашивает она, и ее голос звучит немного расстроенно, но не так, как будто она действительно расстроена из-за Эммы. Эмма слегка пожимает плечом. Реджина не настаивает, вместо этого она решает вытащить резинку из волос Эммы и распускает волосы. Реджина предпочитает это так, думает Эмма, — ей нравится погружать пальцы и перебирать волосы. Эмма делает эту мысленную заметку, и низкий стон вырывается из ее горла, когда Реджина начинает творить свою магию. — Что если тебе не понравится мой ответ? — Эмма спрашивает после несколько тихих моментов. — Это будет честный ответ? — Да. — Тогда я буду в порядке со всем, что ты скажешь. Эмма пытается поднять голову, но Реджина не позволяет этого. Ее ладонь прижимает голову Эммы обратно вниз, и пальцы продолжают мягко скользить по кудрям Эммы, стараясь быть осторожными там, где волосы запутались. И Эмма не может на самом деле жаловаться — потому что это ощущается невероятно, даже когда она знает, что Реджина не позволила ей двигаться, потому что предпочитает вести этот разговор без того, чтобы Эмма смотрела на нее. Или, возможно, без необходимости смотреть на Эмму. — Мы должны поговорить о границах. Реджина издает звук, похожий на смех, когда говорит: — Ты не способна просто наслаждаться тишиной, в которой мы провели это утро, не так ли? — На самом деле я думала, что ты это оценишь. Границы, я имею в виду. — Я оценила, — Реджина признается с улыбкой, которую Эмма слышит в ее голосе. — Возможно, даже больше, чем ты думаешь. Это очень заботливо с твоей стороны. Однако обычно я не провожу утро в постели и предпочла бы не тратить время на этот разговор, который может испортить то, что мне очень нравится. — Хорошо, — соглашается Эмма. — Я поняла тебя. И Эмма уже решила просто лежать и наслаждаться, как сказала Реджина, но потом брюнетка вздыхает и перестает двигать пальцами по голове. — Скажи, что тебя не устраивает, Эмма. Что именно не так? Эмма не пытается повернуться, чтобы посмотреть на Реджину. На этот раз потому что теперь она не хочет, чтобы Реджина видела выражение ее лица. Она уверена, что Реджина может читать ее, как открытую книгу, и есть слишком много, чего можно прочесть, слишком много, чего можно разгадать. Потому что это что-то не связано с Реджиной, только не Реджиной. Она не знает, как Реджина отреагирует, узнав, насколько Эмма готова допустить, чтобы между ними что-то произошло. Как она отреагирует на это. Эмма не знает, как ответить на этот вопрос. Она подумывает что-нибудь придумать, солгать или сказать брюнетки хоть что, только чтобы суметь скрыть насколько сильно она хочет быть с Реджиной. Но она этого не сделает. Она не может. То, что у них есть, похоже, может существовать только в том случае, если они честны друг с другом, если они продолжат доверять друг другу правду. Реджина заслуживает ее честности. Но правда в этом случае — это то, что Эмма не может выразить словами. — Эмма? — спрашивает Реджина, и ее голос звучит более терпеливо, чем обычно. На этот раз Эмма поднимает голову, но только лишь для того, чтобы поднести губы к виску Реджины. Это то место, где она поцеловала ее прошлой ночью, куда ее губы прижимались к пульсу Реджины. Она снова целует там, на этот раз позволяя губам задержаться, затаив дыхание. Сердце колотится в груди, рука все еще на бедре Реджины, там же, где она и оставила. Эмма целует ее и ничего не говорит, она надеется, что Реджина поймет. Надеется, что брюнетка не потребует выражать ее чувства словами. Она надеется, что этого достаточно — надеется, что она достаточна. Сердце Эммы сильно сжимается в груди, когда она чувствует что-то теплое и влажное на