***
Ресторан, в который Реджина ведёт ее, вероятно, является лучшей изысканной кухней, которую может предложить Сторибрук. Не похоже, что он застрял в восьмидесятых, и Эмма узнает это потому, что владелец не открывал ресторан до тех пор, пока проклятие не было снято. Джозеф был поваром в замке Реджины и, по словам Реджины, является лучшим у них в ресторанном бизнесе. Эмма всегда была немного очарована, когда Реджина говорила о людях, о которых хорошо думала во время ее пребывания в роли Злой Королевы. Она не знает, чего тогда стоило заслужить уважение Реджины, но были люди, которые заслужили, и Джозеф был одним из них. Ресторан находится недалеко от воды, и из него открывается невероятный вид, но ни за одним из столиков не открывается вид лучше, чем тот, к которому привели Реджину и Эмму. В задней части ресторана есть металлическая винтовая лестница, которая ведет на второй этаж с несколькими столами и большими окнами с видом на океан. Накрыт только один стол, и после паузы, чтобы осмотреть свечи по всей комнате и накрытый скатертью стол, который стоит у одного из окон, удивленный взгляд Эммы переходит на Реджину. Реджина смотрит на обнаженные кирпичные стены с большим интересом, чем кто-либо когда-либо должен был бы испытывать к стене. — Следуете за мной сюда, — говорит молодой джентльмен, направляясь к их столику. Реджина бросает взгляд на Эмму, а затем кладет руку ей на поясницу. Им дают меню, которое называют особенным, после чего подъезжает тележка с открытой бутылкой вина, и им подают красное вино, затем Джозеф говорит, что даст им немного времени и вернется. Эмма ждет, пока они останутся одни, чтобы встать со своего места и подойти прямо к окну рядом с ними, жадно вглядываясь в невероятный вид. Она жила в нескольких местах, откуда открывался приличный вид, но ничто и никогда не сравнится с этим видом на океан из окна. Кажется, что он тянется все дальше и дальше и никогда не останавливается, и с того места, где они находятся, Эмма может видеть, как волны разбиваются о большие камни. Она чувствует себя немного глупо из-за того, как это возбуждает ее, как что-то такое простое, как вид на воду, уже сделало это лучшим свиданием, на котором она когда-либо была. Она помнит, как рассказывала Реджине о своей любви к океану, хотя знает, что Реджина не просто так выбрала случайный ресторан или привела ее в лучший в городе. Она помнит глупые мечты о том, что однажды у нее будет домик на пляже или высоко на скале с видом прямо на пляж. Она вспоминает об этом и оглядывается через плечо с глупой широкой улыбкой, потому что как так получается, что Реджина делает это, слушает все, что она говорит, даже когда она не думает, что кто-то сочтет то, что она говорит, таким уж важным? Реджина тянется за своим бокалом вина и делает глоток, выдерживая пристальный взгляд Эммы. Она ждет мгновение, прежде чем облизнуть губы и прочистить горло: — Я надеюсь, что это не слишком. Возможность представилась сама собой, и я знала. Я подумала, что тебе здесь может понравиться. Я хотела разделить эту ночь только с тобой, так что мы останемся здесь вдвоем на весь вечер. — Да, — Эмма легко уверяет ее, слыша нервозность в голосе Реджины, которую она пытается скрыть. — Я не могу поверить, что ты прошла через столько трудностей, чтобы устроить это, — говорит она, потому что ресторан был переполнен внизу, так что она знает, что все эти люди могли бы использовать пространство здесь, наверху, и остальные столики. Она думает, что должна чувствовать себя виноватой, но не может. Реджина отмахивается от нее. — Это не составило большого труда, дорогая. Меню, однако… Эмма заинтригованно приподнимает бровь: — Меню? Реджина откидывается на спинку стула со своим бокалом и коротко кивает ей. — Взгляни, — ее голос хриплый и низкий, пока она ждет, ее глаза следят за каждым движением Эммы. Эмма тянется к меню и осторожно переворачивает его, бросая взгляд на Реджину, прежде чем посмотреть на обратную сторону страницы. Бровь приподнимается, когда она видит на нем жареный сыр, после еще немного сканирует и видит макароны с сыром. — Не может быть, чтобы здесь такое подавали, — говорит Эмма вслух, начиная смеяться. — Сегодня вечером и для тебя, и для нас это так. Эмма Свон, сегодня вечером я собираюсь научить твоего внутреннего ребенка, как есть свои любимые блюда, как взрослые. На губах Эммы появляется полуулыбка: — Макароны с сыром и омаром, — читает она вслух, а