Через забвение

– Вы думаете, есть смысл попробовать пройти в кабинет директора? – неуверенным тоном спросила МакГонагалл. – Мы уже столько лет пытаемся, но горгулья, стерегущая вход, как будто не слышит нас. – А чем мы рискуем? В крайнем случае продолжим разговор у вас. Вид у горгульи был гордый и неприступный. Глядя на нее, я почему-то вспомнил, как в той, другой жизни, далекой от волшебного мира и его нерешенных проблем, мы стояли с Гарри у двери в наш новый ресторан и любовались на свежую вывеску. – Себастьян, – произнес я. – Ну, – помедлив, сказала горгулья, поворачивая ко мне уродливую голову, – можно, в принципе, и так... – и отпрыгнула в сторону, освобождая проход на движущуюся лестницу. МакГонагалл ахнула и всплеснула руками. Знакомый мне до боли кабинет за почти четыре года зарос пылью и паутиной. Бывшие директора на потемневших портретах казались неживыми. Лишь один человек при нашем появлении открыл глаза и внимательно, но – слава Мерлину – молча следил за нами. Навести в кабинете порядок было делом нескольких секунд, но я пока воздержался здесь хозяйничать, и мы втроем так и остались стоять, не пожелав садиться на запыленные кресла. – Северус, мой мальчик, с возвращением, – все-таки не утерпел Альбус, – ты принял верное решение! – С вашего позволения, я еще ничего для себя не решил! – довольно резко отозвался я. – Меня попросили посмотреть, чем можно помочь... – Я пойду отдам распоряжение эльфам убраться тут, – сказала МакГонагалл, явно постеснявшись быть свидетелем наших разборок. – Я жду вас в своем кабинете, – и она поспешно ушла. – Ты планируешь согласиться? – тихо спросил Гарри. – Я могу поискать нам домик в Хогсмиде? – Соглашусь, только если у них найдется место преподавателя и для тебя, – почти шепотом ответил я. Я не желал, чтобы старик на портрете услышал нас. – Не хочу расставаться с тобой, да и интуиция подсказывает мне, что у них опять вакантна должность профессора ЗОТИ. – Ну какой из меня профессор? – грустно улыбнулся Гарри, не глядя на Дамблдора. – Я ведь даже патронуса не всегда способен вызвать! – За это не волнуйся. Мы не вернемся в замок к первому сентября, а после Рождества ты уже полностью восстановишься. Вот увидишь. Пойдем, – я повернулся спиной к бывшему директору, – нехорошо заставлять даму ждать. – Гарри, пожалуйста, посмотри на меня, – упорствовал Альбус. – Мне необходимо тебе кое-что объяснить. Я представляю, как тебе сильно досталось в Азкабане, но я уверен, будь ты на нашем месте, ты бы понял! Ведь это делалось ради общего блага... Гарри смертельно побледнел, но все-таки обернулся и взглянул на портрет. – Я, наверное, очень изменился за прошедшие годы, профессор, но мне надоело быть глупой марионеткой в чужих руках, – тихим злым голосом сказал он. Таким ожесточенным я не видел его со времен учебы. – Мне нужно переосмыслить наши прошлые отношения, и, если я буду готов общаться с вами, я дам знать, а до тех пор прошу оставить меня в покое! – Северус, – чуть не взмолился Дамблдор, – ты должен с ним поговорить, убедить его! Мне больно наблюдать, как наши теплые чувства рассыпаются в прах! – У вас странное понятие о том, что такое «теплые чувства», Альбус, – бросил я холодно. – Вы семь лет манипулировали Гарри, сделали из него искупительную жертву, а ваши последние действия едва не стоили ему жизни. Снова. Я, пожалуй, присоединюсь к просьбе моего супруга – прекратить ЛЮБОЕ общение с нами, иначе, не ровен час, и этот ваш портрет может неожиданно вспыхнуть! *** – Так как же, Северус? – спросила Минерва, по-хозяйски наливая мне и Гарри чай и подавая коробку с печеньем. – Могу я рассчитывать на вашу помощь? Дальше тянуть время было попросту непорядочно. Да... А кто-то мечтал о тихой карьере ученого, ну или, на худой конец, ресторатора... – Похоже, у меня нет выбора, – усмехнулся я, – однако у меня есть пара условий. Во-первых, хотя я готов занять директорский пост немедленно и даже принесу соответствующий обет, чтобы магия замка начала приходить в норму, но переехать в Хогвартс я смогу лишь после Рождества, потому что – и это второе мое условие – Гарри займет пост преподавателя ЗОТИ. Ему как раз потребуется несколько месяцев для окончательного восстановления магического потенциала. А пока я предлагаю вам на эту должность Невилла Лонгботтома, который, как вы знаете, возглавлял ОД в отсутствие Поттера и лично расправился с ручной змейкой Волдеморта. – Но я думала, Невилл захочет получить должность профессора зельеварения, – немного неуверенно сказала МакГонагалл. – Он ведь год назад подавал прошение... – Так он ее и получит. Только после Рождества. Если желаете – я сам поговорю с Горацием. Я понимаю, он мечтает об отставке, но терпел же он все это время. – Хорошо, – суровое лицо Минервы озарила улыбка, – принесите обет о согласии стать директором и будьте любезны прибыть в Хогвартс первого сентября поприветствовать учеников. Я сама сообщу о вашем решении Министру магии. Конечно, я бы хотела сложить с себя это бремя как можно скорее, но замещать вас до Рождества я, пожалуй, соглашусь. *** Войдя первого сентября в Большой зал, я со вздохом облегчения убедился, что магия замка возвращается в привычное русло: заколдованный потолок хоть и был еще затянут тучами, но снег с него уже не сыпался, и повсюду парили в воздухе сотни зажженных свечей. Между факультетскими столами жемчужно-белыми облаками мелькали привидения, и Кровавый Барон, увидев меня на директорском месте, отсалютовал мне. Сказать, что я волновался перед традиционной речью, с которой каждый директор обращался к ученикам, значит, не сказать ничего, ведь среди старшекурсников было немало детей, помнивших ТОТ мой год у руля школы, когда по обе стороны от моего кресла стояли брат и сестра Кэрроу, а я сам казался всем марионеткой Волдеморта. Тем не менее, смотря на собравшихся, я, к удивлению, не замечал ни одного искаженного ненавистью взгляда. В глазах некоторых учеников постарше сквозило недоумение, смешанное с любопытством. Я бы мог при желании «прочитать» их мысли (как любил выражаться Гарри) и понять, какие эмоции вызывает у них мое назначение, но это было не столь важно. Мое внимание приковывал только один человек, сидевший с краю за столом Гриффиндора и счастливо улыбавшийся мне. Человек, который тоже считал Хогвартс своим домом и мечтал вскоре вернуться сюда насовсем. Еще раз взглянув на Гарри, я набрал полную грудь воздуха и встал, чтобы произнести приветственную речь. *** – Сев, тебе не обязательно идти в этот балаган! – Гарри стоял перед зеркалом и пытался застегнуть верхние пуговицы на мантии, но у него так дрожали пальцы, что закончить возню с гардеробом никак не удавалось. – Позволь мне? – сдержанно сказал я, мягко отвел его руки, и в считанные секунды Гарри был одет вполне прилично для выступления в суде. – Представляю, каково сейчас Гермионе, – он закрыл глаза и в попытке успокоиться прижался лбом к моему плечу. – Ты уверен, что такое потрясение снова не навредит их малышу? – Абсолютно, Гарри, не волнуйся. Если бы я или доктор Сметвик полагали, что это опасно, в суде бы пришлось отдуваться тебе одному. Да и зелье она все еще принимает... Кстати, и тебе не мешало бы. – Что, для беременных? – слабо улыбнулся Гарри. – Нет, вот этого, пожалуй, не надо, – чуть не рассмеялся я, на миг вообразив его с огромным, как у Полумны, животом. – Без наследников как-нибудь уж обойдемся, с твоего позволения. Я вообще-то Умиротворяющий бальзам имел в виду. И я пойду с тобой, даже не возражай! У меня все равно в Министерстве еще дела есть... *** – Гарри Джеймс Поттер, вы приглашены сегодня на заседание Визенгамота, чтобы свидетельствовать против бывшего инспектора школы чародейства и волшебства Хогвартс, бывшего директора означенной школы, бывшего председателя Комиссии по учету маггловских выродков, а также бывшего Министра магии Долорес Джейн Амбридж, которая, по утверждению свидетеля обвинения Кормака Маклаггена, применяла к вам Непростительное заклятие Круциатус в период вашего заключения в Азкабане в апреле-мае сего года. Что вы можете сообщить суду по данному вопросу? – Ничего нового добавить к выступлению мистера Маклаггена я не могу, за исключением того, что он сам