своем носу. Слезы, осознает она, но это не ее слезы. Все в Эмме болит — она не знает, что натворила, но знает, что именно она причина слез, которые скатываются из уголков глаз Реджины. — Прости, — она быстро отстраняется, чтобы дать Реджине пространство. Она чувствует себя ужасно, чувствует, как облажалась даже после того, как утром себе сказала, что будет осторожна и бережно отнесется к подарку, который Реджина подарила накануне вечером. — Черт, Реджина, я не хотела… Реджина успокаивает ее, закрывает рот Эммы рукой и удерживает на месте, схватив блондинку за руку, чтобы та не могла отодвинуться. — Перестань, — говорит она, и из ее глаз вытекает еще несколько слез, разбивая сердце Эммы и все остальное внутри. Когда Эмма перестает пытаться отстраниться, Реджина отпускает ее и смахивает слезы так, будто те оскорбили ее. — Я обычно не такая эмоциональная, — Реджина говорит с принужденным смехом, который никак не помогает Эмме чувствовать себя лучше. — Особенно не тогда, когда рядом люди. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — спрашивает Эмма, готовая уйти — не убежать, а уйти, если это то, что хочет Реджина. — Я могу пойти домой, и мы сможем… — Эмма, перестань, — требует Реджина, и Эмма замолкает и прикусывает внутреннюю сторону щеки. Реджина глубоко вздыхает, а затем закрывает глаза. — Останься. — Я не собака, знаешь, — бормочет Эмма, ложась обратно и укладывая голову на плечо Реджины. Реджина искренне смеется: — Поверь мне, я знаю. Если бы ты была собакой, то плохо натренерованной. Давление в груди Эммы ослабевает, она мягко улыбается и сосредотачивается на дыхании Реджины.***
— На тебе нет штанов, — говорит Реджина, когда Эмма встает с кровати. Эмма смотрит вниз на свою наполовину застегнутую клетчатую пижаму, которая частично прикрывает черные трусы, и снова на женщину, чьи глаза прикованы к ее голым ногам. — Ага, — медленно говорит она. — Мы вроде как это уже выяснили. Помнишь? Реджина прочищает горло и отводит взгляд от Эммы. Почти незаметный румянец разливается на ее щеках. — Да, конечно. Но тогда ты была под одеялом, и я не могла видеть тебя без штанов. Эмма слегка пожимает плечами и подходит к окну, чтобы раздвинуть шторы и позволить солнечному свету полностью проникнуть в спальню. — Это не первый раз, когда ты видишь меня без штанов, и, вероятно, не последний, если это еще повторится. Боже, она действительно на это надеется. — Тебе не кажется, дорогая, что неуместно спать с человеком в нижнем белье, с которым у тебя нет романтических отношений? Эмма приподнимает бровь, глядя на Реджину через плечо. — Тебе не кажется, что неуместно рассматривать мою задницу, когда у нас нет романтических отношений? — спрашивает она, ухмыляясь, когда Реджина быстро отводит глаза. — Ты та, кто пялиться на меня, и еще спрашивает о чем-то неуместном. — Не льсти себе. Я не пялилась, — говорит Реджина, закатывая глаза, и встает с кровати, старательно пытаясь не смотреть на Эмму. — Обманщица. Эмма поворачивается до конца и облакачивается на окно, опираясь руками о бедра. Реджина в своей пижаме темно-синего цвета — зрелище, которое Эмма не смогла должным образом рассмотреть прошлой ночью. Поэтому, когда Реджина потягивается спиной к девушке, Эмма пробегает глазами по миниатюрному телу Реджины, проводя языком по губам. Бедра Реджины поворачиваются сначала влево, когда та вытягивает одну руку над головой, затем наоборот — вправо, и глаза Эммы опускаются, наблюдая за движением, не в силах остановиться. Это не ее вина, что тело Реджины требует, чтобы на нее смотрели — на эти соблазнительные изгибы и аккуратные выпуклости. — Тебе