Вечный холостяк

Седьмой по счёту стаканчик виски в правой руке дарит то самое желанное чувство отречения. Отречения от мыслей о работе, отце, больничного коридора и, чёрт подери, Джой. Двумя часами ранее я напоминал ноющего ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку, а сейчас с наслаждением допиваю дорогой виски в загородном доме давнего знакомого — бывшего однокурсника. В такие моменты начинаешь вспоминать свою юность, когда ещё был совсем молод и не скован цепями брака, не заложен бетонными плитами работы, а беззаботно гуляющий допоздна парень. Всё же, студенческое время действительно является лучшим для каждого человека, по крайней мере, мне так сейчас кажется. И пусть пьян, пусть ещё зол на сегодняшний день, но голова до сих пор на плечах. На плечах не только моя голова, но и блондинистая макушка какой-то девушки. Опустила её на плечо, обвивая руками мою талию, и что-то непонятное весь вечер говорит. Голос тонкий, моментами скрипучий даже, а улыбка широчайшая, такая, что сводит с ума многих парней в этом доме. Они вслух обсуждают женатого Ким Тэхёна, получающего поцелуи в шею от красотки, выбрасывают шуточки по этому поводу и не раз называют красавчиком. Мне стоит этим гордиться? Пока на моём лице нет ни намёка на улыбку, так что, думаю, вряд ли смогу. — За нашего холостяка! — вечный заводила — Хосок и по совместительству мой лучший друг подскакивает на ноги и поднимает свой стакан вверх, призывая всех выпить за меня. — Чувак, ты же знаешь, что я за тобой в огонь и воду, в космос за кроликами и под землю за корнями сельдерея. Тэхён, мы столько дел с тобой творили, помнишь? В кустах от копов прятались, когда ночью на стенах университета краской мазали, прокалывали шины на соседском минивэне, потому что тот мужик рассказал твоему отцу о вечеринке, что мы замутили в день его отъезда в твоём доме. Он говорил, что ты говнюк, а на самом-то деле говнюком был он. Сижу и не сдерживаю улыбки, слыша душевный тост от Хосока. Будь бы один на один, прослезился бы, честное слово. — Так вот, я веду всё это к тому, что я остался тем прежним Хобби, который сделает всё для тебя. Слышишь, друг, на меня ты всегда можешь положиться. — Я знаю, друг… знаю, — не удерживаюсь и встаю со своего места, чтобы пожать ему руку и, чуть приобняв, похлопать по плечу. И пусть алкоголь пляшет в нашей крови, пусть головы слабо соображают, но мы знаем, что есть друг у друга, верим, что крепкую дружбу не сломает нынешний быт. Вся неразбериха кругом не имеет смысла быть в моей жизни, воспоминания и ладонь верного друга на плече — вот, что будет стоять на первом месте. Стакан за стаканом, и я уже не осознаю, что около получаса развязно целую ту блондинку, что липла ко мне целый вечер. Глажу упругую грудь и руками скольжу по гладким ногам, медленно поднимаясь к внутренней части бедра, а там уже и убеждаюсь, что меня хотят. Она улыбается мне в губы, иногда щекочет вздёрнутым носом щёку и игриво хохочет. Вот уж замухрышка. Всем наплевать на то, чем мы сейчас здесь занимаемся. Алкоголь стукнул в голову каждому, и все просто продолжают веселиться. Я неотрывно целую девушку, при этом не закрываю глаза. Нет чувств и навалившихся эмоций, чтобы делать обратное, потому