Эдельвейс

—Я не совсем знаком со всеми скрытыми аспектами твоей магии и методами преподавания в Круге Вольной Марки, но из множества прочитанных мною книг я почерпнул, что целительство очень часто идёт вместе со стихийной магией льда в качестве обезболивающего. Ты это, конечно же, знаешь. Задумано, что созидание не должно уничтожать, поэтому маги-целители редко прибегают к боевым аспектам своей магии. Да и куда там — в ваших Кругах особо не повоюешь. Так вот, если по каким-либо причинам маг созидания начинает использовать в качестве главного оружия не жизнь, а смерть — происходит невероятное. На этом книги завершают своё повествование и сведений крайне мало, но если подумать… Я бы сказал, что если человек способен и отнять, и дать жизнь — он почти бог. Ника с ужасом смотрит на Нику. Зеркала ей всегда не очень нравились — они отрывали кусочки целого и уносили их куда-то туда, в серебряную бесконечность. За спиной, у дивана, отражается Дориан, грациозно разводящий руками. Магесса неотрывно смотрит на своё лицо уже несколько минут, разглядывает некрасиво изогнутые губы, нездоровые розовые пятна на щеках, едва заметные скулы, густые, но лишённые пигмента волосы, светло-фаянсовые глаза. Она вспоминает, что не была такой раньше, вспоминает свои растрёпанные черные волосы до плеч, шитые серебром платья и томные улыбки матери — лучшие воспоминания; пальцами она прикасается к нижней губе, оттягивая её вниз. —А в сочетании с Меткой… Мир жесток, но справедлив — к древнему всемогущему магистру он посылает молодого Инквизитора, который и не подозревает о своей мощи! Ты, Ника, обладаешь завидными способностями. Дать им пропасть — преступление! Слушаешь меня? Я не о себе говорю, заметь! —Дори, ты не понял, — она отрывается от отражения, оборачиваясь к магу. — Я изменилась как-то по-другому. Из самой глубины. Дориан поднимает бровь, едва заметно покачивая головой. На это движение Ника снова возвращается к зеркалу, продолжая наблюдать за тевинтерцем. —И ты пытаешься найти это изменение с помощью куска стекла с серебром? Ты должна смотреть очень усердно, чтобы заметить хоть что-нибудь. Она видит, как Дориан подходит, становится рядом, прямо за спиной; он выше почти на голову, может, немного меньше, совсем смуглый на фоне блеклой Ники, статный и самоуверенный, с красиво оголённым модельным плечом и завитыми усами над темными губами. Руки поднимает на уровень головы магессы, разводит пальцы, будто корону. —Кто ты, Ника Тревелиан? Назови себя, как положено. Он улыбается, не убирая рук, смотрит на отражение её глаз; Ника на секунду теряется, но с губ сами собой слетают выученные лучше любой партии слова: —Я, Ника Тревелиан, средняя дочь банна Симуса Тревелиана и его супруги, Финнур Тревелиан. По решению Церкви лишена всех титулов, права наследовать имущество семьи и пользоваться преимуществами происхождения. Ныне проживаю в Круге Оствика, что в Вольной Марке. Внезапно Ника замолчала, лицо её ещё больше побледнело, словно ей стало нехорошо. —Нет… Ныне я не проживаю в Круге Оствика. Ныне я, Ника Тревелиан, наречена Вестницей Андрасте и получила звание Инквизитора. —Инквизитор, — Ника даже испугалась внезапно раздавшегося низкого голоса Дориана, настолько она была поражена осознанием, — который стоит за людей и даёт им надежду. Инквизитор, который введёт Тедас в новую эпоху. Инквизитор, который не прогнётся ни под болью, ни под смертью. Это ты, Ника Тревелиан. Руки мага падают ей на плечи. Он резко разворачивает Нику к себе лицом и наклоняется ближе. —Люди благовеют и слагают легенды. Ты не хочешь слушать, но это так. В одних ты с два метра ростом и размахиваешь мечом. В других — скромная дева в лунном одеянии и волосами до пят. Люди верят в тебя, Ника. Они