действительно нужно поработать над тем, чтобы быть более аккуратной, — слышит Эмма, и ее глаза устремляются туда, где Реджина ухмыляется через плечо. Эмма закатывает глаза, сдерживая усмешку. — Кто еще говорит. Реджина отворачивается от Эммы и начинает заправлять кровать. Эмма начинает помогать и удивляется. Как они здесь оказались? Как Эмма оказалась в спальне Реджины, застилая с ней постель? — Знаешь, ты можешь одеть свои штаны, — Реджина говорит ей, пока они вместе поправляют простыни и одеяло. — Зачем? Мне все равно придется снимать их, когда пойду в душ, — Эмма поднимает взгляд после того, как туго натянула простыню. — Если тебя это серьезно беспокоит… Реджина поднимает глаза на Эмму, затем опускает взгляд ниже ее талии и качает головой. — Нет, — легко говорит она. Эмма кивает, а потом спрашивает: — Так… Значит я могу в следующий раз их просто не надевать? Брюнетка закатывает глаза, словно ей очень больно соглашаться на то, чего хочет Эмма. — Если хочешь. Эмма собирается положить подушку на положенное место, но вместо этого бросает ее в Реджину, чьи глаза расширяются от удивления. — Знаешь, не обязательно вести себя так, будто тебе не нравится, что видишь, — смеется Эмма. — Я совершенно не против, чтобы ты пялилась на меня. Реджина грубо бросает подушку назад. — Ауч. — Еще раз, я не пялилась, Эмма. — Ага, конечно, — говорит Эмма себе под нос, ухмыляясь. — Не то чтобы ты считаешь меня привлекательной или типа того. Нет, вовсе нет. — Эмма, — предупреждает Реджина. Эмма поднимает руки вверх и хихикает. — Для протокола, я тоже считаю тебя привлекательной. — Как будто я не знала об этом, — Реджина усмехается и проводит рукой по кровати, чтобы избавиться от видимых складок. — Я определенно лучше тех людей, которых ты раньше считала внешне привлекательными. — А ты скромная, — шутит Эмма, вытаскивая из сумки чистую одежду. Реджина слегка ухмыляется, оглядываясь на Эмму. — Ты серьезно собираешься это отрицать? Реджина, которая направляется к шкафу, приподнимает бровь: — Отрицать что? — Серьезно, Реджина? Ты знаешь. Что ты считаешь меня привлекательной. Реджина делает паузу и бросает на Эмму быстрый взгляд, в ее глазах появляется лукавый огонек, когда она говорит: — На тебя не страшно смотреть. — Дурочка, — говорит Эмма, смеясь. Реджина смеется в ответ, и все так идеально.***
Пока Реджина принимает душ, Эмма спускается на кухню, чтобы сварить кофе. Приготовление кофе превращается в приготовление завтрака, и вскоре Эмма раскладывает на прилавке яйца и хлеб для тостов, в то же время переписываясь с мамой. Она интересуется, все ли еще в силе их семейный обед, и сообщает, что придет забрать Генри (что смущает ее мать, ведь Реджина должна забрать Генри). Эмма просто должна была прийти на обед. Придумать хорошую ложь — вот что отвлекает ее внимание от омлета, который готовится на сковороде, и именно так она портит завтрак меньше чем за минуту. — Я не могу оставить тебя одну на пять минут без того, чтобы ты что-нибудь вытворила, не так ли? — слышит Эмма, и ее телефон выпадает из рук, когда она смотрит на плиту, а затем на тостер. — Ты ждала, пока я зайду в душ, чтобы попытаться сжечь мой дом дотла? — Не драматизируй, — говорит Эмма, хмурясь на беспорядок, который она устроила во время готовки. — С домом все в порядке. Это всего лишь немного подгоревшие тосты и пережаренные яица. Реджина отталкивает Эмму с дороги и выключает плиту. — Я бы приготовила завтрак, если бы ты попросила, Эмма. Эмма вздыхает и вытаскивает содержимое тостера, пока Реджина хватается за сковороду и избавляется от яиц в мусорную карзину. — Может быть, я хотела приготовить