How do I live without you?..

      Как много нужно отдать для того, чтобы начать «жить»? Как много нужно финансовых средств, чтобы выйти на улицу и посмотреть страху в глаза? Посмотреть на одноклассников, сесть за парту, не сторонясь обычных разговоров с дальними друзьями, и отвечать на одном из уроков? Ничего. Никакие деньги, никакие предложенные ей вещи не могут подтолкнуть её к этому шагу, однако человек, который стоял сейчас напротив и который злился на неё из-за больших запасов кофе, мог это сделать; он добивался этого, проламывал стену меж ними, образуя с каждым разом всё больше и больше трещин. И он не успокоится… пока не проломит её окончательно, и пока эта синевласая бестия не протянет руку туда, где до неё могут дотянуться посторонние личности, и это не он.       Той же ночью в её дом пробрался Кот Нуар. Он знал, что если намеренно придет вечером и на её глазах начнет выбрасывать этот злосчастный порошок, то она тут же раскроет его, пусть он и сам чуть себя не спалил. Но стоило только открыть дверцы, как на неё попадали все эти пачки, и это заставило его отшатнуться назад и задеть стол, после чего маленькая ваза с декоративными цветами перевернулась, издав громкий звяк.       Он поморщился от этих звуков, мысленно молясь, чтобы Маринетт не проснулась. Но свет уже через минуту загорелся на кухне, и в пороге кухни стояла девушка со спутанными волосами и сонными глазами. В руках был телефон. Похоже, она ещё не спала.       Нуар понял, что попался, потому решил поимпровизировать: он повел руками в воздухе, состроил странную гримасу и чуть ли не пропел:  — Я сню-ю-ю-юсь тебе, Маринетт!  — Не смешно, Кот... — она моргнула, а затем посмотрела на дисплей телефона, после чего вновь вернулась взглядом к парню. — Ты время видел?  — Полпервого ночи? — весело предположил он, разводя руками в стороны.  — Час, — поправила его Дюпен-Чен, приближаясь к нему на несколько шагов. Он застыл на месте, ожидая дальнейшей реакции, однако она лишь вздохнула, а затем подняла голову и посмотрела в эти зеленые кошачьи глаза. Они были полны искренней тоски, пускай она только-только её заметила за всё это время. Она почему-то стыдилась собственных мыслей, ведь они были о нём. Адриан, быть может, и бросил её в тяжелый период, но за последние два месяца он сделал всё ради неё и доказал, что готов абсолютно на любую её прихоть.       Маринетт коснулась рукой его головы, слегка взлохмачивая волосы и устало улыбаясь ему. Момент казался таким медленным и грустным, необычным, и в то же время неистово приятным. Она простила его. Прямо сейчас, без слов. Она старалась донести до него то, что таится в душе таким невинным проявлением, старалась показать, что она не злиться, понимая, что это для её же блага.  — Я знала, что ты придешь, Адриан, — она тепло и ласково улыбнулась ему, а его губы приоткрылись, создавая вид искреннего удивления. Хотя… Чему тут удивляться? Это было вполне себе ожидаемо, особенно после дневного инцидента. И она не глупая: сразу всё поняла, резко загоняя его в тупик. Кот закрыл глаза, позволяя ей делать с ним всё, что она пожелает, и Маринетт водила рукой по его волосам, а затем плавно коснулась щеки. Он чувствовал, как колющий холодок её пальцев касался его, и старался выждать момент, чтобы поговорить. Поговорить серьезно, поговорить без слез, поговорить один на один, приводя всё к общему решению. Если уж скрывать больше нечего, то тогда стоит перейти к следующему этапу его плана.  — Я не мог не придти, — его плечи расслабленно опустились, будто с них только что стянули тяжкий груз. Он чувствовал, как его сердце мечется по грудной клетке, а ноги пробивает сильная дрожь. Он не был маленьким мальчишкой, которого у доски спрашивает строгая учительница, но именно такие ощущения ему доводилось перебарывать сейчас. — С самого начала, когда я только увидел тебя разбитой, я не смог игнорировать это.       