Через забвение

Кто я? Образы кружили в моей голове, путаясь и сбивая с толку. Я – Дарлинг. Наркоман и шлюха, отсасывающий всем желающим за двадцать фунтов. Я – Гарри Поттер. Волшебник, уничтоживший Волдеморта. Я – повар. Совладелец ресторана «У Себастьяна». Себастьян Ивенс – мой опекун, друг, человек, вытащивший меня со дна... Все тело нестерпимо болело... Даже сердце как будто билось с перебоями. Я не хотел умирать! Там, за стенами Азкабана, был кто-то, кому я очень нужен. Непереносимость индивидуально направленной магии... Кто это говорил?! Себастьян не мог... Он – маггл... Он не знал, что я – волшебник. Непереносимость, мать ее! Почему я еще в сознании? Я же и от более легких заклятий вырубался, а тут – Круцио с легилименцией пополам. И еще эти глаза, которые все время мерещились мне... Черные, как бездонные колодцы. Это не были глаза Себастьяна. У него они – карие... В груди разливался мертвенный холод. Дементоры. Они чувствовали мои боль и отчаяние и слетались на пиршество. Мельтешение образов в голове сменилось ужасающей картинкой... Я стою на коленях на грязном заплеванном полу в туалете стрип-клуба. Толстый громадный член толкается мне в глотку. Я задыхаюсь и кашляю. Меня сейчас стошнит... Невесомые, едва различимые касания к моему обнаженному телу, прохладные пальцы, спасающие от боли, огненными волнами накатывающей на меня. Кто это? Однозначно не Себастьян. У него абсолютно заурядные руки: крупные, теплые, с чуть расширяющимися суставами и твердыми подушечками, а это... Я ловлю гладящую меня руку, подношу близко-близко к глазам (очки у меня снова отобрали) – узкая, изящная, но в то же время сильная ладонь с длинными пальцами. Я целую каждый, тяну в рот и совершенно неприлично облизываю, ощущая, что возбуждаюсь все больше и больше. Кто это?! Себастьян никогда не касался меня так. Он не должен... Он – мой опекун. И вообще мужчины его не интересовали. Он много лет жил в счастливом браке... Пальцы проводят по моей заросшей щетиной щеке... – Колючий, – звучит голос, как будто принадлежащий Себастьяну. Руки исчезают, и появляется тонкогубый жесткий рот, он целует меня властно и требовательно. Так, словно имеет на меня права. Я чувствую его губы везде. Кожа горит под поцелуями. Жадный рот припадает к моему члену. Боже! Боль, терзающая тело раскаленными щипцами, сменяется диким желанием, пальцы хватают брошенную на пол солому, заменяющую узникам постель. Он сосет мой член быстро, точно торопится довести меня до разрядки, и я не выдерживаю и взрываюсь, бьюсь под ним в судорогах оргазма... *** Следующим утром меня перевели в башню, на самый высокий уровень. Там было ужасающе холодно, но зато днем дементоры избавляли меня от своего присутствия. Они не любили солнечного света. Кошмары из моей жизни среди магглов практически отступили, потому что с восходом солнца дементоры спускались на нижние этажи тюрьмы, а ночью приходил ОН. Едва лишь закатные сумерки окутывали Азкабан, а охранники, не желающие сталкиваться с дементорами, спешили покинуть башню, я начинал считать минуты до ЕГО появления. Наверное, я потихоньку сходил с ума, потому что наиболее зловещее время суток превратилось для меня в ожидание счастья... – Как ты? Из мрака, окружающего меня, выступает силуэт, окутанный черной, как сама ночь, мантией. Я не вижу, но знаю, что такие же темные волосы струятся у него за спиной. – Ты похож на ворона, – шепчу я. – В самом деле? – усмехается он голосом Себастьяна. – А мне всегда казалось – на летучую мышь. Закрой глаза, иначе я не подойду к тебе. – Я хочу видеть твое лицо, – упрямо говорю я. – Ты не можешь. Закрой глаза, или я уйду. – Нет, останься! – мне страшно, потому что только он способен прогнать дементоров. Я подчиняюсь, и через секунду прохладные пальцы прикасаются к моей щеке. На башне холодно, но меня бросает в жар, и я с готовностью сбрасываю свои лохмотья, чтобы без остатка отдаться ему. Я люблю его! Я не представляю, кто он и существует ли он в реальности. Скорее всего, нет. Он – фантом, выдуманный защитник, стоящий между мной и поглощающими меня тьмой, болью и одиночеством. Но сейчас это не важно. Я чувствую его губы, накрывающие мои жестко и даже немного агрессивно, жадный язык, проникающий в мой рот, лижущий запекшиеся от крови губы. Ощущаю пальцы, растягивающие меня. – Я хочу тебя! – шепчу я, и он входит в меня, заполняя собой и прогоняя страх. Он движется сильными, резкими толчками. Из-под моих закрытых век текут слезы. Он дарит мне не только себя, он возвращает меня к жизни. Его горячее хриплое дыхание обжигает. Он ускоряется, я обхватываю его ногами. Я жажду слиться с ним, стать одним целым. Мой член зажат между нашими телами, но мне нет нужды прикасаться к нему. Я кончаю лишь от ощущения его