Никита
Быстро собирая все самые нужные вещи в дорогу, я не сразу понял, что стал шуметь и мог кого-то разбудить. Я так увлёкся поисками сначала носков, потом футболок и штанов, что не заметил стоявшую за моей спиной Ингу. Лишь когда я в очередной раз потянулся на верхнюю полку шкафа, она, осторожно коснувшись кончиками пальцев моего плеча, заставила меня резко обернуться и застыть в одном положении. — А ты чего там ищешь? — Она смотрела на меня снизу вверх сонными глазами. Я понял, что разбудил её, и мне стало так неловко, что я перевёл взгляд на стопку одежды в руках. — Вещи собираю, — тихо отозвался я, будто боялся кого-то разбудить, хотя судя по разговорам и тихому смеху из комнаты моей сестры и её жениха, они давно уже не спали, да и вряд ли вообще ложились. — А ты куда-то уезжаешь? — Её голос резко изменился. Мне даже показалось, что мой ответ её как-то взволновал, но, наверное, только показалось. — Уезжаю... — не стал договаривать, ожидая её реакцию. — Понятно. И куда же? — Она почему-то отвернулась. — С тобой в Москву. — Медленно опустив руку, я провёл пальцем по её руке от запястья до ладони и аккуратно обхватил маленькие пальчики. Она посмотрела на меня, потом на руку, которую я всё сильнее сжимал. — Со мной? — Кажется, она была удивлена. — Ну да. Я понял, что мне нужно взрослеть. — Решив, что лучше прямо сейчас ей во всём признаться, я уже увереннее взял обе её руки в свои. — Ты мне очень нравишься, — выпалил я и, лишая себя новой порции кислорода, задержал дыхание. В какую-то секунду стало страшно, что она мне откажет и просто пошлёт. И катитесь все мои чувства снова по лестнице в глубокую яму. Но когда её губы изменила лёгкая улыбка, негативные мысли куда-то сразу исчезли, и я, глубоко вздохнув, тоже улыбнулся. — Ну, ты мне тоже нравишься. — Она смущённо опустила взгляд, но я не обратил на это никакого внимания. Я был так счастлив, что вовлёк её в объятия, и она тут же поддалась мне, обвивая нежными руками мою шею. — Я боялся, что ты отвергнешь меня. — А я думала, что ты отвергнешь меня, и поэтому решила уехать. — Глупо получилось. — Я улыбнулся. Тут же коснувшись влажными губами моей щеки, девушка высвободилась из моих объятий и засмеялась. — Собирайся, а я папе скажу. Радостная, она вбежала в их комнату.Женщины, которых я знал, были вроде вот этого стакана воды. А ты — океан.
Полина
— Поль, ну я же скоро вернусь. Только их в аэропорт отвезу. Осторожно поцеловав Гришу в небритую щёку, я всё-таки выпустила его из объятий. Мысль о том, что мы останемся на две недели одни в пустой квартире, в чужом городе и стране, где нет всех этих друзей и знакомых, не могла меня не радовать. Я просто светилась от счастья. Мне не хотелось никуда его отпускать и не терпелось начать наш двухнедельный отдых в компании друг друга. Но всё-таки он как прекрасный отец сказал, что обязан отвезти дочь в аэропорт. — Я буду ждать, — прошептала я и закрыла дверь за ним не до конца, чтобы посмотреть, как он спустится вниз. — Я быстренько, — остановившись на лестничной клетке, шепнул он так же тихо и улыбнулся, заглядывая в щель. В следующую секунду он уже бежал с дорожной сумкой вниз по лестнице. Медленно заперев тяжёлую железную дверь, я повернула ключ в замочной скважине два раза и на носочках вернулась в нашу уютную спальню. Я вдохнула аромат одеколона, который до сих пор витал в тесном помещении. И как я целый год жила без его обладателя? Хотя нет, не жила — выживала. Вряд ли это можно назвать нормальной жизнью — постоянные угрызения совести, что я ужасно поступила с тем, к кому испытывала высокие чувства. Я посмотрела на часы, которые стояли на маленькой деревянной тумбочке. Часовая