Маринетт опустила руку, улыбнувшись уголками губ, сравнивая прошлую себя после похорон и теперешнюю. И разница была велика. Она не забыла родителей, но тем не менее больше не спешила попасть к ним; она ненавидит себя, но руки в кровь больше не разбивает. И это его заслуга; заслуга того, кто в этот раз оказался под рукой.  — Спасибо тебе большое, — поблагодарила она, — если бы не ты, то я, скорее всего, сейчас не стояла бы на ногах, а лежала в деревянном гробу с набитым на него крестом под землей в два метра глубины.       Его заколотило изнутри после этих слов. Даже слышать это было куда больнее, чем принимать на себя физическую боль. И Маринетт говорила это не из плохих побуждений: это было что-то вроде признательности, которую она не выдавливала из себя в этот раз со слезами на глазах — она действительно искренне и честно выражала свои мысли.       Кот понял, что сейчас с её уст польётся целая поэма о прошлой ненависти к его настоящему Я, о её чувствах, переживаниях, о дальнейшей благодарности и тому подобное, и ему не хотелось слышать всё это. Он и сам не знал почему, просто не желал. Быть может, даже потому, что на эмоциях она может расплакаться, а этого уж точно не хочется. Поэтому он решил поступить проще: когда Маринетт открыла рот, чтобы продолжить что-то говорить, он впился двумя руками в её плечи и своеобразно заткнул её требовательным поцелуем, которого она никак не ожидала получить.       Вся тирада, которую она подготовила для него и продумала в своей голове, быстро выветрилась, заставляя застыть на месте и осознать суть происходящего. Она почувствовала на своих губах чужие, и новые ощущения не заставили себя долго ждать — сначала она старалась к ним привыкнуть. Для неё это был первый добровольный поцелуй, который она не собиралась прекращать, а напротив — попробовать продолжить.       Руки, немного подрагивая, обернулись вокруг него. Она старалась делать всё правильно, вспоминая в это мгновение те моменты, которые она вычитывала в своих электронных книгах, ведь иного опыта у неё не было, а это был единственный источник, в котором она видела так называемую любовь.       Он вдохнул через нос и наклонил голову набок, углубляя поцелуй. Он понял, что она напряжена, потому и пытался каким-то образом помочь ей продолжить. И Маринетт и вправду пыталась, приоткрывая рот чуть больше и потягиваясь губами ближе к нему.       Расстояние между ними сейчас было самым минимальным из всех когда-либо сложившихся ситуаций, она даже детально смогла рассмотреть черты его лица, почувствовать, как его нос упирается в её, и увидеть каждую пылинку, пролетающую в воздухе.       Его пальцы крепче впились в её и без того хрупкие плечи, и как только ему удалось притянуть её ближе к себе, его руки примостились на её талии, прижимая к своему телу вплотную.       Она чувствовала весь трепет этого поцелуя, для первого раза стараясь вложить как можно больше чувств и правильности в действия. Она чувствовала его тяжелое дыхание и прежде всего не забывала о своём, где воздух в легких постепенно подходил к концу.       Маринетт донесла до себя единственную мысль, которая посетила её перед тем, как прервался поцелуй: он её любит. Потому что если бы не любил, то ни за что бы не обратил на неё своё внимание и ни за что бы не поцеловал, как сделал это сейчас.       Адриан понял, что тот разговор состоится уже не сегодня, а, вероятно, завтра с утра, поэтому сейчас он решил не портить момент, сидя рядом с ней в комнате, и обсуждать то, что, возможно, не очень оценит и сама Мари.       Он засопел, уложив голову на её, и обнял одной рукой, а она ещё долго сидела и смотрела в потолок, улыбаясь самой себе и прокручивая недавние моменты, произошедшие на кухне. Она, казалось, не могла нарадоваться этому. Так вот, оказывается, какого это, когда чувства взаимны, какого понимать описания, приведенные из каких-либо романов. И это было здорово: прочувствовать всё самой.       И Маринетт верила, что сделала правильный выбор… «Потому что кто, как не Адриан, — она аккуратно подняла голову и коснулась губами его щеки, — любит меня…»