Возвращение домой

— Она пытается быть милой, тёть Марин! — Вика шипит, вдавливая меня обратно в мою квартиру. Я даже сказать не успеваю ничего, просто через пару часов после их ухода в дверь снова звонят. И это она. Я стараюсь не пучить глаза и отвечать, как можно серьёзнее, что среди моих племянниц и племянников лично её и я не упомню, поэтому вполне можно обойтись без всяких «тёть», но Вика говорит мне без тени улыбки: — Я столько чая не выпью. Я ещё вчера просидела рядом с ней и френч-прессом весь вечер, пока она безнадежно надеялась, что ты придёшь. Так что имей совесть. Тёть Марин. Я закатываю глаза. Она тут же отзеркаливает жест, добивая меня целой тирадой, наверное, призванной пробудить во мне всё лучшее, изгнать демонов, перезалить и заставить решиться на бог знает что. Смелая. А я вот какая-то размазня рядом с ней. И с тобою. — Я приблизительно знаю без лишних интимных подробностей, что у вас там произошло, но сейчас она ничего не требует и ни о чём не просит. Ты заметила? Никто не бегает за тобой и не клянется в вечной любви. Она выросла, разве ты не видишь? Вижу, но лучше бы не видела. Я заставляю себя кивнуть, но лишь потому, что, пожалуй, давно меня никто так откровенно не пробовал отчитывать. Так бесцеремонно. И так по делу. — Ты ей не нужна, — добавляет Вика с каплей горечи или даже разочарования. — Она просто старается вести себя достойно. Закрыв дверь во вчерашний день. Было у вас там хорошее или не было — это не повод сейчас игнорировать или прятаться. Ты ведь могла и не возвращаться сюда, так? Я киваю опять. И, конечно же, со сказанным особенно и спорить не хотелось бы, только вот застревает где-то в середине груди ледяное крошево заноз, готовое и возразить выплеснутому на меня «не нужна», и заставить сбежать лишь бы куда, понимая, насколько права эта славная девочка, твоя подружка. — И ещё у неё ноутбук барахлит. Ты ведь посмотришь? — даже не сомневаясь в моём послушании, добавляет уже с улыбкой твоя Вика. — А как же вы раньше без меня с ноутбуками управлялись? — спрашиваю, про себя тут же морально готовясь прикусить свой язык. — У нас Владик есть, просто он сейчас служит, — она говорит это так, что её выражение лица вмиг меняется на мечтательное. После этого тут же вторгается в моё интимное пространство, заводя за ухо прядь и выдыхает, смущая меня близостью до горящих ушей: — Вы с ним чем-то похожи даже. Он такой же… любитель додумывать за других. Она оборачивается, переступая порог, чтобы уже из общего коридора бросить, что они меня ждут. Ещё со вчера. Я уговариваю себя, что это, возможно, не вежливо, и иду сразу за ней следом, надеясь, что ретироваться мне ничего не помешает. Ты сидишь на диване, как ни в чём не бывало, в том самом розовом халате, вчитываясь в учебные распечатки и даже не сразу замечаешь меня. Никакого чая в промышленных объёмах, заготовленного на всех горизонтальных поверхностях, я не наблюдаю. — Марин? — как-то растерянно произносишь ты, пока Вика исчезает за дверью своей комнаты, хотя и ненадолго. Прикрываясь ею, я спрашиваю про проблемы с ноутбуком, но они не критичные. Все ошибки пропали после того, как в последний раз ты не оставила его гибернироваться, а полностью перезагрузила, так что жалоб нет. Жалоб нет. Так, доктор? — так и хочется посмотреть в глаза этой вертихвостке, которая с лицом, на котором словно и не написано ничего, появляется под мои ясные очи и на голубом глазу спрашивает, какой чай я предпочту. Чувствуя себя идиоткой, соглашаюсь на любой, но не могу отказать себе в возможности сесть рядом с тобою и молча любоваться. Ты поправляешь волосы, просишь дать тебе пару