затем: — макароны с сыром грюйер и ха… — Хамóн Серрано, — произносит Реджина безукоризненно. Эмма прикусывает губу, когда слова слетают с языка Реджины. Затем она садится, просматривая краткий список продуктов с объяснениями того, что находится внутри блюда. — Все это звучит вкусно, — говорит она, и ее живот немного урчит в знак согласия. — Что ж, я рад слышать это от вас, потому что мы будем пробовать все. У тебя ведь нет никакой аллергии, не так ли? Мне стоило… — Зеленые продукты. Капуста, шпинат… Реджина пытается одарить ее безразличным взглядом, но ее смех невозможно сдержать, и она сдается и смеется, когда ее глаза мерцают, глядя на Эмму. — У тебя есть настоящие аллергии, моя дорогая? — Нет, мэм. Я определенно могу попробовать… — она снова просматривает меню, — все. Ага, определенно все.***
Очень много сыра. Много сыра и много смеха. Когда Реджина откусывает одну из маленьких пицц, которые Эмма протягивает ей, расплавленный сыр просто тянется и тянется, и Эмма не может перестать смеяться, когда Реджина пытается не испортить еду, которая ужасно тягучая. В животе у нее становится тесно и тепло, а кожа Реджины покрывается нежным румянцем к тому времени, когда ей, наконец, удается раскусить кусок сыра пополам. Он попадает ей на подбородок и губы, и Эмма быстро кладет пиццу, прежде чем потянуться за телефоном чистой рукой, облизывая большой палец той руки, которой держала пиццу. — Даже не смей, — рычит Реджина, потянувшись за салфеткой. — Снежка хочет фотографии, — говорит Эмма, и она все еще смеется, почти тихим смешком, когда открывает свой телефон. — Снежка не может всегда получать то, что хочет. Если ты сделаешь фото, я позабочусь о том, чтобы ты пожалела об этом. Эмма кладет свой телефон на стол и поднимает руки вверх в знак того, что сдается. — Я буду вести себя хорошо, не нужно угрожать мне на нашем первом свидании, Мадам Мэр, — дразнит она. — Но, похоже, это работает, — говорит Реджина, вытирая лицо от всех следов соуса и сыра, ухмыляясь, как только заканчивает. Эмма угукает в знак согласия, когда тянется за своим вином, не сводя глаз с Реджины, пока пьет его. Свет свечей мерцает вокруг них и в темных глазах Реджины, отчего на ее коже появляются тени. Эмма наслаждалась этой ночью гораздо больше, чем когда-либо наслаждалась любым свиданием, на котором была, и все это из-за Реджины. Это всегда такое удовольствие, когда Реджина распускает волосы и позволяет себе смеяться; это один из тех звуков, которым Эмма действительно не может насытиться, который хочет слышать все время, потому что он обязательно вызывает улыбку на ее лице и тепло на коже. Это свидание было для Эммы чем-то большим, чем просто свиданием. Это признак того, насколько Реджина прислушивается к ней, принимает ее, и особенно того, насколько хорошо другая женщина ее знает. Это было невероятно, и никто никогда не переживал из-за нее таких неприятностей. И Эмма надеется, что ни у кого больше не будет такого шанса, надеется, что ее место в жизни Реджины останется за ней навсегда. Эмма улыбается Реджине, когда ставит свой бокал с вином и кладет свою руку поверх руки Реджины. — Это одна из лучших ночей в моей жизни, знаешь? — шепчет Эмма, пока ее большой палец ласкает руку Реджины, медленно скользя вперед и назад. Улыбка, которую Реджина дарит ей в ответ, доходит до теплых карих глаз Реджины. — Я хотела сделать для тебя что-то особенное, — просто говорит она. Сердце Эммы быстро бьется в груди от всего того, что она хочет сказать, но не знает, как выразить словами, которые не звучат так, как будто они из плохо написанного романтического фильма. Потому что Реджина каким-то образом делает каждое мгновение особенным. Все, что она делает для Эммы, кажется особенным. Реджина вкладывает все свое сердце, и Эмма постоянно чувствует ее любовь, тепло и все то, что она чувствует к Эмме. Реджина оказывала ей поддержку и поддерживала, когда она в этом нуждалась, и просто быть рядом с ней — это все, что Эмме нужно, достаточно, чтобы ошеломить ее своим совершенством, но Реджина давала ей больше, чем это, и она делает это без особых усилий. Сердце Эммы полно любви, когда она встает со стула и обходит стол, все еще держа Реджину за руку. Она использует вторую руку, чтобы запрокинуть голову Реджины назад, заставляя брюнетку посмотреть ей в глаза. Эмма может утонуть в том, что видит, может упасть в темную бездну, в которой есть надежда, любовь, удивление и необузданные