Под прицелом сердца

Дни тянулись медленно, и ничего в этом доме не происходило; не было ни интернета, ни нормальных каналов с сериалами или хотя бы уж мультиками. Только новости: криминальные, политические и экономические. Я решила просто побродить по дому, может быть, и случайно найду чего интересного о хозяине дома. Ну не мне судить, я–то сама в детдоме росла. Если откинуть на задний план его криминальную сторону, то он вполне хороший человек по жизни, вон и дом у него какой шикарный, и машина есть, и работа вполне престижная и довольно-таки нелегкая. Последнее время он возвращается очень уставшим, лицо белое, как мел, а венки на руках и шее становятся еще более отчетливее видны, и, к тому же, у него совершенно не оставалось сил, чтобы "издеваться" надо мной. Я упала на диван и стала глазеть на книжную полку. Диккенс «Большие надежды» находилась ближе всего, и поэтому я вскочила и выудила ее с полки. Как только я ее раскрыла, из нее вылетела фотография. Старая, но бережно хранимая. На ней был Вильям — там ему было лет десять от силы, и рядом с ним стояла женщина, очень похожая на мою приемную мать. В ее взгляде читалась безбрежная любовь. На обратной стороне фотографии имелась надпись: "Ул. Проливного дождя, д.13 приют «Надежда»" Значит, и он рос в приюте. Но ведь всего же этого он сам добился, без чьей-либо поддержки достиг стольких высот. Я его даже уважаю. За окном бушевала непогода: дождь барабанил по стеклам, по крыше так, словно был град. Я сидела в главной комнате на диване без света. Свет уличных фонарей подсвечивал капельки воды на стекле и отбрасывал тени на пол. Неожиданно громко щелкнул замок входной двери. Вильям зашел медленно, захлопнул дверь и вяло пошел на кухню. Сначала подогрел чайник, заварил крепкого чаю с молоком без сахара и в один глоток осушил кружку. После чего, пошатываясь, направился прямо к дивану, где расположилась я. Чем ближе он подходил, тем больше качался из стороны в сторону, и я уже была почти уверена, что хозяин дома сильно пьян, но когда он не просто сел, а рухнул на диван, припечатывая меня своим телом, мои подозрения не оправдались. Я вскрикнула. — Что ты… Ты чего? — Я коснулась рукой его шеи и обожглась. Вильям тяжело дышал. И тут я испугалась не на шутку, я ж совершенно ничего не знаю. Мысли путались, сплетаясь в один клубок, но я одернула себя. Кое-как приподняв Вильяма, я выползла из-под него и помчалась в ванну, схватила первое попавшееся полотенце, смочила его холодной водой, отжала и вернулась к больному. На голову. Подробности опустим. Вдобавок ко всему этому ансамблю с температурой и кашлем, он был в мокрой одежде, а переодевать его я желанием не горела. — Вставай, пожалуйста, я помогу тебе до комнаты добраться, тебе переодеться нужно, — я перекинула его руку себе на плечо и попыталась поднять, но ни на сантиметр мы не сдвинулись. И я вдруг ощутила себя ничтожно беспомощной. — Отпусти меня, — выдавил он. Я заскрежетала зубами, закряхтела и все же смогла поднять Вильяма с дивана. Медленно, ступенечка за ступенечкой, шажок за шажком, мы поднялись на второй этаж. Как только ввалились в его комнату, он рухнул на кровать вниз лицом, а я полетела следом. — Так, где тут у тебя чистая одежда? — Я уперла руки в бока и осмотрела комнату. Она была у него ого-го: большая и хорошо обустроенная, большой шкаф с зеркалом в пол стоял у западной стены, что никак не препятствовало попаданию света с улицы. Я распахнула шкаф, и откуда-то сверху на меня, прямо на голову, упали трусы. Вы только представьте: мужские трусы на голове. Быстрым движением я скинула их на пол. — Фууу, мерзость, — я поморщилась и брезгливо отряхнула руки. Господи, ну почему все это происходит именно со мной? Я обернулась и, о слава небесам, на стуле висела белая рубашка. Тут же сдернула ее, сухую, со стула и начала расстегивать пуговицы на рубашке хозяина дома, случайно оторвав одну из них. Подвывая, я стянула ее с Вильяма и швырнула на пол. Кое-как натянула на него сухую, застегнула и со злостью замотала его в одеяло. После стащила с него мокрые джинсы и отправила их к рубашке. Намучившись с ним, легла отдохнуть рядом, да, кажется, там так и уснула. На своей щеке я ощущала прикосновение теплой руки, и было приятно. Нет! Ну не может же он, взрослый мужик, в меня влюбиться, глупость это. Сквозь сон я откатилась от него и вот-вот свалилась бы с кровати, если бы он не притянул меня к своей теплой груди. От него чуть уловимо пахло потом, а терпкий аромат одеколона пропитал ткань подушек. Вильям спал. А я-то нет. Я попыталась вылезти из-под его руки, но меня придавило. — Спасибо, что позаботилась обо мне. — Сказано это было шепотом, в самое ухо. И едкое: — Не зря я тебя себе забрал, — ухмылка так и заиграла на его губах. Я все-таки упала; эффектно, с грохотом, снеся к чертям ему тумбу со светильником, наверняка дорогим. Вильям свесился с края кровати и протянул мне руку. — С меня хватит, — я поднялась с пола и вышла из комнаты, хлопнув дверью.