минут, не откладываешь свои листы, по которым почти без нажима водишь карандашом, а я перевожу взгляд на подвесные полки над тобой, где за стеклом стоят старые фото и пара свежих рисунков, с одного из которых на меня смотрит малыш Грут. — Как успехи? — молчать не получается. Ты, не поднимая глаз, отвечаешь, что в этом году диплом, а магистратура… В общем, с магистратурой, учитывая обстоятельства, ты пока не знаешь, как правильно поступить. И снова замолкаешь, пока я ловлю звук кофемолки, работающей на кухне. Мне вот кофе никто и не думал предлагать. — Вика редко пьёт чай, — поясняешь ты, и губы твои так близко, что я будто совсем забыла как это — желать коснуться их. — Что там за обстоятельства? — заставляю себя отвлечься, чтобы позорно не поддаться своим желаниям, потому что страшно боюсь усугубить то, что есть. Ты поджимаешь губы, собираешься с мыслями, делаешь вдох. Я не могу не следить за этим, не могу не отмечать каждое движение. Если правда — всё то, что сказала твоя Вика — мне бы и радоваться. Я же бежала от тебя. Я же, черт возьми, оставила тебя. Как-то без тебя жила, надеясь прошлое оставить в прошлом. Ты не успеваешь даже начать, но в тишине квартиры чётко слышно звук поворачивающегося ключом замка. — Вик, ты куда? Ты же только мусор выбрасывала, — чтобы тебя услышали на кухне, говоришь чуть громче, чем до этого и почему-то сжимаешь в руке карандаш так, чтобы колоть его грифелем подушечку большого пальца. Я успеваю подумать об Авроре, моей спящей красавице, о тебе… Вспомнить те редкие моменты, когда любовалась тобою, заспанной, с припухшими от поцелуев губами… Успеваю поймать себя на мысли, что тянусь к твоей руке, чтобы прекратить эти навязчивые уколы. Касаюсь тебя, заглядываю в глаза, сидя вполоборота, спиной к двери, а ты смотришь поверх моей головы, напряженная, застывающая, как фигура из музея восковых фигур, и произносишь: — Привет, мам. Мам. Слишком часто я её поминала, что ли? Я оборачиваюсь, кивая, как старой знакомой, оставляя руки твои в покое, но за этим движением приторно-спокойно уже следят глаза твоей родительницы. Странно. Всего пара лет прошла, а она наконец стала выглядеть как настоящая леди. Получается, замуж вышла не зря, хоть жить спокойно тебе всё ещё не даёт. Не хотелось бы участвовать в театре абсурда, но раз билеты у меня в первый ряд, инстинктивно ли, или таки компенсируя всё то зло, которое я умудрилась тебе причинить, я хочу прикрыть тебя. Но поздно. Ты вполне научилась держать удар, моя девочка. После разговора о том, что тут непривычный порядок, но всё-таки пыльно и ясно, что полы точно пару недель никто не мыл, исполнив свой наставнически-родительский долг, твоя мама переключается на меня. И сначала «какими судьбами», а потом уже в стиле «чего это я всё ещё в свои годы не замужем» разбивает весь внешний лоск явившейся предо мною леди, но я не хочу воевать. Позволяю пройтись по себе теми же гусеницами, отзываясь, что если работаешь на любимой работе — острой необходимости в муже нет, а если замужем, то и работать ни к чему, завершаю нашу дискуссию в её пользу, и самоудовлетворение, и самолюбование до кучи. Действительно, кто я тут, чтобы тягаться с ней? Ну-ну. Кроткой и невинной тенью с нескрываемой елейно-ехидной улыбкой на лице в комнату вплывает Вика с сервированным на четверых подносом, предлагая гостье-ревизору присоединиться к нам, разбивая частично немую сцену монологом о планируемом переводе средств за съём комнаты вперёд сразу за три месяца, но твоя мама бросает, что пришла сегодня поговорить в том числе и об этом. Как и о том, что необходимости в арендаторе в ближайшем времени не будет.