эмоции. Она могла бы утонуть в красоте всего этого. — Могу ли я поцеловать тебя? — спрашивает Эмма с улыбкой, нежно лаская щеку Реджины. Реджина слегка дрожит и облизывает губы. — Тебе не нужно спрашивать, — отвечает она, наклоняясь, чтобы встретить Эмму на полпути. Каждая миллисекунда, кажется, растягивается, когда Эмма наклоняется ниже, чтобы поймать губы Реджины своими. Она может чувствовать так много — то, как рука Реджины скользит в ее руке, так что их пальцы должным образом переплетаются, то, как подскакивает ее пульс, учащенное дыхание Реджины, когда пальцы Эммы спускаются к ее шее, то, как подскакивает пульс Реджины, а потом чувствует самые мягкие губы, которые она когда-либо целовала раньше, рот, который она чувствовала на себе снова и снова и все еще не может поверить, насколько это невероятно. Что-то в Эмме рушится, когда их губы соприкасаются, рушится в хорошем смысле, и поток жидкого тепла разливается по ее телу. — Каждое мгновение с тобой кажется особенным, — слышит она свой шепот между поцелуями. Ей нужно это сказать, и ей все равно, что Реджина думает, что это звучит глупо. Ей нужно, чтобы Реджина знала, знала, что она — все для Эммы, и Эмма никогда не была так счастлива, как с Реджиной. Реджина вздыхает и кладет руку на затылок Эммы и притягивает ее глубже, как будто слова Эммы заставили ее хотеть большего, заставили ее нуждаться в большем. Эмма более чем счастлива дать ей это, она скользит губами по губам Реджины, а затем проводит по ним своим теплым языком. Рука Реджины скользит вниз, туда, где обнажена спина Эммы, и слегка царапает, достаточно, чтобы кожу начало покалывать, и Эмма застонала в рот Реджины, ее губы приоткрылись для языка Реджины. Они не разделяются до тех пор, пока потребность в воздухе не становится слишком сильной. Их губы продолжают соприкасаться, но они просто дышат, поток воздуха, который покидает один рот, падает на другой, пока они, по сути, вдыхают друг друга. Сердце Эммы колотится, и она улыбается, как самая счастливая идиотка, и этот момент кажется слишком идеальным, чтобы он когда-нибудь закончился. Поэтому она медлит так долго, как только может, игнорируя легкую боль в пояснице от того, как она наклоняется, и вместо этого сосредотачивается на теплой руке, которая с любовью гладит ее кожу. Когда они слышат, как один из официантов поднимается по лестнице, Эмма отстраняется, подходит к окну, отвернувшись от человека, и вытирает губы там, где есть помада Реджины. Официант забирает их тарелки и говорит, что десерт будет подан через несколько минут, и все это время Реджина сидит там, как королева, которой она всегда будет, властная и ответственная, даже с немного размазанной помадой. Эмма сжимает губы и на мгновение закрывает глаза, чтобы издать гул, полный восторга. Реджина что-то делает с ней, что-то чудесное, что заставляет ее на некоторое время забыть о самом плохом, что когда-либо случалось. Но сейчас все хорошо. Она не хочет жить прошлым, хочет только наслаждаться настоящим и с нетерпением ждать своего будущего. Она оглядывается через плечо и обнаруживает, что Реджина смотрит на нее, смотрит так, как будто Эмма — бесценный подарок, который только что положили ей на колени, и она не знает, что сделала, чтобы заслужить его. И это забавно, в некотором смысле, потому что именно так Эмма думает о Реджине. Реджина — это все надежды, мечты и желания, оставшиеся без ответа, каким-то образом аккуратно упакованная в одну женщину, которая решила дать Эмме все, на что Эмма потратила годы, уговаривая себя ни от кого ничего не ожидать, потому что она этого не получит. — Ты ни разу не встала, чтобы посмотреть в окно, — указывает Эмма, задержав взгляд на Реджине на несколько мгновений. — Ты упускаешь невероятный вид. Реджина подпирает голову сжатым кулаком и улыбается, ее глаза медленно пробегают по Эмме. — Мне очень нравится вид, который открывается прямо отсюда, дорогая, — говорит она, не оставляя Эмме возможности неправильно понять, что она имеет в виду, когда снова окидывает Эмму взглядом.***