завтрак для тебя. Знаешь, я не настолько недееспособная, что бы позаботиться о себе. Брови Реджины сходятся вместе, когда она бросает пустую сковороду в раковину. — Я такое не говорила. — Ты ведешь себя так, — Эмма шипит и ругается себе под нос, когда обжигает палец об горячий тостер. — Это была ужасная идея. Реджина закатывает глаза и берет руку Эммы в свою, сжимая запястье, когда та пытается отстраниться. Потому что невозможно злиться, когда Реджина прикасается к ней. — Все нормально, — говорит Реджина после осмотра ее пальца, — не драматизируй, — издевается она, усмехаясь. — О, что ты… Слова Эммы замирают на языке. Дыхание прерывается, а сердце пропускает по меньшей мере два удара. Эмма забывает, как моргать. Реджина медленно проводит губами по пальцам Эммы, и в этот момент все замирает. Больше ничего в этом мире не имеет значения. Ничего не существует. Лишь губы Реджины на слегка покалывающих кончиках пальцев Эммы. — Вот, — Реджина тихо говорит, поглаживая большим пальцем руку Эммы. — Так-то лучше. — Эм… — глаза Эммы метнулись на Реджину, подальше от пальцев, которые, она клянется, светятся… чем-то. — Э-э, — снова говорит она, потому что, очевидно, ее мозг все еще не знает, как работать. Реджина отпускает руку Эммы и выпрямляется, на лице мелькает что-то, чего Эмма не понимает. Ну вот. Это означает, что Реджина воздвигает стену, и Эмма хочет достучаться и сказать, чтобы эту стену убрали. — Спасибо, — наконец говорит она, ее рука неловко висит между ними. Реджина слегка кивает ей, а затем подходит к тостеру. — Тебе следует подняться наверх и подготовиться. Несмотря на то, что, кажется, тебе нравится разгуливать по моему дому полураздетой, наш сын тоже живет здесь. Он не всегда предупреждает о своем возвращении. Эмма наконец опускает руку и встряхивает головой. Она тянется мимо Реджины за своим телефоном. — Он все еще у Снежки, до сих пор спит. Я только что спросила о нем. Плечи Реджины немного опускаются, когда она выдыхает: — В любом случае, тебе следует одеться и лучше раньше, чем позже. — Верно, — Эмма прислоняется к стойке. — Позволь мне дописать сообщение, и я исчезну с твоих глаз. Реджина выбрасывает подгоревший тост — по крайней мере, большую его часть. Эмма замечает, как она отламывает кусочек от одного ломтика и, проведя по нему пальцами, откусывает. Блондинка улыбается, потому что не важно видела ли Реджина взгляд Эммы или нет, это все равно что-то значит для нее. Это завтрак, который Эмма готовила для нее. Это завтрак, который она сожгла, но, несмотря на это, Реджина действительно съела немного своего подгоревшего завтрака, когда могла бы просто выбросить. Может быть, Эмма просто раздувает из мухи слона, но такое чувство, будто это на самом деле важно. — Из-за этого телефона ты чуть не устроила пожар на кухне. Мне итак хочется забрать его у тебя и не отдавать, пока не покинем дом, — говорит Реджина, доставая чистую посуду. Эмма приподнимает бровь, ее глаза устремлены в экран телефона. — Я бы вряд ли развела огонь. И мне не очень нравится, когда меня наказывают. Реджина просто хмыкнула, проходя мимо Эммы. Эмма отправляет Снежке быстрое сообщение, сообщая, что ей нужно идти, после чего ставит телефон на вибрацию и передает его через стойку. — Вот. Он твой. Реджина смотрит на устройство, приподнимая бровь. — Я просто пошутила, дорогая. Можешь оставить свой телефон при себе. — Мне он не нужен. Я знаю, что с сыном все в порядке. Мои родители знают, что со мной все в порядке. Я уверена, что мой маленький братик прекрасно справляется с тремя людьми вокруг него, — Эмма пожимает плечами и отталкивается от стойки. — Еще