Через забвение

Я принес его в пустовавший почти пять лет дом на Гриммо. Почему именно туда? После всего, что я увидел в Аврорате, я не мог отправиться с Гарри в нашу маггловскую квартирку над рестораном. Та жизнь вдруг показалась мне далекой и чужой. Возвращение Гарри в наш мир, по моему мнению, следовало начать в принадлежавшем ему особняке, и сам факт, что Блэк-хаус, подвинув соседние дома в стороны, впустил меня, являлся хорошим знаком. Появившийся невесть откуда Кричер запричитал было, что добрые хозяева не поступают так со старыми домовиками и не вламываются без предупреждения в запущенные родовые гнезда, тем самым подчеркивая безалаберность и никчемность эльфов, но тем не менее не прошло и четверти часа, как отведенная нам с Гарри хозяйская спальня засверкала чистотой, кровать была застелена кипенно-белыми простынями, а пыльные шторы вычищены. – Хозяину Гарри нужен свежий воздух, – проквакал эльф, открывая окно и впуская в затхлую атмосферу комнаты легкое дуновение теплого ветерка. *** – Не улетай... – стонал он сквозь сон. Я подсунул руку ему под голову и крепко прижал к себе, вдыхая запах жасмина. Вчера, когда Гарри ненадолго проснулся, я налил ему ванну. Он сонно урчал и жмурился, пока я мыл его. Он уже спокойно мог смотреть на свет – белки приобрели нормальный, а не красноватый, как у Волдеморта, оттенок – но предпочитал держать глаза закрытыми. – Вы слишком многого хотите от него, Северус, мальчик устал! – Сметвик сказал мне это пару недель назад, когда я примчался к нему в ужасе, что Гарри почти не просыпается. Нет, он не впадал в кому, просто с того момента, как я на руках вынес его из Аврората, спал практически двадцать четыре часа в сутки, пробуждаясь только для того, чтобы выпить укрепляющие зелья, обязательно поцеловать меня (желательно несколько раз), ну и для некоторых других естественных надобностей, после чего снова выпадал из реальности. – Не торопите его, Северус. Восстановление магического ядра – дело чрезвычайно трудное, а если учитывать, при каких обстоятельствах к Гарри вернулась магия... Я и сам знал – при каких. Я помнил, как в комнате для допросов он с залитым кровью лицом удерживал магический щит, благодаря которому мы все остались живы... Ну или почти все... Когда битва закончилась, а он рухнул мне на руки, словно марионетка, лишившаяся поддерживающих ее нитей, я думал, что от страха за его жизнь у меня остановится сердце. С тех пор минуло уже более двух недель. Я так хотел, чтобы он открыл глаза и поговорил со мной, рассказал мне, что ему пришлось вынести за эти три недели. Из обрывков его фраз и бессвязного сонного бормотания я понял, кто именно помог ему пережить пытки и дементоров. Иногда я завидовал тому – второму – Северусу из его видений. Я практически не отходил от него. Стоило мне ненадолго покинуть комнату, как он начинал стонать и беспокойно метаться. Поэтому я старался все время быть рядом. Кричер избавил меня от всех бытовых забот, а я, признаться, уже и забыл, как это – не вертеться будто белка в колесе, добывая себе пропитание, а просто наслаждаться тишиной и покоем. Вот только бы Гарри проснулся! Порой меня одолевал страх. Вероятнее всего, магия вернулась к Гарри заодно с памятью и... что тогда? Кем я стану для него? Бывшим ненавистным учителем? «Сальноволосым слизеринским ублюдком», шесть лет унижавшим его при каждом удобном случае? Или все же четыре года, проведенных вместе, наше с ним становление в маггловском мире, неподтвержденный ритуалом, но скрепленный кое-чем посильнее любой клятвы магический брак не превратятся для него в пустой звук? Сейчас, пока он еще во власти видений, не оправился от ужасов, творившихся с ним в Азкабане, я нужен ему. Будет ли это так, когда он очнется? В какой-то момент я запретил себе думать об этом. Он проснется, и мы все решим, как взрослые нормальные люди... Я отложил в сторону длинное письмо от Кингсли – с этим судом над Амбридж Гарри еще придется поволноваться – вытянулся на кровати и обнял спящего... – Ты похож на ворона... – чуть слышно шепчет Гарри, а через какое-то время губы его маняще приоткрываются, пальцы начинают комкать простыню – не от боли, а явно от возбуждения, лоб покрывается