уверены, что ты подарена им самой Андрасте. Так почему же ты так не уверена в себе? Почему именно сейчас тебя ест так много сомнений? Дориан легко отпускает онемевшую магессу и чинным шагом направляется обратно к дивану. —Думаешь, ты слаба? Думаешь, не способна вынести на себе этот груз? Ты никогда ни с кем по этому поводу не говорила, верно? —В-верно, — ненавистное зеркало тянет её обратно; она опять смотрит на себя, содрогаясь. — Я недостойна такой роли. Ты бы справился лучше. —О! — вдруг рассмеялся Дориан. — Я! Я сбежал от звания тевинтерского магистра, разругавшись с отцом. Неизвестно, что станет, — объявят меня убитым в одном из сражений Инквизиции и забудут, все, род окончен… Назови меня Инквизитором — я бы сначала испугался, потом возмутился, а потом укатил ещё куда-нибудь. Честно, ни дня бы не вынес под внимательным взглядом мира. Лучше бы красотой восхищались, а не зелёной рукой. Твоя воля достойна нешуточного уважения, Ника. —Но я постоянно плачу, понимаешь… —Все мы плачем. А я никогда не видел твоих слез, прости уж. Ну-ка, — он снова встал за спину, улыбаясь, — можешь поплакать. Мы достаточно прошли вместе, стесняться не нужно. Ника с недоумением смотрит на него в отражении, но все же опускает голову. Она чувствует слезы, теплящиеся в глазах все ощутимее с каждой секундой. Картина мира плывёт, взгляд тяжелеет и к горлу подходит давление. Она резко поднимает голову. Ни слезинки на впалых щеках — только очень влажные глаза. Несчастная ловит усмешку тевинтерца, уходящего вглубь комнаты. —Видишь. Плачу, плачу… Ты сильна, Ника. И сама того не понимаешь. Была бы ты слабачкой — давно висела бы у меня на плечах и рыдала. Знавал я таких… Нет, я не изменил мнения. Ты должна работать над собой, это твоя обязанность… Его увлечённый монолог прерывает сильный стук в дверь. Дориан косится на лестницу, недовольно хмыкнув. Слышен щелчок, и Ника напрягается. —Инквизитор, позвольте, Вас беспокоит Солас. Могу войти? —Можешь, — протягивает она, запрокидывая голову. Уж кого она видеть не хочет, так это Соласа. Они провели с друг другом вечность, пока она приходила в себя. Но если он приходит и спрашивает, можно ли войти, это значит, что он заходит, и от этого никуда не денешься. Эльф медленно поднимается, после принимает свою обычную «солдатскую» позу. Его по-плохому спокойные глаза вызывают у Тревелиан невольный трепет, даже страх, и прямо перед тем, как он открывает рот, она понимает: он скажет что-то гадкое. —Рад видеть Вас снова, Инквизитор, — начинает он мягко и уверенно, игнорируя Павуса. — Вы достаточно сильно ушиблись, потеряли незначительную часть памяти, наверно, Вы и сами это поняли… Реабилитация заняла у Вас немногим больше недели. Это были прекрасные дни нашей совместной работы. Вы, кажется, уже способны заниматься Вашими законными делами. К сожалению, миледи Монтилье сейчас немного занята, поэтому я, как Ваш помощник, сообщу Вам последние известия, которые будут вынесены на собрание: Инквизиция знает о местонахождении помощников Корифея, поставки провизии налажены, в Зимнем Дворце намечается бал, Искательница Пентагаст скоро прибудет в Скайхолд, Блэкволл отъехал с моего позволения, ремонт главного зала завершён. На сегодня это все. У Вас есть вопросы? Ника смотрит на Дориана, который изо всех сил делает непринуждённое лицо. Ей становится все равно на дела, она будто становится прозрачной, ей хочется раствориться, как снег в ладони; но Солас ждёт, и его ожидание материально. —Да, у меня нет вопросов. Когда я вернусь к исполнению обязанностей? —Уже с сегодняшнего дня я прекращу отдавать приказы от Вашего лица, и Вы сможете созвать советчиков в ставку командования. —Прекрасно, спасибо, — вяло улыбается Ника. — Спасибо за помощь. Можешь