Торнадо в Техасе

Впервые ехидный подозрительный шепоток прозвучал в голове Стива, когда два дня спустя он, возвращаясь из бакалейной лавки с пакетом продуктов, заметил в переулке широкую спину и бритый затылок Томми Форда, склонившегося над хнычущим от страха школьником и пытавшегося отнять у того зажатый в тоненьких ручонках альбом. Форда Стив знал еще со школы. Нахальный тип с премерзкой щербинкой между передними зубами, через которую он любил смачно плеваться, был головной болью всех учителей и ночным кошмаром половины учеников. Он любил поколачивать Роджерса после занятий, подкарауливая его в те редкие моменты, когда Баки не было рядом. Томми был типичным недалеким, озлобленным на весь мир хулиганом, и принадлежал к числу тех людей, для кого решающими аргументами в любом споре были левый и правый кулаки. Поэтому, став свидетелем очередной подлой выходки Форда, Стив ничуть не удивился и, повинуясь, казалось бы, врожденному инстинкту заступаться за слабых, бросился на помощь невезучему мальчишке. В том, что уже через пару минут Роджерс, осыпаемый яростными ударами, лежал на земле, согнувшись пополам и тщетно пытаясь закрыть лицо руками, не было ничего необычного. Однако в тот момент, когда ему под ребра снова угодил тяжелый ботинок Форда и помятые кости отозвались саднящей болью, в его сознание истошным залпом ворвалась недобрая мысль. В тот день в том замызганном вонючем переулке никакого Томми Форда он не встречал. В его прошлом, в той жизни, которую помнил Стив Роджерс, этого события не было. Это не должно было случиться. Вытирая кровь с разбитого носа, Стив в недоумении моргал и прислушивался к набатному бою в своей голове. Он неуклюже поднялся и принялся помогать всхлипывавшему и сбивчиво извинявшемуся мальчишке собрать разбросанные вещи. Его взгляд упал на раскрывшийся альбом, из-за которого и завязалась драка (если, конечно, то, что произошло, можно было назвать дракой), и на помятых, испачканных страницах он увидел умелые карандашные наброски. Проследив за взглядом Стива, мальчик поспешно закрыл альбом и прижал его в груди, словно кто-то вновь пытался покуситься на его сокровище, однако Роджерс успел разглядеть вившиеся вдоль края листка цветочные ветви и круживших между ними бабочек. Бабочки. Стив не заметил, как спасенный им мальчуган куда-то исчез и он один остался сидеть на мокром, слякотном асфальте в окружении мусорных баков и нечистот. Весь мир сузился до одной крохотной точки, вокруг которой, плавно взмахивая нарисованными крыльями, порхала черно-белая бабочка. В голове гулким эхом раздались далекие, приглушенные, но усердно набиравшие силу голоса. — … любая нелинейная динамическая система чувствительна к начальным условиям, — по-ученому поправив сползшие с переносицы очки, заключил Беннер. — Допустим, что у нас есть ряд точек, все они максимально приближены друг к другу, но тем не менее при движении, которое в динамической системе просто неизбежно, имеют различные траектории. Даже небольшое отклонение от начальной траектории может привести к частичному, а порой и полному изменению в её будущем поведении. Они тогда сидели в гостиной башни Мстителей. Стив, Клинт, Наташа и Брюс. Щелкающий пультом Бартон случайно наткнулся на какую-то псевдонаучную передачу, и, слово за слово, уже через несколько минут команда пустилась в бурные обсуждения увиденного. — Ты не мог бы повторить то же самое, только на английском? — глуповато моргнув, попросил Клинт, и Романофф едва заметно усмехнулась одними губами. — Все просто, — невозмутимо продолжил Беннер. — Незначительная перестройка первоначального состояния системы может запустить цепочку событий, которые впоследствии приведут к крупномасштабным изменениям. — Я все равно ничего не понял, — признался Стив, и Брюс с досадой прищелкнул языком, переводя взгляд с одного недоуменного лица на другое. — Эффект бабочки, — за их спинами раздался ленивый, манерно тянущий слова голос только что вошедшего Старка. — Взмах крыльев бабочки в Бразилии вызовет торнадо в штате Техас. Это сказал... — Эдвард Лоренц, — договорил за него Брюс. — В своем докладе для Американской ассоциации содействия развитию науки в 1972 году. Они с Тони переглянулись и обменялись довольными, чуть горделивыми ухмылками, которые всегда расползались по их лицам, когда они заканчивали друг за