шевелю только губами и языком. А блондинка так старается увлечь меня, что я поневоле вспоминаю поцелуи Джой, которые совсем иные: не такие умелые, порой даже кажущиеся суховатыми из-за меланхоличной натуры хозяйки, но почему-то желанные. Мне хотелось их получать от своей жены ночью, хотелось прикрывать веки во время процесса и чувствовать запах. Запах ванили. Он к ней так приелся, что даже губы хочется кусать от этих сладостных ноток. — Что ты умеешь? — отстраняясь, хрипло задаю вопрос девушке. Та скручивает губы в трубочку и хитро улыбается, смотря в мои опьянённые глаза. — Пойдём, покажу, — отвечает шёпотом на ухо, после чего тянет меня за руку на себя, поднимая с дивана, и, помогая добраться к лестнице, ведёт на второй этаж. Покорно следую за ней, задевая плечами острые углы по дороге. Голова ходит кругом, ноги заплетаются, и единственное, чего сейчас хочется — лечь в кровать и вырубиться. Первое желание быстро исполняется: я падаю спиной на холодную постель одной из свободных комнат этого дома; но другому мешает исполниться она — расстёгивающая пуговицы на моей рубашке девушка. Она мажет губами по коже на шее, гладит ладонями торс и пошло облизывает свои губы, когда поднимает голову и смотрит на мою реакцию. У неё получается ублажать пьяного парня, хриплыми полустонами отзывающегося на правильные, отточенные ласки. Самые чувствительные точки оккупированы: сегодня моё тело принадлежит ей. — Тише, тише — шепчу я, пальцами зарываясь в мягкие волосы и слегка ероша их, — Джой. Смотрю в белый потолок, сглатываю, безнадёжно думая, что все эти ласки приносит мне моя жена, что это она стягивает рубашку и целует грудь, живот, справляется с кожаным ремнём на брюках и поглаживает пах через плотную ткань, так возбуждая. — Я не Джой, малыш, — слышу чужой голос и ощущаю на себе пронзающий взгляд чёрных, пустых глаз. Девушка нависает надо мной и хочет уже наклониться, чтобы поцеловать, но я быстро уворачиваюсь. — Пошла вон. — Что? — не понимает незнакомка, удивляясь быстрой смене моего настроения. — Вон пошла, я сказал! — отдёргиваю её руки и, толкнув в плечо, откидываю на кровать, чтобы больше не быть под чужим контролем. Зарывшись лицом в ладони, сижу на краю кровати и шёпотом прошу одиночества. Ничего больше, только оставить меня наедине с собой. Раздражённое шиканье под боком и толчок в спину совсем не вызывают никаких действий в ответ, лишь дают упасть на теперь уже свободную постель и, для начала криво улыбнувшись, давиться истерическим смехом. — Больной, — огрызнувшись, блондинка дергает ручку двери на себя, после чего быстрой походкой удаляется, не забывая напоследок громко хлопнуть дверью. — Да катись ты, — в потолок выплёвываю я, продолжая давить притворную улыбку. Продолжаю быть тем самым «больным» ещё несколько минут, пока не мутнеет в глазах и не появляется одышка. Мне хреново. Так, что хочется смеяться и плакать одновременно, так, что хочется чувствовать головную боль и в то время биться ею о стенку. — Катись… — хриплю в пустоту из-за сорванного голоса. Поворачиваюсь набок, умещая ладони под щёку, и смотрю на жёлтую полоску под дверью и появляющиеся тени. Их мигание не собьёт мне сонливость, веки уже готовы слепиться.