бисеринками пота. Я уже видел это, в течение всего его заключения в Азкабане, когда не мог больше бодрствовать. Мне казалось – я превращаюсь в огромную черную птицу и лечу над бурным холодным северным морем, не обращая внимания на порывы ледяного ветра, мешающего мне достичь моей цели. Я будто со стороны смотрю на самого себя, опускающегося на верхушку башни, где меня ждет Гарри. Я знаю, что стою между ним и безумием, и ночь за ночью являюсь его стражем, наполняя его жизнью и светом. – Останься, – слышу я его голос, и мои губы ловят всхлипы бьющегося в оргазме тела. Я разделил с ним душу, так почему же у нас не может быть общих снов? *** Еще через неделю я заметил изменения в характере его сна. Он уже был не столь глубок днем. Иногда казалось, что Гарри бодрствует и только прикрывает глаза от света. Именно тогда я начал рассказывать ему обо всем произошедшем со времени «скоропостижного ухода в отставку» бывшего Министра магии Долорес Джейн Амбридж и ее заместителя Корнелиуса Фаджа. Когда я говорил об освобождении из Азкабана Рона, Гермионы и Малфоев, на губах Гарри появилась улыбка – значит, он меня слышал. Хотя радоваться пока было рано: Рон и особенно Драко находились в ужасающем состоянии. На днях я перебросился через камин парой слов с Люциусом, которого уже собирались выписать из Мунго. Более мрачного лица я не видел у него никогда. Беспокойство за сына буквально съедало его. Почти четыре года, проведенных в Азкабане, сделали свое черное дело, и врачи теперь всерьез опасались за рассудок Драко. Я, разумеется, предложил оказать крестнику любую посильную помощь, но получил отказ. По словам Люциуса, Нарцисса уже связалась с магической клиникой имени Святой Клотильды близ Парижа, и, едва лишь представится такая возможность, они переправят Драко туда. Сам Люциус продержался все это время в Азкабане благодаря мысли о том, что жене удалось ускользнуть из Британии. Рон, если верить Сметвику, пока тоже пребывал в далеко не лучшей форме, но постоянное присутствие Гермионы рядом с ним творило поистине чудеса. Ему, естественно, не сказали, что в той же больнице несколькими этажами выше, в палате для безнадежных больных вместе с бывшим профессором Локонсом и четой Лонгботтомов, находился его отец Артур Уизли, окончательно сошедший с ума после гибели Перси во время схватки в Аврорате. Единственного из Орденцев, погибшего в том сражении... На днях сова принесла записку от Гермионы. Она обещала навестить Гарри, как только ее отпустят из больницы. Если он проснется... Когда он проснется! Я поведал Гарри о том, как отправил Кингсли патронус с сообщением о победе, едва закончилась битва в Аврорате, а Амбридж и поднятый прямо с постели, ничего не соображающий Фадж оказались в наших руках. Шеклболт объявил об этом в Министерстве, и большинство рядовых министерских работников, магглорожденные друзья и знакомые которых были репрессированы, с восторгом восприняли новость о смене режима. Несколько ближайших приспешников Амбридж не решились проверять на крепость заверения нового правительства во главе с Кингом не преследовать людей, сломавшихся под бременем власти или угроз, и предпочли уехать из страны. Я не стал волновать Гарри известием о том, что кое-какие горячие головы, среди которых был и сам нынешний министр, прочили на эту должность меня. И еще оставался Олдридж... Я рассказал Гарри, как повелся на его обещания и получил взамен предательство. Нет, я не жаждал крови. Даже Амбридж, пытавшая Гарри и ожидавшая теперь суда в лишенном дементоров Азкабане, не вызывала у меня желания убить ее... Я был так счастлив, когда Поттер вернулся ко мне живым, что почти не испытывал чувства мести – ко всем, кроме него... Но так уж сложились обстоятельства: именно человека, которого я ненавидел, пожалуй, так же сильно, как в свое время Волдеморта, мы упустили. Взятые в плен авроры в один голос твердили – они не видели заместителя начальника Аврората уже несколько дней. Помимо этого, за сутки до предполагаемого допроса Поттера около трети сотрудников неожиданно были отправлены в отпуска. Все время активной деятельности «Ордена Принца» блюстители порядка работали не покладая рук, и долгожданный шанс провести