друга фразы. — Только на самом деле это миф. Не Лоренц придумал бабочку, а его коллега Филип… — …Мерилис, да, конечно, я это знаю. Лоренц пользовался сравнением с чайкой и... Они еще несколько минут мерились своим интеллектом и демонстрировали феноменальные познания в истории математики, пока остальные сидели, скрестив руки на груди, и молча дожидались окончания представления. Тогда их разговор очень быстро свелся к неизбежно-предсказуемому противостоянию команды «ученых» и команды «обывателей», но в итоге обе стороны сошлись на одном: если бы путешествия во времени были возможными, то любые мельчайшие изменения в прошлом были бы чреваты непредсказуемыми последствиями в истории. Почему же Стив не вспомнил это раньше? Он сидел, уставившись на блестевшую на тыльной стороне ладони кровь, и слепо хлопал глазами. Только сейчас ему в голову пришло, что он, Стив, и был той бабочкой, что взмахом своих крыльев пустила легкую рябь по воде и вспорола сотканное из миллиардов нитей полотно реальности. Но как? Он ведь старался вести себя как обычно, даже несмотря на сильное потрясение и все еще копошившееся где-то глубоко внутри недоверие. Он вновь помогал в обустройстве ярмарки, посетил ее днем позже и даже мужественно выдержал дурацкий смех крутившейся рядом с Баки новой подружки. Он ведь ничего не менял, почему же тогда тонкие струны прошлого задрожали, а пальцы умелой музыкантши-судьбы взяли совсем другие ноты? Ответ пришел также внезапно, как и сам вопрос. Поздним вечером, стоя у стены в душном зале «Клевера» с бутылкой невкусного теплого пива и глядя на разгоряченную заводными ритмами буги-вуги толпу, Стив пытался отыскать взглядом Баки, но вместо этого начал рассматривать висевшие над барной стойкой картины. Звонкая догадка родилась в его мозгу сразу же, как только стекло, под которым прятался один из плакатов, сверкнуло в свете неоновой вывески. Рамка. Он разбил рамку в коридоре своего дома. А потом они с Барнсом полвечера вырезали новую, тогда как в том, правильном прошлом, пошли в кино. Вот он, взмах крыльев бабочки, который в конечном итоге привел к торнадо в Техасе и заставил Томми Форда и того мальчугана с альбомом оказаться в переулке. Такая мелочь, как упавший со стены рисунок, уже нарушила предписанный ход событий. А что же случится, если Стив изменит что-нибудь еще? Что если прямо сейчас он закружит в танце какую-нибудь красотку или напьется до полуобморочного состояния, и Баки придется тащить его домой? Что если он не станет больше пытаться пробиться на фронт и просто напросто отыщет Авраама Эрскина, заявив, что хочет участвовать в проекте «Возрождение»? Что, если он отговорит лучшего друга идти на войну? Станет ли прошлое мстить ему также, как отомстило кулаками Томми Форда за разбитую рамку? А было ли это в самом деле платой за бесцеремонное вторжение в слаженный ход истории или всего лишь плодом воображения худого нескладного астматика с некрасиво распухавшим носом? Слишком многого Стив еще не понимал, слишком многое было для него лишь строчкой в длинном списке остававшихся даже без намека на ответ вопросов, погружавших в глубокие мрачные раздумья. Он стоял в стороне от беззаботно пляшущей молодежи, словно скорбная тень, одинокий и молчаливый, и в его голове мало помалу созревал смутный, сумбурный и совершенно непродуманный план. План, который по сути своей был чрезвычайно прост, но от этого не менее труден в исполнении. — Стив! — из толпы вынырнуло улыбающееся лицо Баки. На его щеках розовел легкий румянец, и он зазывающе помахал лучшему другу рукой. — Пойдем танцевать! Роджерс упрямо мотнул головой, да так сильно, что у него в шее что-то хрустнуло. Барнс недовольно поморщился, но не успел ничего возразить, потому что его светловолосая пассия вновь увлекла его в самый центр зала. Глядя на него, такого счастливого и совершенно неотразимого в своей ребяческой беспечности, Стив вдруг понял, что готов был понести любое наказание, лишь бы навсегда сохранить в Баки это радостное, искрящееся жизнелюбие и избавить его от уготованных судьбой бесчеловечных пыток. И пускай за это прошлое разверзнет небо и поразит его молнией или насмерть сшибет выскочившей из-за угла машиной — ему все равно. Он сделает все, что в его силах, чтобы спасти своего лучшего друга. В этот раз, черт возьми, у него должно получиться.