стрелка указывала ровно на девять часов, а секундная бежала по циферблату. Почему-то сейчас мне казалось, что эти секунды длятся бесконечно; ожидание казалось мучительным. Интересно, через сколько минут он вернётся? Через сто двадцать шесть или же сто тридцать восемь, а может, больше? Минута, прошла минута, как мы не виделись. Осталось меньше. Так, Полина. Что ты несёшь? Он всего лишь поехал в аэропорт провожать дочь. Надо успокоиться и прилечь, а лучше — провалиться в сон, чтобы время пролетело незаметно. Я легла в ещё тёплую постель со скомканным на ней белоснежным постельным бельём. Сразу закрыла глаза и зажмурилась, будто это помогло бы мне заснуть. Но не знаю, может, это всё-таки сработало, во всяком случае, минут через пять мысли стали расплываться, и сознание покинуло меня. Я медленно погрузилась в сон.Григорий
Я практически бежал по лестнице, пропуская ступеньки. Хотелось как можно скорее оказаться дома, чтобы увидеть эти любимые голубые глаза, в которых светятся искорки счастья, чтобы попасть в плен её нежных рук и утонуть в этом плену, чтобы её сладкий шёпот в области шеи в сотый раз доказал, что она только моя. Наконец добравшись пешком до девятого этажа, я остановился, чтобы перевести дыхание. Тепло сетью растекалось по нутру от одного только воспоминания об этой девушке. Интересно, почему я не воспользовался лифтом, ведь так было бы быстрее? Но нужно было куда-то деть энергию, она в моём организме, казалось, была безграничной, и я уверен, что запросто мог бы пробежать из одного конца Москвы в другой, если бы в том была необходимость. Но пока единственной преградой между нами были девять лестничных пролётов, которые, конечно, не сравнить с расстоянием между двумя концами города, но так или иначе и это расстояние мне казалось огромным. Всё, что не она, бесцветно и мертво, лишь она — луч света в мёртвом лживом месте, дающий мне сил и согревающий изнутри, как маленький огонёк. Я дёрнул ручку двери, и почему-то она тут же поддалась мне и медленно открылась. Зайдя в квартиру и тихо закрыв дверь, я быстренько снял верхнюю одежду и принялся искать мою девочку, заглядывая то в один конец комнаты, то в другой. Тишина... Я снова пробежался глазами по всей комнате, пытаясь взглядом всё же найти блондинку, но в комнате я был один. Какое-то неприятное ощущение разом пробежало по телу и сменилось лёгкой дрожью. Я пытался мысленно успокоить себя. Возможно, девочка просто играет со мной. Совсем ещё ребёнок... Но постепенно и эта мысль уже не оставляла мне надежд на что-то хорошее. Я не выдержал давления всепоглощающей тишины. — Полина, я дома. — Мой хриплый голос разнёсся по квартире, выдавая моё волнение. Снова обволакивающая тишина. Я в сотый раз осматривал каждый уголок комнат, не теряя надежды. Все двери были распахнуты, и лишь одна, за которой находилась наша маленькая спальня, была неплотно закрыта. «Наверное, она просто заснула», — проскочило в голове, но и эта мысль не успокаивала меня, сгорая в аду самых мрачных фантазий. Я целенаправленно шёл по холодному ламинату к той самой комнате. Именно там разорванные ниточки наших отношений снова складывались в лучшую жизнь. В этой квартире, в этом городе. И я безусловно любил этот город сейчас так же сильно, как любил её. Больше жизни. Потянув дверь на себя, я сделал шаг в комнату. Тёплый воздух вперемешку с неприятным запахом одеколона ударил в нос, отчего я отвернулся. В глаза сразу бросились три увядающие красные розы. Красивые, яркие, они лежали недалеко друг от друга; их зелёные веточки были кем-то жестоко поломаны, а тёмно-красные цветы, растоптанные, медленно погибали. Мне было неприятно смотреть на маленькие