Эдельвейс

Пьют в кузнице не хуже, чем в таверне. Духота в помещении после свежего и прохладного вечера кажется Нике невыносимой. Она озирается вокруг — жарко горят свечи, воздух — сплошь дыхание людей, в печи задорно полыхает огонь, брошенное румяное железо остывает, пуская вязь пара по потолку. Все столы с этажа стянуты в противоположный от входа угол. Музыка смеется, смеются кружки, смеются люди, на их манер смеется спертый воздух. Тревелиан робко стучит по деревянному столбу, окликая какого-то плетущегося мальчонку. —О, Создатель! — вскрикивает он. Наблюдая за его абсолютно пьяной походкой и неуклюжими поклонами, магесса уже сжимает и разжимает кулаки. Определенно нужна магия, или до Кассандры она никогда не доберется. —Ми-иледи Инкви-изитор! Я… Мы! Так рады… что Вы тут… —Подойди ближе. —Кт-то? С непонятным звуком он падает, ухитрившись упереться обеими руками в пол. Ника садится перед ним на корточки и выхватывает одну руку из упора, этим роняя его тело на пол. —Смотри на меня, мальчик. Его ладонь жгучая, словно держишь горсть тлеющих углей из костра. Тревелиан рассматривает растерянное лицо, с явно очерченными, совсем не летящими линиями; заглядывает в приоткрытые, блестящие от выпивки глаза, буквально задавленные широкими бровями. Красивый нос теряет синеватую окраску, бумажные пересушенные губы растягиваются в добрую улыбку. Теперь, знает Ника, он видит отчетливо, немного с белым контуром. Теперь встает, сначала на колени, потом на ноги — все держась за нее, не думая отпускать; красота девушки перед ним стучит как молотом по стали, пытается выбить тонкое равновесие — но силы стоять есть. Все белеет, остывает, хмель течет по чужой руке, что никогда не возьмет его оружие в бою, зеленый свет вышивает гладью поверх белого, возвращает в пропахший праздностью мир. Ника легко отпускает, аккуратные ногти ведут от костяшек до его ногтей, убитых под корень. —Легче, надеюсь? Он не может сказать ни слова, он только что родился, его не учили этому языку. Андрасте наклоняется ближе, произносит грациозные слова; от ее дыхания пахнет Эмприз-дю-Лионом — его родиной. —Я ищу Кассандру Пентагаст, мальчик. —Я не Кассандра Пентагаст, — медленно склеивает слоги, — я Кеннет. —Кеннет, прошу, будет лучше. От столов — первые вопросы, «Кто там, Кен?», «Помер, штоли?», «Принесли?» —Я могу ее позвать, если хотите. —Хочу! Он не слушает — он читает по двум лепесткам белой розы. Ближе, дальше, белесый язык скользит за зубами, улыбка мягкая — он не знает, что на него нашло. Подойдя ближе к лестнице, он неловко смотрит в пол, колеблясь; после поднимает голову и будто поет: —Ка-а-ассандра Пентага-а-а-аст! У столов смеются. «Какая она тебе Пентагаст, щенок?» — ворчит волосатый мужчина под лестницей, отрывая бутылку ото рта. Слова не находят ответа. Кеннет с немым ужасом бегает взглядом по пуговицам на инквизиторской груди, по совершенно спокойному, даже радостному лицу, присущему, верно, только Вестнице… Заносят жаркое и вязкий запах мяса быстро заполняет все помещение. Запекшимся воздухом дышать сложнее, чем просто душным; Ника меняется в лице, морщась, жмурясь и прикладывая пальцы к вискам — чуть-чуть, и голова треснет. Не проходит и минуты, как откуда-то подскакивает Кеннет и с осторожной, будто застывшей улыбкой притрагивается к плечу, поднося воду в грубом граненом стакане. —Ой. Спасибо, Кеннет. Она не замечает тонкой-тонкой, почти что детской улыбки кузнеца в ответ на произнесенное имя; только прикоснувшись к стакану, Тревелиан с глухим треском превращает жидкость в лед. Парень вздрагивает, но не успевает что-то сказать. Проследив за взглядом Кеннета, Ника тоже видит ее, как всегда величественную и смотрящую точно перед собой. Она практически не опускает головы даже