пытал меня Круциатусом во время допросов в Аврорате, а также на моих глазах применил убивающее заклятие к Колину Криви. Гарри говорил спокойно, но лицо его было белее мела. Давая показания, он неотрывно смотрел на меня, и я радовался, что способен оказать ему хотя бы такую поддержку. – Мистер Маклагген? – судья повернулся к аврору. – Против вас выдвинуты серьезнейшие обвинения! – Я... я не хотел, – запинаясь, пробормотал Кормак, втягивая голову в плечи и пытаясь сделаться меньше, что при его недюжинной комплекции представлялось задачей не из легких. – Меня заставили, господин судья! Вы обязаны понять! Амбридж шантажировала меня! Гарри, – он развернулся и умоляюще уставился на Поттера, – мы же вместе сопротивлялись ЕЙ в Отряде Дамблдора! Неужели ты не помнишь? В глазах Гарри полыхнула ярость. – Может, я многое и забыл, Кормак, – тихо, но отчетливо произнес он, – благодаря Обливиэйтам, полученным от твоих коллег по приказу бывшего Министра магии, но я точно знаю, что не учил вас применять к людям Круциатус и Аваду. – Кормак Маклагген, на основании показаний мистера Поттера вас препроводят отсюда в Азкабан, где вы будете дожидаться суда. Вывести обвиняемого! Когда вопли Кормака, сопровождаемого охранниками Азкабана, затихли в коридоре, судья поправил очки, прокашлялся и призвал со стола секретаря лист пергамента. – Долорес Джейн Амбридж! – обратился он к сидящей в том самом памятном мне кресле с цепями женщине, одетой в тюремное серое платье. Ее лишенные перстней пальцы впились в подлокотники, а глаза перебегали с одного лица на другое, и в них был безотчетный страх, смешанный с дикой, почти звериной ненавистью. – Вы обвиняетесь в том, что с начала августа тысяча девятьсот девяносто седьмого года до второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого вы занимали пост в марионеточном правительстве Пия Толстоватого – пособника Темного Лорда, именуемого Волдеморт, и в качестве председателя Комиссии по учету маггловских выродков преследовали магглорожденных волшебников, отправив многих из них в Азкабан, разлучив с семьями, а некоторых доведя до гибели. Кроме того, вы обвиняетесь в том, что пятого мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года, воспользовавшись неразберихой, возникшей после победы Гарри Джеймса Поттера над Волдемортом и падения правительства Пия Толстоватого, вы и мистер Корнелиус Освальд Фадж узурпировали власть в Министерстве и продолжили политику репрессий различных групп волшебного населения Британии, как то: магглорожденных волшебников, полулюдей, представителей сексуальных меньшинств и сквибов, – судья наколдовал себе стакан воды, отпил из него и возобновил чтение: – Вы обвиняетесь в том, что двадцатого мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года заключили в Азкабан без суда и следствия не достигшего полного совершеннолетия Драко Малфоя, где он и пробыл до десятого мая сего года, вследствие чего был нанесен непоправимый вред его психическому и магическому здоровью. Тридцать первого июля тысяча девятьсот девяносто восьмого года вы организовали похищение из больницы Святого Мунго Гарри Джеймса Поттера, приказав доставить его в населенный пункт с самой малочисленной популяцией волшебников и применить к нему заклятие стирания памяти. В сентябре двухтысячного года по вашему указанию авроры использовали пыточное заклятие Круциатус к присутствующей здесь же миссис Гермионе Джин Уизли, пребывающей в то время на пятом месяце беременности, что вызвало гибель ребенка. Означенная миссис Уизли с супругом Рональдом Билиусом Уизли находились по сфабрикованным обвинениям в Азкабане до десятого мая сего года. Наконец, вы обвиняетесь в том, что двадцатого апреля сего года приказали арестовать свидетеля обвинения Гарри Джеймса Поттера и во время допросов лично применяли к нему пыточное заклятие Круциатус. Подсудимая, вам есть что сказать в свое оправдание? Ответа не последовало. – Кто за то, чтобы приговорить бывшего Министра магии Долорес Джейн Амбридж к пожизненному заключению в Азкабане? Я оглянулся вокруг себя и увидел лес поднимающихся рук...