идти. —Рад помочь, Инквизитор, — он отвечает на улыбку улыбкой. Перед глазами Тревелиан проскальзывает какой-то странный, далёкий образ этих тонких, растянутых губ, но она не может вспомнить, откуда он. Ей и не хочется. Солас как-то быстро уходит, и в момент, когда закрывается дверь, Дориан дёргается с места. —Просто возмутительно! Я что, не человек? Или может я просто тевинтерец? И что, он эту речь выучил? Садист! Извращенец! «Рад работать с Вами!», нашёлся! Я в ярости, Ника! Это были самые ужасные дни в твоей жизни! Ты провалялась на морозе всю ночь! Ты могла погибнуть, а он считал это мерами воспитания и лечения! — Магессе доставляет странное удовольствие наблюдать его красивые движения, мимику, смотреть на украшения и слушать интонации его голоса. — До чего же он странный, гад! Сколько нужно на него терпимости?! Я в шоке! В ярости! —Успокойся, Дори, — ласково говорит Ника и протягивая руки, идёт к нему навстречу. — Все хорошо, мне лучше от того, что он это все сказал. Он мудрый, хотя и странный. Он знает, что делает… Она берет мага за руки и смотрит в его добрые, близкие глаза. —Мне вернули мою власть, память, чувства, здоровье. Я снова бодра и весела. Я хочу идти вперёд, и ты помог мне это понять. Спасибо! Я очень хочу тебя отблагодарить… Скажи, как? —О, Создатель… Какая ты неожиданно хорошая, — теплеет Дориан, сжимая её руки в своих. — А мне-то как мне хочется что-нибудь ещё тебе приятное сделать! Я хочу, чтобы ты вернулась к делам, сохраняла свой настрой, помирилась с Кассандрой и начала играть на рояле. Поняла? Ника поднимается на цыпочки и целует его в ароматную, гладко выбритую щеку. Всё-таки бывают на свете красивые мужчины… Ей вдруг становится легко и прозрачно, как она и хотела, и она выпускает руки Павуса из своих и обнимает его. —А я хочу, чтобы ты помирился с Железным Быком, — улыбается она ему в ухо. —Много хочешь, милая! — смеётся он в ответ, похлопывая её по спине. — Но я постараюсь. Можно, теперь я пойду? —Конечно. — Она выпускает его, тут же пряча руки за спину. — Всего доброго. Всегда с нетерпением жду тебя тут. Во всяком случае жду больше, чем Соласа. Он снова бархатно смеётся, уходя. Ника, вдыхая исчезающий аромат цветов и вина, снова смотрит на его изящно оголённое загорелое плечо уже со спины, тихо радуясь, что дружит с таким могущественным и прекрасным человеком. И это чудесно, что он никогда не полюбит её больше, чем просто доброго Инквизитора: это нарушило бы их незримую связь. Именно из-за этой связи ей немного больно обманывать тёплого душой друга, но тевинтерская сталь единственная, которая не принесёт ей невыносимой боли. В руках она держит кинжал Дориана, который приметила ещё давно, но украла только сейчас. Тревелиан снова подходит к зеркалу. Какие-то минуты она бездумно смотрит на себя, уже порозовевшую ровно, не пятнами, красиво сияющую глазами и улыбкой. Да, Инквизитор, брошенная самой собой. Она расплетается, смотрит на длинные нити волос. Плавно магесса оттягивает их, наматывает на руку и режет ножом под плечи, медленно, сосредоточенно. Она наслаждается. Они опадают под ноги серым пеплом, теряя внутреннее свечение. Вот на Нику смотрит та, которую ещё никто не бросил: и та улыбается, долго, уверенно, тяжело. Снежные волосы обрамляют лицо правильной формы, заканчиваясь немного ниже подбородка. Она прячет нож в одном из ящиков стола под кипой бумаг, щекоча щеки и шею кончиками волос. Ей теперь совсем не страшно осознавать, что когда-нибудь он понадобится для вещей не таких безобидных, как стрижка. Садясь перед зеркалом, не отрывая глаз от коротких волос, Ника Тревелиан отчётливо понимает — она ненавидит зеркала, потому что они всегда показывают не то, что хочешь видеть. Не того, с кем хочешь быть.