***

Шаги и скрипучие звуки словно острым лезвием ножа терзают мои уши, поторапливая пробуждение. Щурюсь, недовольно цокаю, ворочаюсь, пытаясь чем-нибудь укрыться от холода, и в конечном итоге открываю глаза. Не сразу, но понимаю, что сейчас лежу на холодных досках пола в скрученной позе и практически утыкаясь лбом в какой-то шкаф, отчего становится ещё паршивее. Поднимаю свой взгляд и замечаю хозяина дома, который насмешливым взглядом изучает моё тело. Видимо, бывалый король вечеринок уже не тот, раз утро следующего дня встречает без компании какой-нибудь знойной красотки. — Который час? — хрипло спрашиваю я, приподнимаясь на локтях. Мычу, сразу же почувствовав боль в висках, но попытки полностью подняться не бросаю. — Почти десять, — отвечает парень, готовясь пуститься мне на помощь, но мой отрицательный кивок и мах ладонью останавливают его. — Где Хосок? — продолжаю с расспросами. — Уехал с самого утра. — Ясно. — Тэхён, ты куда? Привёл бы себя в порядок, выпил кофе, да и поехал бы как человек домой… — принялся останавливать меня он, когда я молча хотел покинуть пределы комнаты, — поговорили бы, давно ведь не виделись. — И думаю, ещё не скоро встретимся, — на выходе бросаю я, желая поскорее вернуться к себе домой. Кажется, действительно старик, раз больше не умею веселиться. Когда-то вечеринки были частью меня, даже становились стилем моей разгульной жизни, а сейчас… сейчас я уже и не знаю, чего хочу. Может, посидеть на мягком ковре в своей квартире вместе с Панчем? Играться с ним, вытирать его слюну со щёк и грозиться отомстить чем-нибудь похуже, например, насыпать корм со вкусом курицы, нежели говядины. В любом случае, сыты были бы оба, ведь Джой не оставила бы нас голодных. Накормила, а к ночи бы пригрела. И даже сейчас, стоя под дверью своей квартиры помятым, я жду, когда меня окутают заботой. Ещё со вчерашней ночи мне так хотелось этого. Оставляю ключи на комоде в прихожей и прислушиваюсь к звукам — тишина. Наверное, это к лучшему, ведь не хотелось бы, чтобы жена с порога увидела своего мужа в грязном футляре. Снимаю пальто, бросая его к ключам, и избавляюсь от обуви, носками ног стягивая каждый ботинок со ступней, чтобы не нагибаться. Вижу цель — ванная комната, и прямиком ступаю туда, цепляясь плечами за углы по дороге. Да, меня всё ещё заносит. Прохладная вода отрезвляет и даёт возможность более явно понимать суть происходящего и вспомнить вчерашний день. Картинки словно в тумане, но их удаётся рассмотреть. И это меня гложет. Гложет с того момента, когда ВонХо утешал Джой в больничной палате, и до этого, когда я стою под душем и корю себя за глупости, что тогда так легко подпустил к себе в голову. Обмотав бёдра махровым полотенцем и поправив мокрую чёлку, иду искать жену. В гостиной не нахожу, хоть по телевизору в это время идёт её любимый сериал, в спальне тоже пусто, а на кухне только разбросанные листы, гоняющие сквозняком. Зачем Джой открыла настежь окно, раз ушла куда-то? — А мне потом воров разгоняй, — ворчу я, путаясь в прозрачных занавесках и с трудом закрывая окно. — Ну и что это? — поворачиваюсь и рассматриваю бардак, что учудил ветер, после чего опускаюсь на корточки и собираю те самые листы. Бумага плотная, скорее всего глянцевая, поворачиваю её другой стороной и тут же дёргаюсь, понимая, что держу в руках снимок, на котором изображён я. В спешке тянусь за другими, сминая их из-за сильной хватки; словно свихнувшийся пыхчу и матерюсь на них, разрывая на две части каждую фотографию, где я сижу в обнимку с девушками, пью с ними на брудершафт и довольно улыбаюсь. «Я говорил, что всё сделаю для тебя, друг» — чёрным маркером выведено на обратной стороне одного из снимков. — А я не говорил, что сейчас в этом нуждаюсь, Хосок, — обречённо говорю вслух, прежде чем смять в ком глянцевую бумагу и выпустить из рук. Она ушла, оставив за собой мятую постель и холод апрельского ветра на кухне. Ушла, опустошая полки шкафа и унося с собой тот сладкий ванильный запах. Ушла и не спросила: где ты был сегодня ночью, я не могла уснуть одна. Я не услышал громкого тона, не услышал её ругани, — я получил немую тишину. — Так просто? — спрашиваю у щенка, прибежавшего ко мне и уложившего мордочку на колени. В его глазах таится грусть, а может мне так кажется сегодня. — Я покормлю тебя, не думай, что садист.