***

Первая робкая попытка сделать шаг на пути к спасению Джеймса Бьюкенена Барнса была предпринята Стивом во время их очередного совместного завтрака. Со дня таинственного перемещения во времени прошла уже почти неделя, и он с кропотливой старательностью следовал выстроенной по памяти хронологии событий, чтобы ненароком не вызвать очередной торнадо в Техасе. Пока ничего необычного не происходило, и это не могло не радовать Роджерса, хоть он и не без доли иронии замечал, что на то, чтобы заново привыкнуть к жизни в прошлом, ему понадобилось гораздо больше усилий, чем предполагалось. Избалованный технологическим совершенством и прелестями двадцать первого века, он ловил себя на том, что ему очень не хватало некоторых ставших уже привычными вещей. А еще он скучал по своей физической мощи и выносливости, по стальным буграм мышц, по молниеносной реакции и обостренным чувствам. Он позорно признавал, что это немощное бесполезное тело раздражало его, пробуждая давно забытое чувство собственной беспомощности и бессознательное отвращение к самому себе. Ему было стыдно за то, что он начал принимать свою силу как должное, позабыв ее истинную цену и потеряв уважение к этому дару, но ничего не мог с собой поделать, судорожно отсчитывая в уме дни до того момента, когда чудо-формула доктора Эрскина вновь превратит его в человека, которым он всегда мечтал быть. Хотя, по правде говоря, никакая сыворотка суперсолдата, никакой исполненный по последнему слову техники гаджет не мог сравниться с трепещущей в груди торжественной радостью от осознания того, что мир вокруг еще не превратился в пылающий кромешный ад. До события, положившего конец человеческой расе, оставалось еще семьдесят пять лет. Люди, его верные друзья, храбро отдавшие жизнь в неравной схватке с безумным титаном, еще даже не родились, и у Стива Роджерса был шанс их спасти. — Полей ты уже этот дурацкий цветок, а то он скоро засохнет, — сказал Баки, сунув палец в горшок и поворошив сухую, рассыпчатую, словно песок, землю. Стив улыбнулся глупой бездумной улыбкой. Яичница в его тарелке так и осталась нетронутой, хотя желудок уже не первый раз за утро недовольно бурчал от голода. Да, хворому растеньицу, в котором души не чаяла его мать, и правда суждено было засохнуть. Через две недели, когда Стив согласится на подпольный научный эксперимент СНР и уедет в тренировочный лагерь в Джерси, навсегда оставив несчастный цветок чахнуть в бедной квартирке под Манхэттенским мостом. — Когда ты уезжаешь? — вдруг спросил Роджерс, и Баки, усердно пытавшийся поддеть кусочком хлеба остатки яиц на тарелке, невольно замер. Его замешательство длилось не больше секунды, и потом он как ни в чем не бывало вернулся к прерванному занятию. — Еще не знаю, — промычал он с набитым ртом. — Надеюсь, не раньше, чем через две недели. Хочу попасть на «Старк Экспо». Ты же пойдешь со мной? — Не дожидаясь ответа, он поднялся, чтобы поставить тарелку в раковину, и, криво ухмыляясь, бросил через плечо: — Конечно, пойдешь, куда ты денешься. — Ты не думал о том... — начал Стив, и слова комом застряли в горле. — Не думал о том, чтобы не идти... на войну? Шумящий поток воды из кухонного крана стих, и в комнате повисла звенящая тревожная тишина. Роджерс шумно сглотнул, боясь поднять глаза, и уставился в свою тарелку, изнемогая от мучительного молчания. — О чем ты, Стиви? — наконец, заговорил Баки. В его голосе слышалось хмурое изумление. — Может быть, тебе не нужно туда