— Боже мой. Я не могу поверить, что ты позволила мне пропустить мою пробежку вчера утром, когда ты знала, что я буду есть так много сегодня вечером, — жалуется Эмма, обмакивая ложку в мороженое. Реджина пренебрежительно машет рукой. — Ты единственная, кто несет ответственность за то, что решила остаться в постели вчера утром. Я была готова присоединиться к тебе еще раз, но ты предпочла остаться в постели. — Ты была теплой, — говорит Эмма, слегка надув губы. Глаза Реджины мерцают любовью, даже когда она качает головой, глядя на Эмму: — Если ты не хочешь есть мороженое. — О нет, я собираюсь его съесть. Не будь такой смешной. Просто потому, что я знаю, сколько я съела сегодня вечером, это не значит, что я собираюсь отказываться от вкусной еды. Я не сумасшедшая, Реджина. Реджина лишь приподнимает бровь и слегка ухмыляется. — В любом случае, я не знаю, о чем ты беспокоишься. Ты в хорошей форме, физически активна, и твоя диета не так ужасна, как раньше, теперь, когда я готовлю большую часть твоей еды. Эмма улыбается, не отрывая глаз от ложки. — Ты могла бы просто сказать мне, что у меня красивое тело, Реджина, — Эмма смеется над невеселым взглядом, который Реджина бросает на нее. — Я не знаю, почему ты настаиваешь притворяться, что не находишь меня сексуальной. — Это не так, — Реджина облизывает губы, пока ее глаза обводят видимые части Эммы — ее лицо, плечи, грудь. Эмма видит, как работает горло Реджины, когда она медленно сглатывает, и это заставляет ее желудок немного скрутиться. — Я не скрывала, что нахожу тебя привлекательной. Я полагаю, что более чем ясно дала понять, что я думаю о твоем теле. — Я могу пересчитать по пальцам, сколько раз ты делала мне комплименты, — указывает Эмма. — Почему меня не удивляет, что тебе все еще требуются помощь пальцев, чтобы считать? — Ха-ха-ха. Реджина улыбается ей, набирая в ложку немного своего мороженого. — Так вот в чем дело? Еще одна попытка заставить меня сделать тебе комплимент, дорогая? Эмма качает головой: — Нет. Мне просто нравится прикалываться над тобой. Я знаю, что ты чувствуешь. Мне не нужно это слышать. Реджина замирает, держа ложку почти у рта, а затем кладет ее и откашливается: — Ты выглядишь сегодня потрясающе, Эмма. Я бы сказала тебе, когда увидела тебя, но у нас были свидетели — свидетели, известные своей навязчивостью и весьма заинтересованные в наших отношениях. — Должна признаться, на секунду мне пришла в голову мысль оставить тебя дома, где я могла бы… — Реджина поджимает губы и немного опускает веки, — найти время, чтобы восхищаться тобой разными способами. Эмма приподнимает бровь. — Хм. Какими способами? Реджина хмыкает, подносит свое мороженое ко рту, посасывая его с ложки, и снова оглядывает Эмму, как будто что-то обдумывая. Металлическая ложка медленно скользит между ее губ, когда она напевает, низкий, насыщенный звук, который Эмма может чувствовать где-то низко и глубоко в своем собственном теле. Ее глаза метнулись к Эмме, но она ничего не сказала. Наверное, это к лучшему, потому что мозг Эммы перестает функционировать, когда язык Реджины выскальзывает у нее изо рта, чтобы облизать ложку, медленно двигаясь вверх по изогнутому спуску, а затем обратно. Эмма прочищает горло и пытается отвести взгляд, пытается не заводиться от того, что Реджина облизывает долбаную ложку. Но она понимает, что нет смысла пытаться это сделать, не тогда, когда притворно невинный взгляд Реджины становится совершенно соблазнительным, и язык Реджины снова медленно кружит вокруг ложки, прежде чем она прячет его, а затем позволяет своим губам медленно скользить по ложке, вытаскивая ее изо рта. У Эммы нет причин пытаться удержать себя от возбуждения, потому что Реджина делает это нарочно, и невозможно избежать того, что все внезапно становится слишком горячим и тяжелым. Реджина никогда не отвечает на вопрос, но Эмма не думает, что могла бы справиться с ответом, который получила бы, не сгорая на месте ровным счетом.***
— О Боже, мне кажется, я влюблена в Джозефа. Прошутто с жареным сыром? Лучшее, что когда-либо было у меня во рту. Реджина выгибает бровь, отпирая входную дверь позже тем же вечером. — Осторожнее, дорогая. Я собираюсь ревновать. Эмма смеется в изгиб шеи Реджины, обнимая ее сзади. Она не могла держать свои руки подальше от Реджины с тех пор, как они покинули ресторан, и Реджина ни разу не жаловалась. После того, как Реджина повеселилась, поддразнивая Эмму, все успокоилось достаточно, чтобы тело Эммы расслабилось, а ее внутренняя температура остыла от кипящего жара, который Реджина могла так легко вызвать внутри нее. Вместо того, чтобы прижать Реджину к стене и заставить ее кричать, Эмма теперь хочет прижать ее к себе и побаловать сладкими поцелуями. — К лысеющему мужчине за шестьдесят или к жареному сыру? — спрашивает она в ответ на комментарий Реджины. — Потому что тебе не нужно беспокоиться ни о том и ни о другом, — бормочет она в теплую кожу под своими губами. Реджина отмахивается от нее и тянет Эмму к своему боку, прежде чем открыть дверь и впустить их в дом. — Тебе придется отпустить меня, чтобы мы могли войти. Эмма недовольно стонет, не желая отлучаться: — Хорошо. Но я хочу, чтобы ты вернулась в мои объятия меньше чем через пять минут. Реджина поворачивается и прижимается поцелуем к губам Эммы. — Я думаю, что смогу это сделать.***