спускаясь по ступеням и затягивая один из поясов; шума в кузнице убавляется, шепот из угла бежит подобно ветру по густой траве. —Мы Вас любим, миледи Искательница! — кричит кто-то. —Если бы вы знали, как я люблю вас, то не говорили бы так, — немного развязным голосом чеканит Кассандра, повергая почитателей в неописуемый восторг. Белая льняная рубашка с длинным рукавом и шнуровкой на груди заправлена в обычные кожаные штаны, на ногах — высокие сапоги с толстой подошвой. Лицо спокойное, глаза едва заметно сверкают, подчеркнутые легким хмельным румянцем на щеках. Все такое родное, знакомое будто тысячи лет… —Доброй ночи, Ника. Поздравляю со званием Инквизитора, — уголок ее губ поднимается в усмешке. — И, по всей видимости, местного фокусника. Она так и стоит со стаканом льда, переглядываясь с растерянным мальчонкой. Кассандра наклоняет голову и медленно проводит пальцем по брови, подавляя широкую улыбку. Совсем потерявшись, Кеннет пятится назад и прячется за столб. Тревелиан с досадой отмечает, что это он зря — мало ли что подумает воительница… Но, вопреки догадкам Ники, она все же улыбается — поведение кузнеца явно веселит ее. —Приятно видеть тебя, Кассандра. Я хотела сказать спасибо — ведь ты подарила мне право это звание носить. И это не фокусы… Скорее, нелепость. —Вздор! — бархатно смеется она. — Ты Инквизитор совсем не по моей воле. Андрасте выбрала тебя. Нике очень нравится, когда Кассандра снимает с себя безумную толщу брони. Без нее она намного живее и словно добрее; чего стоят оголенные сейчас части ее тела — светлая кожа, крепкая шея и сухожилия от уха к ямочке между ключиц. —Тебе плохо? — спохватывается Искательница, делая шаг ближе. — Метка? Душно? —Что? —Тебе нужно на воздух. Сейчас. Она уже у выхода — открывает дверь одной рукой, свободной приглашая Тревелиан пройти вперед. В полной растерянности Ника ставит стакан на пол у столба и медленно оборачивается, уже зная, что не найдет нового знакомого взглядом. Люди что-то кричат, их голоса исчезают на полпути и тонут в черноте, плещущейся в дверном проеме. Ночь — мечта. После свернувшегося воздуха таверны здесь она кажется натянутой мокрой тканью, пружинящей, трущейся о кожу; стальным, но не холодным воздухом в первые секунды больно дышать. Небо — колодец с отражением свечей, ясное, летнее, взрослое, иссиня-черное, словно тянет наверх, туда, куда ушли облака цвета дыма. Бескрайний воздух забрался в грудь, нос и уши, а шепот с гор колокольчиками отозвался в голове. —Я знала, что тебе понравится. Ты же любишь, когда холодно. Искательница тоже любуется небом, может даже ощущает то же, что и Тревелиан. Идеальный профиль очерчен самой луной — светлый, чистый, но тяжелый; будто картинка из книги про прекрасную принцессу, получившую меч и щит вместо неприступного замка. Закусив губу, Ника лукаво улыбается самой себе, и, недолго думая, начинает проводить свой план в действие. —Кассандра… Смотри. Видишь, вот там? — пальцем она указывает в небо. — Знаешь, что это за созвездие? —Где? —Южнее. Ну же, смотри по пальцу, — плечом магесса нарочно прижимается к ее плечу, не опуская руки. Тревелиан может только догадываться, что сила прикосновения возымела нужный эффект. Кассандра совсем нечаянно вспомнила, как в одном из лагерей Ника уснула на ее плече прямо во время одой из историй Соласа, вспомнила, как глупо насмехался Дориан, вспомнила и собственное недоумение, смешанное с нелепым смущением. Все это мгновением отзвучало в сознании воительницы, ни на миг больше; сдвинув брови, она только сильнее напрягла спину. —Ах, это… Элювия, верно? —Да! — засияла Ника. —А вот то ты можешь назвать? —Какое? Сатиналис? —Именно. Ты знаешь, что ты очень умна для своих лет? —А вы очень умна для своей красоты, леди