выходные с семьей прельстил многих из них. Кроме того, субординация требовала беспрекословного подчинения начальству... В общем, Олдридж выполнил свою часть данного мне Непреложного обета: он сделал все – по его представлению – возможное, чтобы Гарри вышел из Аврората живым, прихватил свою жену-магглу и исчез в неизвестном направлении. Тратить силы на его поиски, скорее всего, безрезультатные, новое правительство не посчитало целесообразным, и мне в конце концов пришлось смириться с этим решением. Письмо от Кингсли, полученное мной сегодня, с уведомлением об отсрочке суда над Амбридж, пока Поттер не будет в состоянии явиться свидетельствовать против нее, оканчивалось так: «Конечно, все не так радужно, как бы нам хотелось. Есть и недовольные. Но впереди у нас целая жизнь, чтобы разобраться со всеми вопросами». И я, в сущности, был с этим согласен. *** На исходе третьей недели мне пришлось почти на час оставить Гарри одного, чтобы уделить время нежданной гостье. – Добрый вечер, Минерва. – Здравствуйте, Северус, мне, право же, очень неловко отрывать вас... Я слышала, что Гарри пока так и не пришел в себя? – Я надеюсь, это лишь вопрос времени. – Да, конечно! – она комкала в руках край мантии и явно не решалась объяснить мне цель своего визита. – Минерва, что случилось? – Замок совершенно вышел из подчинения, Северус, – единым духом выпалила она. – Лестницы не двигаются, кабинет директора по-прежнему недосягаем, потолок в Большом зале вытворяет Мордред знает что, картины не разговаривают с нами, привидения попрятались... Я была уверена, что, когда соглядатаи Амбридж уберутся из Хогвартса, все возвратится на круги своя, но... Я боюсь, что магия Хогвартса наказывает меня за столь длительное – пусть и против моей воли – сотрудничество с предыдущим правительством. Кроме того, я чувствую, что смертельно устала тащить на себе этот воз! Я прошу вас... Когда Гарри станет лучше... Вы не можете хотя бы рассмотреть возможность вернуться? – В качестве декана Слизерина? – саркастически усмехнулся я. – Нет, в качестве директора... *** – Как Рон и Гермиона? Я ждал его пробуждения около месяца и все же оказался совершенно не готов к тому, что он вот так запросто откроет глаза и спросит о своих друзьях, точно мы только прервали разговор о них. – Лучше, – осторожно ответил я. – А... ты сам? – Чувствую себя бодрым и выспавшимся («Ну еще бы! Проваляться в постели почти тридцать дней»). – Их на следующей неделе собираются выписать из Святого Мунго. Полагаю, скоро ты сможешь их увидеть. – Прекрасно! – просиял Гарри. – Сев, ты не мог бы попросить Кричера сообразить чего-нибудь поесть? Я просто умираю от голода... – А откуда... – мне казалось, в его состоянии он не должен был обратить внимание, где находится, но, похоже, он действительно все слышал и полностью осознавал, что происходит. – Да, конечно, я сейчас позову... – Подожди, – Гарри потянулся ко мне, и зеленые глаза приобрели знакомый оттенок штормового моря, – черт с ним, с обедом! «И в самом деле, – подумал я, отвечая на поцелуй. – Черт с ним!..» *** – Ты действительно все вспомнил? – я призвал одеяло и накрыл нас обоих. Ночной ветер из приоткрытого окна холодил разгоряченные сексом тела, и я покрылся мурашками. Честно говоря, больше даже не от сквозняка, а от страха, хотя Гарри вроде бы только что убедительно доказал мне, что ненавистный учитель из прошлого не стоит между нами. – Да, – он приподнялся на локте и посмотрел мне в глаза. – Интуиция подсказывает мне – самый храбрый человек, которого я знаю, боится. Сев, ты серьезно думаешь, что не слишком радужные школьные воспоминания заставят меня разлюбить тебя? Слов нет, ты был тогда тем еще «подарком», а я – малолетним придурком, усложнявшим тебе и без того непростую жизнь. По-моему, мы вели себя, словно два идиота. Я вбил себе в голову, что мой учитель зельеварения – воплощенное зло, хотя ты лишь тем и занимался, что вытаскивал из переделок мою глупую задницу, а я казался тебе копией отца, и ты перенес ненависть к нему на меня. Может, мы перестанем оглядываться на прошлое и начнем жить настоящим? И кстати, – он хитро улыбнулся, – моя глупая задница явно не против попасть в еще одну переделку...