Эмма находится в гостиной, когда слышит, как Реджина просит ее разжечь огонь. Эмма оглядывает гостиную, смотрит на мягкие белые тона комнаты, которые так сильно отличаются от темного дерева и тепла, которые Эмме нравятся в кабинете. Там тоже есть камин, и еще один в спальне, поэтому Эмма задается вопросом, не будет ли Реджина возражать, если она разведет огонь в другой комнате. Реджина входит в комнату, когда Эмма обдумывает вопрос о местоположении, держа в руках два бокала и янтарную жидкость. Эмма встает с дивана и берет у нее бокалы. — В другой комнате, — объясняет она. — В нашей комнате? — спрашивает Реджина, поворачиваясь и глядя в сторону лестницы. — Мне теперь можно там пить? — спрашивает Эмма, так как Реджина запретила ей пить жидкости в спальне после того, как она чуть не уронила бокал красного вина. — Хороший вопрос. Мы пойдем в кабинет. Они входят в кабинет; стаканы и то, что, как обнаруживает Эмма, является виски, ставятся на кофейный столик. Эмма оглядывается, а затем, пока Реджина наблюдает за ней с любопытством, начинает передвигать мебель. Эмма только выжидающе смотрит на нее и улыбается, потому что она собирается сделать идеальный вечер свидания еще лучше — что, как Эмма была уверена, было невозможно после того, как получила столько удовольствия, просто наслаждаясь хорошей едой со своим любимым человеком. Как только мебель убирается с ее пути и пространство перед камином освобождается, Эмма потирает руки и концентрируется. Она думает о жаре огня и пламени, а затем создает огненный шар в своей руке. Она бросает взгляд на Реджину и подмигивает: — Кое-кто научил меня маленькому трюку, — говорит она, а затем бросает огненный шар в камин. Реджина гордо улыбается всякий раз, когда она творит волшебство, всякий раз, когда она чего-то достигает, и, черт возьми, Эмма забыла, как сильно ей это нравится. Она не использовала магию с тех пор, как они вернулись в Сторибрук, разве что только чтобы перенестись куда-нибудь, но то, как гордость Реджины сияет в ее темных глазах, заставляет ее хотеть делать все с помощью магии. — А теперь не хочешь объяснить, почему ты решила переставить всю мебель? Эмма цыкает: — Такая нетерпеливая. Реджина закатывает глаза, наклоняется вперед и открывает бутылку виски. — Хорошо. Пожалуйста, продолжай. Я буду наслаждаться сама, несмотря на то, что выбрала все это именно из-за тебя. — Ты лишаешь меня всего удовольствия, когда я пытаюсь удивить тебя своими невероятными магическими навыками, — говорит Эмма, слегка надув губы. Реджина издает один из тех звуков, когда кажется, что смех пытается вырваться наружу. Она откидывается на спинку стула со своим бокалом и наклоняет его к Эмме. — Продолжай. Порази меня. — Не будь задницей, — ворчит Эмма, но ей приходится отвернуться, чтобы скрыть свою собственную улыбку. Эмма снова концентрируется, и мгновение спустя то, что она хотела показать, оказывается перед ней. Тихий вздох Реджины заставляет ее гордо улыбнуться от уха до уха, когда она смотрит на пол. Там лежат подушки и теплые одеяла, и… Она наклоняется, чтобы проверить, а затем одобрительно кивает, когда обнаруживает, что в теплых одеялах есть поролоновая набивка. Идеально.***
Они обе переоделись, выпили по стакану восхитительного виски, и теперь Эмма сидит, скрестив ноги, и наблюдает, как Реджина смотрит на огонь. Он танцует в ее глазах, вдоль изгибов ее лица и подбородка, подчеркивая скулы. Эмма вошла и нашла ее в таком состоянии, поэтому она решила дать немного пространства на некоторое время на случай, если ей это понадобится. Реджина несколько раз смотрела в ее сторону, но в основном она просто сидела молча. Эмма чувствует умиротворение, когда смотрит на Реджину, ей не нужно говорить или что-то делать, чтобы ночь продолжалась идеально. Играет тихая музыка, что-то без слов, которую Эмма не слышала до этого, и она витает в воздухе точно так же, как и запах горящего дерева. Это расслабляет