Кассандра! — рассмеявшись, магесса отвешивает глубокий поклон. —Беру свои слова обратно, — нахмурилась Искательница; к случайным комплиментам она никогда не привыкнет. —Очень интересно читать про то, как люди придумывали эти названия, — задумчиво говорит Ника, опуская взгляд. — «Смотреть в звезды — значит общаться с Создателем»… Когда я жила в Круге, мы читали про внешний мир и думали, что никогда не увидим его. Такая тоска… Ребята даже шутили про Оствик, что в Вольной Тоске. Никто до самого последнего момента не знал, что Тедас так брыкнется под цепями Церкви. —Цепями? — Кассандра села на скамью и подняла голову на собеседницу. — Ты думаешь, это были цепи? —Кандалы точно. Наш Круг загубил так много сердец. Сердец многообещающих, сердец горящих и ищущих… — Ника садится рядом и откидывается на спинку. — Не в Церкви дело, а в магии, Кассандра. Ты не представляешь, сколько раз на день мы слышали бездумное «дабы служить человеку, присутствует магия в мире»… —«Не для того, чтоб над ним верховодить», — воительница продолжает, не думая. — Твоя правда. В структуре Церкви много недостатков, но я верю, что шаг за шагом мы их устраним. —Где-то уже такое слышалось, — тихонько смеется Тревелиан. Кассандра только выдыхает и качает головой. —Ты получала сведения о тех гадах, которые остались без наказания? — вдруг спрашивает магесса. —Получала. В Эмприз-дю-Лионе напали на след еще одного. Я не хотела тревожить тебя с этим сегодня. —Мы можем съездить прямо завтра, — облизывает губы Ника. — Пол дня езды. У меня на руках письма, подтверждающие догадки о местонахождении Самсона. Я планировала выйти за ним послезавтра. Как насчет практической тренировки перед большой битвой? —К чему такая спешка? — подняла одну бровь Кассандра, явно сомневаясь в серьезности предложения. —Хочу покончить со всем как можно быстрее, — нашлась Тревелиан, широко улыбнувшись; она догадалась, что прозвучала настойчиво, поэтому тут же поправила себя. — Если ты не хочешь, можно отложить это на потом. —Кто участвует в походе на Самсона? —Сэра, Дориан и Каллен. Да, ты не ослышалась — ему это, оказывается, жизненно важно! Не услышав своего имени, Кассандра поморщилась. Не то чтобы она зависела от очередного похода Инквизиции, но не то чтобы она хотела пропустить его, первый за полгода; знакомая с годами тяжесть чужого решения сдавила горло, не позволив сказать ни слова. Воительнице осталось только слабо, с почти что разочарованием улыбнуться и сплести пальцы на бедре — ничего особенного. —Не делай такое лицо, Кассандра! — хихикнула магесса, сложив ладони со звонким хлопком. — Я без тебя никуда отсюда не выйду. А если хочешь, Каллен не поедет. Моя ныне инквизиторская длань, — следя за взглядом Искательницы, она вытянула руку, слабо светящуюся зеленым светом, — посадит на место всех, кто должен посидеть. Ты же сама сделала меня главной! —Да, но… — замялась она. — Я просто привыкла. Спасибо. —И лучше слов на свете нет! — счастливо заключает Тревелиан; улыбка не сходит с ее лица, даже когда она просто смотрит в небо. —Прекрасная сегодня ночь, не находишь? — спустя несколько минут спрашивает магесса. —Прекраснее прошлой, — резко отвечает Кассандра, повернувшись к Нике. При свете факелов шрам оттеняет лицо, придавая ему еще большую, особенную красоту. Тревелиан тут же опускает взгляд, пальцами схватившись за одно из колец. —Твои сны, Ника. Даже не пытайся уйти от темы. —Да, мои сны… — шепчет она. — Очень глупые. —Ты можешь мне обо всем рассказать, — ласково улыбается Кассандра, аккуратно взяв Тревелиан за тыльную сторону ладони. — Я твой друг, ты можешь доверять мне. —Ты обещала мне сюрприз! — распахивает глаза магесса. — Кассандра! —А ты обещала рассказать про сны, — строго отвечает Искательница. —Я не