идти. Фраза прозвучала слишком резко. Стива вдруг захлестнула жаркая волна отвращения. Как он вообще мог говорить такое? Как подло, низко и бесчестно было даже думать о чем-то подобном. Невероятное лицемерие: он, Стив Роджерс, всеми правдами и неправдами пробивавшийся на фронт, чтобы не прятаться за спинами жертвовавших собой солдат, теперь трусливо намекал лучшему другу на то, чтобы тот остался в стороне, пока за океаном тысячи людей гибли, защищая свою страну. Баки все еще непонимающе глядел на Стива. Его плечи напряженно застыли, а руки скрестились на груди. — Они же не отправят тебя воевать, если ты вдруг заболеешь. Или, например, руку сломаешь или еще что-нибудь … Его нерешительное бормотание лишь разозлило Барнса, вместо того чтобы заставить передумать. — Стив, ты сейчас серьезно? — на последнем слове его голос вспыльчиво взвился, и Роджерс угадал в этом первые звоночки назревавшей ссоры. — Ты что, предлагаешь мне дезертировать из армии? Слишком поздно Стив осознал всю чудовищность оброненных по неосторожности слов. Да, он противоречил самому себе и вообще всем моральным устоям, но даже не мог ничего сказать в свое оправдание. Ничего, кроме правды, которую Баки вряд ли бы принял. — Вдруг там случится что-нибудь плохое, — не сдавался он, и тут же пожалел о сказанном, когда губы лучшего друга сердито сжались в тонкую линию. — Это война, Стив. Там постоянно происходит что-то плохое. Поэтому я и должен … — Вдруг с тобой случится что-нибудь плохое! — с жаром перебил его Роджерс, и Баки в растерянности моргнул, пораженный истеричными нотками в голосе друга. Он медленно выдохнул и отвернулся к окну. Его лицо помрачнело, и он будто бы повзрослел на десяток лет. Его, как и любого солдата, угнетали тяжелые мысли о том, что, уходя на фронт, домой он мог уже не вернуться. И лишь Стив знал, что в действительности так и произойдет. Он больше не вернется. Войне, начавшейся для Баки в сорок третьем, суждено будет продлиться вечно. — Ничего со мной не случится, — глухо отозвался он. «Случится, — едва не выкрикнул Стив. — Случится, черт возьми, поэтому я и пытаюсь тебя отговорить. Эта война сожрет тебя, разорвет на куски и склеит заново, а потом превратит в то, что ты будешь ненавидеть до конца своей жизни». Быть может, если бы Роджерсу хватило тогда смелости сказать это вслух, то в дальнейшем все сложилось бы совсем по-другому. Но он промолчал. Лишь сжал до боли кулаки и сокрушенно покачал головой. — Прости. Я просто за тебя волнуюсь. Лицо Баки помягчело, а уголок губ чуть двинулся в слабой улыбке, которая тут же растаяла. — Не будем больше об этом, ладно? — сказал он. — Все уже решено. Стив кивнул, и на его душу свинцовой тяжестью легло признание собственной неудачи. Уже тогда он начал понимать, что прошлое оказалось гораздо упрямее, чем он предполагал, и сдаваться так просто оно не собиралось. Если Баки отчаянно рвался на войну, значит, так тому и быть. Пускай все идет своим чередом. У Стива в запасе еще было время. Он знал, что в скором будущем ему уготована встреча с одним хорошим человеком, который поверит в него и дарует тот самый шанс, которого он ждал всю свою жизнь. Оставалось лишь продержаться две недели до «Старк Экспо», не нарушив преждевременно хрупкое равновесие прошлого и не натворив ничего, что повлияло бы на заданный ход событий. Тогда он снова сможет вытащить из плена Барнса и уцелевших солдат из 107-го пехотного. А потом уже подумает над тем, как обмануть судьбу.