и успокаивает, и Эмма не хочет, чтобы ночь подходила к концу. — Тебе не обязательно сидеть так далеко, — говорит Реджина немного позже, откидывая голову назад и в сторону. Она опирается на вытянутых руках, держась прямо, ее ноги вытянуты и скрещены в лодыжках. Эмма на самом деле немного беспокоится, что может разрушить спокойствие Реджины. Но она придвигается ближе. И вот тогда все начинается, когда тепло в теле Эммы, которое было раньше в ресторане, возвращается. После того, как она подвинулась ближе стало трудно на чем-либо сосредоточиться, когда рядом Реджина. Ее глаза лениво обводят линии ее лица и шеи; затем они опускаются ниже, к груди Реджины без лифчика, тонкий атлас ее топа не скрывает твердые вершины грудей Реджины. Только придвинувшись ближе, она начинает замечать, как вытягивается шея Реджины, когда она запрокидывает голову назад, как выгибается ее спина, когда она медленно немного перемещается. Реджина проводит языком по губам, и внезапно Эмму начинает покалывать. Когда она так близко к Реджине, мозг Эммы затуманивается, и единственное, о чем она может думать — это целовать Реджину везде. На теле Реджины нет ни одного места, которому не было бы так хорошо под губами Эммы, думает она с голодной усмешкой. Эмма прикусывает нижнюю губу и позволяет своему взгляду перемещаться от ног Реджины к ее бедрам, к груди, плечам, а затем останавливается на шее. Голова Реджины снова откидывается назад, и Эмма чувствует, как ее пульс учащается, когда она думает о том, как брюнетка вздыхает и тихо стонет, когда она целует ее там. Эмма сглатывает, пытается отвести взгляд. Реджина издает тихий звук, откидывая голову назад и встряхивая волосами. Эмма не может устоять перед искушением, не может побороть желание наклониться и прижаться губами к шее Реджины, когда брюнетка продолжает откидывать голову назад и дает ей прекрасную возможность. Реджина оборачивается, чтобы посмотреть на нее, и на ее губах появляется ухмылка, которая говорит, что она точно знает, где были мысли Эммы. — Ты играешь со мной, не так ли? — спрашивает Эмма, впиваясь ногтями в бедро, пытаясь удержаться от того, чтобы подвинуться к Реджине. Реджина скользит взглядом по Эмме так медленно, что это ощущается как физическое прикосновение, словно теплые пальцы и ногти буквально проводят линии по ее телу, заставляя дрожать. Боже, она хочет этого. Язык Реджины скользит между ее губ и смачивает их, прежде чем она говорит: — Еще нет. Эмма стонет, и прежде чем она осознает это, толкает Реджину на спину и нависает над ней, их дыхание заметно тяжелее. Ее глаза опускаются к шее Реджины, туда, где она растягивается, и Эмма видит, как та сглатывает. Она поднимает глаза на Реджину, и глаза Реджины выдают все. Сделай это, говорят они, и Эмма обычно не очень хорошо выполняет приказы, но она наклоняет голову, прижимается ртом к точке пульса Реджины и слегка посасывает. Реджина выдыхает тихое «да», запускает пальцы в волосы Эммы и притягивает ее ближе, побуждая сильнее надавить своим теплым ртом. Эмма стремится доставить ей удовольствие, дать именно то, что она хочет, и вскоре ее губы скользят по нежной коже и претендуют на каждое место, по которой они проходят. Она приоткрывает губы и втягивает чувствительную плоть между зубами, дразняще покусывает, а затем проводит влажную дорожку от основания шеи Реджины к нижней части ее челюсти и наслаждается тем, как это заставляет Реджину стонать. Хриплый стон Реджины — самая сексуальная вещь, которую она когда-либо слышала, но это также и самый сладкий звук удовольствия, который Эмма вызывает у женщины, которой, как она обнаруживает, хочет отдать многое. Она улыбается, прижимаясь к коже Реджины, и скользит рукой вверх по бедру Реджины, прижимая ее к одеялам, когда брюнетка дергается под ней. Эмма медленно проводит большим пальцем по коже, которая не прикрыта пижамой, теплой, гладкой коже, и оставляет нежные поцелуи вдоль подбородка Реджины. Она чувствует каждый вздох Реджины, слышит каждый вздох и тихий стоны, и это тот момент, в который она могла бы с радостью погрузиться. Эмма страдает от того, как сильно ничего так не хочет, как утонуть в удовольствии Реджины. Когда Эмма начинает двигаться к уху Реджины, оставляя дорожку мягких поцелуев, пальцы в ее волосах напрягаются и притягивают Эмму ко рту Реджины. Она вся в нетерпении и потребности и беззастенчиво показывает Эмме, чего именно хочет. Эмма тоже хочет этого, чувствует, как