изуродованные цветочки. Вскинув голову, как от удара током, я взглядом упёрся в чьи-то фигуры на кровати и попытался присмотреться. Но воздуха в комнате сразу стало меньше. Жадный вдох, и противный запах снова ударил в нос. Резкий щелчок в голове раздался спонтанно, как будто кто-то нажал курок пистолета. Молниеносно. Внутри меня глубокий шрам: язва излила кровь прямо в душу. В глазах потемнело, а пространство вокруг меня исчезло. Я покачнулся и, возможно, упал бы, если бы моя рука не упёрлась в спасительный шкафчик. Кажется, я подавился тем большим глотком воздуха, отчего всхлипнул. Я открыл глаза и смотрел стеклянным взглядом. Смертельно. Мне казалось, что стук моего сердца с перебоями был слышен всем. Но никто не замечал моего присутствия, моего прожигающего взгляда. Ох, если бы можно было убить взглядом, я бы целился прямо в сердце этого мерзкого человека с фамилией Исхаков. Ненависть кипела в душе, как огненная лава в вулкане, что вот-вот выльется на моего врага. Я был готов на всё: набить ему лицо, задушить, убить чем-нибудь, только бы его губы не касались моего солнца, лучика, моей радости, а его огромные некрасивые руки не сжимали её тоненькую талию. Она моя. И даже сейчас я любил её. Не было ненависти к этой девушке. Было лишь животное желание отомстить за всё моё прошлое, за ушедший четверг. Но нет. Это не для меня. Я не могу причинять такую боль людям. Человечность, сострадание перебороли это жёсткое чувство. Безысходность. И дикий страх остаться одному. Чувство, которое преследовало меня уже который месяц. Дыхание сбилось. Я смотрел на те самые розы. Теперь они не казались такими ужасными в этом жестоком мире. Я чувствовал себя этим цветком. Растоптан. Разломан. Унижен. Всё внутри ныло, истекало кровью из былой раны. Я не готов к такому удару. Яростная боль спровоцировала внезапный импульс. Я схватил первое, что попалось под руку. Осколки разлетелись рядом с кроватью. Из груди вырвался стон, больше напоминающий крик. Единственное, что я смог сделать сейчас. И теперь я чувствовал, что начинаю медленно погибать, как те три розочки. И... Я побежал. Бросил всё и побежал. От себя. От неё. От нас? Резко свернул к двери. Бежал по лестнице, едва не падая, но из последних сил удерживаясь руками за перила. Я не должен был умирать там, где зарождалась наша любовь. Пусть это место останется единственным светлым воспоминанием. Дыхание вмиг сбилось, я задыхался, тяжело втягивая воздух. Я выбежал во двор, замер и попытался успокоиться. Теперь я был на свободе, далеко от Полины. Нас разделяло не только расстояние, но и тот невидимый барьер, который я возвёл между нами. Вдох. Выдох. И, кажется, я уже практически избавился от жгучей боли в груди, разрывающей изнутри на куски. Я сделал шаг, и последние силы покинули меня; оборвалась тонкая ниточка, державшая меня. Я полетел через ступеньки на землю. Острая боль во всём теле резко охватила меня. Но я не издал ни звука, лишь скрипнули плотно стиснутые челюсти в тот момент, когда я коснулся щекой ледяного мокрого асфальта. Физическая боль. Сейчас она была намного легче и приятнее, чем глубокая внутренняя. Я закрыл глаза, а передо мной вновь возникла та ужасная картина. Исхаков за талию сжимал мою маленькую девочку, задирая тоненькую футболку, а она не видела меня и отвечала на его ласки, поддаваясь его нечеловеческой сущности. И он добился своего, отомстил мне, задев за живое, растоптав самое святое для меня: искреннюю любовь. Горячая одинокая слеза вырвалась изнутри, из души, медленно стекая по щеке. Я никогда не смогу простить ни её, ни себя. Это конец... Точка невозврата.Всё имеет свой конец. Вот и мы с тобой расстаёмся.