один человек, о котором я забочусь, находится прямо здесь, рядом со мной, — говорит она, приближаясь к Реджине и глядя ей в глаза. — Мне телефон не нужен. Неуверенная улыбка начинает появляться на губах Реджины, когда она не сводя глаз следит за движениями Эммы. Блондинка останавливается за ее спиной. Голова Реджины откидывается назад, и Эмма улыбается, прежде чем медленно обнять женщину за талию. Ресницы Реджины трепещут и прячут вопрос в карих глазах, который Эмма уловила до того, как брюнетка отвела взгляд. — Все нормально? — спрашивает Эмма, надеясь, что ее быстро бьющееся сердце не ощущается под лопаткой Реджины. Реджина прислоняется спиной к Эмме и кивает головой. — Да. Все нормально.***
— И вот почему я сказала тебе идти собираться, пока я готовила нам завтрак, — говорит Реджина, когда Эмма спешит надеть джинсы. — Если бы ты просто послушала меня… — Как ты думаешь, твои возмущения помогают мне двигаться быстрее? Или тебе просто нравится звук твоего голоса? Серьезно, эти штаны не наденутся быстрее, потому что ты хочешь подчеркнуть, насколько была права. Реджина фыркает, садясь на край кровати: — У тебя было три часа, Эмма. Целых три часа на подготовку. — Я знаю, как добраться до дома моих родителей. Тебе лучше уйти, если собираешься продолжать злиться на меня. Реджина смотрит на Эмму так, словно та высказала блестящую мысль. — В кои-то веки ты подкинула отличную идею. А потом, вот так просто, Реджина исчезает. Пуф. — Слишком драматично, — говорит Эмма пустой комнате.***
Снежка подпрыгивает, положив руку на грудь. — О, боже. Кто-нибудь мне скажет, почему люди волшебным образом появляются на моей кухне? Эмма закатывает глаза. — Мы играли в догонялки, — сухо говорит она и поворачивается, чтобы посмотреть на Реджину. — Я не могу поверить, что ты действительно оставила меня. Реджина скучающе пожимает плечами. — В следующий раз тогда будь готова вовремя. Снежка прочищает горло, и Реджина с Эммой поворачиваются к ней. — Почему вы обе здесь? На моей кухне? — Снежка спрашивает их с любопытством в глазах и замешательством на лице. Брови Эммы сошлись вместе. — Обед в воскресенье. Мы говорили об этом. Ничего не напоминает? — Я здесь ради своего сына, — говорит Реджина, протискиваясь мимо Эммы. — Нашего сына, — бросает Эмма вслед. — Вы что… поссорились? — спрашивает Снежка с ужасно растерянным лицом. — Да, — говорит Эмма, в то время, как Реджина говорит «Нет». — Ага, хорошо, — просто говорит Снежка и благоразумно решает больше не задавать вопросов. — Мамы, — кричит Генри, сбегая вниз по лестнице, его шаги тяжелые и громкие. — Вы здесь. Вместе. Подождите. Почему вы здесь вместе? — Они играют в догонялки, — Дэвид сообщает Генри, сидя на диване, и Эмма откидывается на спинку барного стула, чтобы посмотреть на своего отца. — Что? Я лишь передаю то, что ты сказала своей матери. Реджина вздыхает, как будто все — кроме Генри, только не Генри, никогда Генри — это заноза в шее, от которой она просто не может избавиться. — Твоя мама здесь, чтобы навестить Снежку и Дэвида, а я здесь, чтобы забрать тебя. — Ты не останешься на обед? — спрашивает Снежка, нахмурившись и даже не пытаясь это скрыть, когда смотрит на Реджину. — Я сделаю достаточно сэндвичей для всех. — Сэндвичи, — повторяет Реджина, — то, что ты точно не испортишь. — Эй… — Я видела, что твоя дочь может сделать с яйцами и тостами, так что я не буду ожидать от тебя слишком многого, Снежка. — Ага, давай расскажем всем, как я сожгла завтрак, — говорит Эмма, закатывая глаза. — Это был последний раз, когда я пыталась сделать для тебя что-нибудь приятное. — Ты приготовила ей завтрак? — спрашивает Снежка, очевидно, с самым растерянным взглядом за сегодня. Эмма опускает голову на деревянную поверхность перед собой. — Все просто… Перестаньте говорить.***