смогу ни о чем думать, пока не узнаю. Воительница опускает ее руку и долго смотрит на белое, уставшее лицо напротив; чего Ника никогда не любила — это говорить о себе. —Нет, — наконец улыбается она. — Сегодня тебе придется подумать. —Касса-андра! — по-детски тянет Ника, опуская плечи. Искательница едва заметно мотнула головой, ресницы несколько раз вздрогнули в тусклом освещении; приняв поражение, Ника томно вздохнула. —Мне снится Корифей. Смерти людей, страшные моменты… Все в цикле. Бьющиеся зеркала и стекла, чудовища и снег. Испачканные кровью платья мамы — я ведь не знаю, как она умерла. Мне снится мой детский рояль с глухими струнами и нарисованными на важных клавишах цветочками, весь в чьих-то внутренностях. Ребята и библиотека… Инквизиция, вороны Лелианы, мечи и доспехи. А еще мне много снишься ты, Кассандра. Разная ты — в легендах, в Убежище, сейчас… В этот момент Искательнице захотелось перебить ее, но Тревелиан замолчала сама. Не обернувшись на очевидное смущение воительницы, она приложила пальцы к своим губам и не стала продолжать, то ли испугавшись сказанного, то ли забывшись в мыслях. Кассандра как обычно решает не придавать значения этому очередному случаю странного поведения. Она намеренно не трогает Тревелиан, отвернувшись к небу; на самом деле ей не важно, молчит Ника или говорит — воительнице любом случае хорошо с ней, легкой в разговоре и ненавязчивой в молчании. Шум из таверны и кузницы не мешает глядеть в темноту и изучать пронизывающее, высокое небо. Ночь кажется Кассандре живой; вот она поднимается над маленьким Скайхолдом, всего лишь удерживающим небо, но не розово-черную бесконечность; вот томное пламя созвездий скромно дает о себе знать, стоит только захотеть его увидеть; вот холод белой луны отрывает от родной земли, позволяя чувствовать острее, дышать свободнее. Однажды все это ей описала Ника — медленно, почти по слогам, словно читала из книги. С тех пор Кассандре нравится в свободные минуты рассматривать вещи вокруг и давать им всевозможные художественные характеристики — несмотря на то, что Ника уже рассказывает, как увидеть в зеркале закатов и рассветов себя, как говорить с драгоценным мраком пустых храмов, как слышать в пении птиц голос Андрасте, а в томных инструментах — самого Создателя. Искательница только снисходительно щурится, делая вид, что не принимает всерьез, но саму себя у нее плохо получается обманывать — с каждым днем он подбирается все ближе, особенный, преображенный Инквизитором мир новой веры. Любая горечь утопает в богатстве даров Создателя, в жизни появляется не только истина и долг, но и сердце — сила внутреннего ощущения. Наблюдая за окружающим миром в своем одиночестве, Кассандра с радостью ощущала, как очищалась зардевшая от пролитой крови вера. Возможно, не раз думала она, все это не было правильно для Искателя. Но, каждый раз признавала она, существование на лезвии меча изматывало, знание отравляло, а необходимая жестокость стирала все точки соприкосновения с человеческим. Боязно потерять эту нить и запутаться в плетении, в своем неумелом плетении жизни… Кассандре не удалось забыть ни ее слова десятью минутами ранее, ни лист стихов, подаренный сегодня. Она смотрит на Инквизитора, такого близкого, но такого далекого — взгляд прикован к небу, руки лежат на бедрах, тускло сверкая серебром ногтей и колец. Профиль картинный: правильный нос, едва заметные губы, мягкий подбородок; Искательнице как никогда становится не по себе — неужели такой тонкий, полный поэзии человек мог полюбить ее? —Совсем не хочешь спать? — почему-то шепчет Кассандра. Ника вздрагивает и смотрит сначала в упор, потом на скамейку. —Совсем. Воительница заговорщически улыбается, понимаясь со скамьи. —Тогда жди здесь. Хорошо?