колотится ее сердце, когда их губы настойчиво соприкасаются, а рука в ее волосах расслабляется и скользит вниз по спине. Эмма притягивается ближе, ее вес на Реджине, их тела соприкасаются. Это все, что она полюбила в том, чтобы быть с Реджиной, эта связь между их телами, теплая, крепкая и единая. Эмма прижимается бедрами к Реджине, чтобы дать понять, как сильно ей это нравится, нравится чувствовать Реджину. — Эмма, — стонет Реджина ей в рот, заставляя влажный жар между ног Эммы удваиваться только от того, как звучат эти два слога, смешанные с глубоким стоном. Эмма зажимает зубами губу Реджины и тянет ее, заставляя Реджину шипеть и впиваться пальцами в бок Эммы. Ее язык успокаивает боль, которую она причинила, медленно обводит изгиб рта Реджины. — Эмма. — Хмм? — бормочет Эмма, проводя губами по щеке Реджины, слегка прикусывая ее подбородок, а затем спускаясь носом вниз по шее Реджины. Она пахнет сахаром и специями, пахнет чем-то таким, что Эмма могла бы вдыхать и пробовать всю ночь. — Черт, ты так хорошо пахнешь, — она стонет, сползая вниз и продолжая свое путешествие, ее груди трутся о гибкое тело Реджины, соски твердые и чувствительные. Она так многого хочет от Реджины — так сильно нуждается в ней. — Ох, — Реджина выдыхает, когда она выгибает грудь навстречу Эмме и проводит пальцами по светлым волосам, заправляя их за уши Эммы. Эмма делает вдох, проводя рукой по животу Реджины, скользя по шелковой ткани ее рубашки вверх к груди Реджины. Эмма слышит быстрые удары сердца Реджины у себя под ухом, а затем поворачивает голову и целует ее грудь, прижимается ртом к коже, которая горит, как будто огонь бежит по венам Реджины. Ее губы повсюду, они целуют кожу Реджины, пока она не чувствует руки Реджины на своих плечах. — Подожди, — она слышит, как Реджина говорит. — Эмма, остановись. Эмма быстро отстраняется и изучает лицо Реджины, ее тело, ее сердце колотится в грудной клетке, когда она поднимается и отстраняется от другой женщины. — Ты в порядке? Я сделала. Реджина прижимает Эмму к своему рту, чтобы успокоить ее. — Я в порядке, — уверяет она, крепко целуя Эмму в губы. Эмме кажется, что она вот-вот растает прямо там, на Реджине. Ее тело покачивается, а руки чуть не подгибаются, и она едва ли падает. Реджина чмокает Эмму в рот, а затем слегка отталкивает ее, чтобы они могли посмотреть друг на друга. Глаза с тяжелыми веками расфокусированы и полны желания, но в них есть что-то еще, от чего у Эммы перехватывает дыхание. — Мы выпили, — говорит Реджина, проводя своей теплой ладонью по щеке Эммы. Она прочищает горло. — Я знаю, это может показаться немного глупым, учитывая, как много уже произошло между нами, но я не хочу, чтобы наш первый раз был чем-то, что мы сделали, потому что позволили алкоголю повлиять на наши решения. Эмма втягивает нижнюю губу в рот, обдумывая слова Реджины, а затем начинает отодвигаться, чтобы оставить некоторое пространство между своим разгоряченным телом и телом, что под ней. — Эмма, — обеспокоенно говорит Реджина, ее глаза немного расширяются, она нервничает так, что Эмма просто не привыкла видеть ее такой. Эмма перестает двигаться. — Нет, нет. Согласна. Что ж, я думала об этом гораздо дольше, чем просто сегодня вечером. Так что мне не хочется торопиться, но я согласна. Я просто. — Это не совсем то, что я имела в виду, — говорит Реджина, прерывая ее. Реджина отпускает Эмму, чтобы они обе могли сесть, пальцы перебирают волосы и поправляют одежду. — Что я должна была сказать, так это то, что я бы хотела, чтобы мы обе были трезвыми в первый раз, когда мы вступаем в сексуальную близость. Никто из нас нетрезв прямо сейчас. Я не хочу этого для нас. Я хочу полностью присутствовать, когда занимаюсь с тобой любовью. Эмма не может удержаться от того, чтобы снова броситься вперед, но на этот раз для того, чтобы просто поцеловать Реджину в губы. — Ладно. Хорошо. — Хорошо? — переспрашивает Реджина. И Эмма слегка улыбается, заправляя волосы Реджины за уши, а затем обхватывает ее лицо ладонями. — Трезвые, ясные умы, и, вероятно, в постели, — говорит она с легким смешком. — Я так сильно хочу тебя прямо сейчас, — она признается, чувствуя румянец на щеках и жар, который щекочет ее шею. — Ты понятия не имеешь насколько. Но я также хочу сделать это правильно, что бы это ни значило. Я хочу, чтобы это было… — глаза Эммы закрываются, в груди становится тяжело, когда слово вертится у нее на языке, но не покидает рта. Реджина касается губами щеки Эммы. — Особенным, — правильно угадывает она. — У меня никогда такого не было, — признается Эмма, медленно открывая глаза. — Но я хочу этого с тобой. — Я тоже, — говорит Реджина, наклоняясь назад для еще одного поцелуя в щеку. Эмма мило улыбается ей, когда Реджина отстраняется. — Позволь мне побыть рядом немного, пожалуйста. Реджина мягко подталкивает Эмму, и они ложатся перед огнем, голова Реджины на груди Эммы***