Естественно, единственный раз, когда они в кое-то веки решили ее послушать — это как раз перед тем, как сесть за обед. Так что обед выходит неловким. Все продолжает смотреть на нее, и это супер странно. Ее родители выглядят смущенными, и, по крайней мере, взгляды достаются не ей одной, потому что они смотрят на Реджину таким же взором. Генри выглядит так, будто хочет что-то сказать, но он просто запихивает еду в рот каждый раз, когда теряет самообладание (пацан действительно много ест в последнее время, мысленно отмечает она). И Реджина. Ну… Эмма не уверена, какой взгляд бросает на нее Реджина, потому что он постоянно меняется, словно Реджина даже не уверена, что хочет чувствовать на данный момент. На секунду появляется мягкая улыбка, а затем она смотрит на Эмму так, будто та сделала что-то не так. Малыш Нил — единственный, кто не смотрит на Эмму. Он смотрит только на бутылочку, из которой Снежка кормит его. Так что Эмма в основном просто считает минуты, пока это все не закончится.***
— Если тебе понадобится помощь — дай знать, — говорит Дэвид Эмме, как раз в тот момент, когда Реджина выходит из уборной и входит в гостиную. Она, должно быть, странно посмотрела на Дэвида, потому что следующее, что Эмма слышит, Дэвид объясняет: — Эмма ищет другую квартиру. Я предлагал свою помощь. — О, — просто говорит Реджина. Эмма оглядывается через плечо на Реджину, затем снова смотрит на отца. — Я собиралась сказать тебе, что у меня уже есть кто может помочь. Август ищет мне место. Но если что я дам тебе знать. — Я не знала, что вы с Августом снова общаетесь, — говорит Снежка, опускаясь в кресло. Она выглядит так, словно хочет порадоваться за Эмму, но в то же время, как ни странно, выглядит разочарованной. — Э-э, да, — Эмма чешет затылок и пожимает плечами. — Он заходил, когда я была в больнице. Он помогает мне найти хорошее место для переезда и все такое. Генри хмуро смотрит, будто она сделала что-то не так. — Ты же знаешь, что мама знает этот город лучше, чем кто-либо, да? — говорит он, глядя на Реджину. — Она могла бы подсказать тебе лучшие места, где стоит посмотреть квартиру, возможно, помогла бы тебе даже больше, чем он. Эмма тоже смотрит на нее, хмурясь, и замечает, как сжата ее челюсть. — Реджина слишком занята для этого, — решает Эмма — Спасибо, что решаете, на что у меня есть время, мисс Свон, — глаза Реджины становятся холодными, она отстраняется от Эммы и смотрит на Генри. — Я уверена, что твоя мать сможет найти то, что ищет, с помощью человека, который раньше был деревянной марионеткой. В конце концов, я же не знаю все углы и закоулки города, в котором он провел большую часть времени. Дэвид и Снежка обмениваются взглядами, после чего они вдвоем встают и извиняются. Генри следует за ними. Эмма хмурится. — Куда все собираются? — В парк, — говорит Снежка. — К причалу, — говорит Дэвид. — Мы уходим, чтобы вы двое могли разобраться с этой ситуацией, потому что этот неловкий обед — это единственное, что мы смогли перетерпеть, — Генри закатывает глаза. — Генри! Он пожимает плечами. — Мам, я люблю вас. Но я думаю, что нам всем больше нравится, когда вы не ссоритесь. Я действительно счастлив, когда моя семья ладит друг с другом. Что бы ни случилось, я думаю, вам, ребята, нужно это исправить. Эмма наблюдает, как плечи Реджины немного опускаются, ее взгляд смягчается. — Никаких сладостей пока нас нет, — говорит она, по-своему соглашаясь с ним, словно показывая, что попробует.