близости, и он вскоре догоняет меня и опускается сверху, крепко сжав в объятиях... *** – Поттер, вечером тебя поведут на допрос. Я вот тут принес тебе маленько вкусненького. Дверь чуть приоткрылась, и рука охранника поставила на пол железную миску, полную оладий с кленовым сиропом. Такое знакомое по хогвартским пиршествам блюдо! И так аппетитно пахло! Я разрывался между желанием наброситься на предложенное лакомство и голосом холодного рассудка, твердившим, что ни к чему зря переводить пищу, ведь мне все равно станет плохо – не от аппарации, так от Круцио на допросе. И вообще, Амбридж в прошлый раз приказала убить меня... Так стоит ли? – Спасибо, – поблагодарил я тюремщика, – лучше заберите. Миска исчезла, но сам он не отходил от двери. – Я хотел сказать, тут многие сочувствуют тебе, парень! И ненавидят ЕЕ, – добавил он шепотом. – На одном страхе долго не протянешь у власти... Ты только держись! «Держись!» – это то, о чем попросил меня ОН, перед тем как уйти ранним утром. Значит, надо постараться. Хотя бы ради него... *** – Круцио! Сквозь собственный крик я едва расслышал «Легилименс», в голове замелькали лица, и среди них выделялось одно, совершенно мне незнакомое, но странно родное. Почему-то именно о нем думать было запрещено. – Есть, – спокойно сказал второй аврор. – Он ломается, я уже кое-что поймал. Добавьте ему еще Круцио. Снова невыносимая боль зажала меня в тиски. Из носа на колени закапала кровь. Кто-то поднял мне голову, чтобы зрительный контакт не прерывался. – Легилименс... Благодушный образ Себастьяна – моего доброго опекуна, не побоявшегося подобрать уличного наркомана без прошлого, сделавшего из меня человека, научившего профессии, впустившего в свой дом и разделившего со мной дело, которое любил – как будто истаивал на глазах. Вместо него возник высокий, худой, мрачный мужчина с хищным ястребиным профилем и длинными черными с проседью волосами. Тот, кто приходил ко мне по ночам всю последнюю неделю и спасал от безумия. Северус! – Да! – ликующе поднял большой палец аврор, применявший ко мне легилименцию. И в тот же миг из меня мощным потоком рванула дикая необузданная энергия. Цепи, приковывавшие меня к стулу, со звоном распались, стол с грудой бумаг разнесло в пыль, а сидевших напротив авроров разметало по камере, как спички. – Идиоты! – завизжала из своего угла Амбридж. – Это спонтанный выброс магии! Он тут все сейчас уничтожит! Убейте его! Лежавший на полу аврор вскинул палочку: – Авада Кедавра! Зеленый луч убивающего заклятия пролетел через комнату, ударил в невидимое нечто, защищавшее меня, и, отскочив, поразил в грудь самого «блюстителя порядка». – Он неуязвим! Этого не может быть! Он же сквиб! – продолжала надрываться жаба. – Его необходимо ликвидировать, иначе мы все тут погибнем! Несколько человек, видимо, впечатлившихся бесславным концом своего товарища и не желающих присоединиться к нему, выкрикнули «Круцио!» и одновременно упали на пол, корчась от боли. Дверь в камеру с грохотом слетела с петель, и в образовавшийся проем ворвались с десяток волшебников и волшебниц с палочками на изготовку. Впереди я увидел мужчину, в которого обратился Себастьян за минуту до того, как моя находившаяся в спячке магия взбунтовалась и вышла из-под контроля. – Инкарцеро, – каркнул он, мгновенно схватившись свободной от палочки рукой за горло (я вдруг вспомнил, что после укуса змеи он никогда не повышал голоса – попросту не мог), и забившуюся в угол Амбридж опутали веревки. В комнате шел настоящий бой. При этом я обратил внимание, что вновь прибывшие волшебники пытались лишь разоружить своих противников, тогда как авроры вовсю использовали Непростительные, и уже кого-то из нападавших – я успел только заметить копну рыжих волос – подкосил зеленый луч Авады. Утирая кровь, все еще тоненькой струйкой сочившуюся из носа, и шатаясь на нетвердых ногах, я вышел на середину, чувствуя, как завеса магии двигается вместе со мной. – Прячьтесь позади меня, – крикнул я орденцам. – Все в порядке, Северус, – добавил я, поймав его взгляд. Вспышка Круцио ударила в магический щит, и еще один аврор забился от боли. За моей спиной собралась небольшая толпа. К нашему удивлению, Экспеллиармусам щит был не помеха, и вскоре все авроры оказались обезоруженными и связанными. Амбридж взирала на орденцев с ужасом и нескрываемой ненавистью. Заклятие Силенцио лишило ее возможности сыпать в наш адрес проклятиями, но ее взгляд красноречиво желал всем нам долгой и мучительной смерти. Внезапно на меня накатила вселенская усталость. Адреналин, на котором я держался все последнее время, стремительно убывал. Спасшая нас всех магия, успокаиваясь, возвращалась в меня. Сознание плыло. Я покачнулся и, не устояв на ногах, рухнул в чьи-то спасительные объятия.