Эмма просыпается со стоном, ее голова откидывается на груду подушек, на которых она заснула. Она слышит гортанный смех Реджины еще до того, как ее мозг успевает осознать, что рядом с ее ухом есть губы, а пальцы пробегают по ее бицепсам. — Доброе утро, — говорит Реджина ей в ухо, прежде чем нежно прикоснуться к ее губам. Эмма снова стонет, посмеиваясь, когда поднимает руку, чтобы вытереть лицо. — Если ты будешь продолжать в том же духе, это будет больше, чем просто доброе утро, — Реджина напевает, прикусив ухо Эммы губами, и стон Эммы мгновенный и его невозможно остановить. — Реджина, — стонет она. Реджина сдвигается и появляется в поле зрения Эммы, ее волосы растрепаны со сна, на лице все еще та сонная мягкость. — Ты храпела мне в ухо всю ночь напролет. Эмма наклоняется и сжимает бедро Реджины: — Обманщица. Я не храплю. — Скажи это собаке, которую ты разбудила ночью. Она провела большую часть ночи, гавкая в ответ, потому что у нее сложилось впечатление, что ты пыталась с ней связаться. Эмма быстро переворачивает их, используя всю энергию, которая есть в ее теле этим ранним утром. У Реджины перехватывает дыхание от удивления, но как только она ложится на спину, она улыбается Эмме одной из самых счастливых улыбок, которую блондинка когда-либо видела у Реджины, направленную прямо на нее. Грудь Эммы светится из-за этого, и она наклоняется и целует Реджину с закрытыми губами. — Доброе утро, — тихо шепчет она. Реджина выдыхает и ее руки проводят по рукам Эммы, а затем поднимаются к ее шее. — Доброе утро, — снова говорит ей Реджина, а затем поднимает голову и целует Эмму в губы. Эмма переносит свой вес на одну руку, чтобы второй рукой погладить Реджину по щеке, ее большой палец касается маленького шрама над губой. Щека Реджины шевелится под ее прикосновением, на губах появляется еще одна мягкая улыбка. Все, о чем Эмма может думать: «Боже, как тебе идет быть счастливой». И это наполняет ее сердце радостью, потому что она — часть счастья Реджины. Эмма возвращается для еще одного легкого поцелуя, ее нос слегка соприкасается с носом Реджины. Реджина хмыкает и скользит руками по спине Эммы, а ступней по ее голой ноге. Эмма вздыхает и наклоняется еще раз, ее сердце бьется спокойно, момент медленный и умиротворенный. Реджина тянется к ее лицу, когда Эмма начинает отстраняться. — Я хочу, чтобы ты продолжала целовать меня, — говорит она, не сводя глаз с Эммы. Эмма облизывает губы и медленно немного перекатывается, так что она лежит сверху на Реджине, но осторожно, чтобы не давить на нее всем своим весом. Она хочет установить связь, которая принадлежит только им и заставляет чувствовать ее, что все остальное на мгновение исчезает. Она хочет быть как можно ближе к Реджине, чувствовать, как бьются их сердца, когда их губы соприкасаются. Она хочет никогда не оставаться без всего этого, особенно сейчас, когда Реджина смотрит ей в глаза так, словно никогда не видела никого красивее. Сердце Эммы начинает биться в такт словам, которые она думает. Я люблю тебя. Она нежно целует нижнюю губу Реджины. Я люблю тебя. Она нежно целует верхнюю губу, слушая тихое мурлыканье Реджины. Я люблю тебя. Она прижимается ртом к улыбающимся губам Реджины. Я любл… — Я люблю тебя, Эмма. Сердце Эммы на мгновение перестает биться, и она задыхается, ее глаза поднимаются на Реджину, спрашивая, ища, задаваясь вопросом, сказала ли Реджина ей только что те слова, о которых она думала. Реджина улыбается с надеждой и немного нервозно, ее руки на руках Эммы, когда она смотрит на Эмму. — Я люблю тебя, — тихо повторяет она, как обещание, признание и такая большая надежда. Сердце Эммы снова начинает биться быстрее. Я люблю тебя Я люблю тебя Я люблю тебя, как военный барабан сейчас вместо медленного ритма, который был мгновением раньше. Она снова наклоняется ко рту Реджины и касается ее губ одним поцелуем, прежде чем прошептать, как будто слова слишком дороги, чтобы их можно было произнести громче: — Я тоже тебя люблю.