Торнадо в Техасе

Потянулись долгие, однообразные дни в лагере Лихай в Нью-Джерси, наполненные стойким духом военной муштры и волнительным ощущением причастности к чему-то по-настоящему великому. Полковник Филипс по-прежнему недолюбливал рядового Роджерса, решительно не понимая, на кой черт этот сопливый доходяга сдался доктору Эрскину. Новобранцы по-прежнему злобно подшучивали и издевались над ним, выделываясь друг перед другом и пытаясь заслужить расположение руководства. А Пегги Картер… Милая, добрая, родная Пегги. Она по-прежнему вызывала блаженный трепет в груди Роджерса и поражала его своей неприступностью и строгой волевой красотой. Ничего не изменилось, и Стив был несказанно этому рад, потому что неугомонная бабочка вновь готовилась расправить крылья и отправиться в полет. Еще в день их первой (а на деле вовсе и не первой) встречи с доктором Эрскином Роджерс осознал, что меньше чем через две недели тот, смертельно раненный шпионом «Гидры», умрет у него на руках. Тогда он впервые подумал о том, что, оказавшись в прошлом, мог предотвратить еще одну трагедию и спасти от гибели еще одного невинного человека. Эта мысль крепла в его сознании с каждым днем, проведенным в тренировочном лагере, однако вместе с ней набирали силу подлые циничные сомнения. Стив боялся, что своими действиями запустит цепочку событий ему совершенно неподвластных. Он понимал, что, продолжи Эрскин работу над проектом «Возрождение», Америка получит в распоряжение не одного единственного Капитана, а десятки суперсолдат, и это, в свою очередь, кардинально изменит не только ход войны, но и всю мировую историю. Стив даже не осмеливался предположить, какими последствиями чревато было подобное вторжение в прошлое, но, с другой стороны, не мог, малодушно бездействуя, позволить Эрскину умереть. Такая вот нравственная дилемма. Он не знал, что пугало его больше: бесконтрольно разбушевавшееся мстительное прошлое или то, что он, Капитан Америка, символ нации, воплощение чести и достоинства, в самом деле опустился до того, чтобы раздумывать над спасением человеческой жизни. Ему хотелось рассказать все Пегги, спросить ее совета и поделиться наболевшим, но он не мог, потому что в этом времени они с мисс Картер едва друг друга знали. Ему хотелось написать Баки, но он знал, что письмо дойдет не раньше, чем через неделю, а чертовы мобильники изобретут еще лет через тридцать. Ему хотелось послушать мудрые, слегка снисходительные речи Наташи, самодовольно-шутливые реплики Тони, скромные и по-дружески простые наставления Сэма, но никого из его верных товарищей рядом не было. Он был один, и решение, от которого, возможно, зависела судьба всего мира, ему приходилось принимать в одиночку. Внезапная болезнь тоже не прошла бесследно. По ночам Стива изводил сухой удушливый кашель, а пару раз на строевой подготовке он едва не упал в обморок от слабости. Но он терпел. Все терпел. Свое разваливающееся хилое тело, подбитое здоровье, сочувственную полуулыбку Пегги, презрительное фырканье полковника и издевки других солдат. Все это меркло по сравнению со жгучим, всеобъемлющим желанием вновь стать чем-то большим, чем просто парнишка из Бруклина. Желанием защищать и помогать. Приносить пользу. Спасать жизни. У Стива Роджерса и в первый раз было множество причин добровольно истязать себя армейскими тренировками и становиться подопытной мышью для эксперимента СНР, но сейчас к их внушительному списку прибавилась еще одна. Эта причина гордо носила звание сержанта армии Соединенных Штатов и вместе со славным бойцами из 107-го пехотного недавно высадилась на Западном фронте в Италии. Разъедающие душу тягостные мысли мучили Стива вплоть до того вечера, когда Авраам Эрскин заглянул в его опустевшую казарму, чтобы подбодрить отважного рекрута бутылочкой шнапса и душевной беседой. — Почему я? — изнемогая от волнения и бушевавшей внутри путаницы чувств, спросил Роджерс, и ученый вновь поведал ему поучительную историю об Иоганне Шмидте и о том, как хорошее становится великим, а плохое — ужасным. — Что бы завтра не случилось, — Эрскин чуть заметно улыбался, доверительно глядя ему в глаза. — Ты должен пообещать мне, что всегда будешь самим собой. Не идеальным солдатом, но… Он сделал почти что театральную паузу, то ли подбирая слова, то ли специально оттягивая конец фразы для пущей убедительности, и наконец прямым, недвусмысленным жестом указал туда, где в груди Роджерса испуганной птицей трепыхалось беспокойное сердце. — …хорошим парнем. И вдруг густой туман гложущих его сомнений расступился, открывая погребенную под толстым слоем пустых переживаний истину. До безобразия простую и ясную как день истину. Стив всегда старался поступать по совести. Порой ему казалось, что весь мир ополчался против него, но он все равно не изменял самому себе и шел до конца. Когда он мог кому-то помочь, то помогал. Когда мог спасти кого-то — спасал, даже если понимал, что последствия его поступков могли быть не самыми приятными. Просто так было правильно. Да, пускай хорошие парни приходят к финишу последними. Пускай хороших парней избивают в подворотнях, пускай им не достаются красивые девчонки. Но будь он, Стив Роджерс, трижды проклят, если не попытается сделать все, что в его силах, чтобы спасти каждого, даже если шансы явно будут не в его пользу.

***

Всю дорогу от Нью-Джерси до бруклинской лаборатории СНР Стив без умолку болтал, нелепо и совершенно безнадежно флиртуя с самой красивой в мире женщиной. Он волновался перед предстоящей процедурой как в первый раз, если не больше. Ему даже не приходилось вновь вживаться в роль неловкого стеснительного юнца, потому что бестолковые фразы сами собой срывались с языка. — Вы даже не представляете, как разговаривать с женщиной, — с поистине английской сдержанностью произнесла Пегги, и Стив заерзал на сиденье, чувствуя, как кончики ушей начали стыдливо краснеть. Он обожал ее. Она воплощала в себе идеал женщины, к которому он всю свою жизнь бессознательно стремился. Он любил в ней все: аристократичные манеры, преданность и увлеченность, пытливый ум, сильный характер, тонкое чувство юмора, безупречный стиль и природную красоту. Находиться так близко и не иметь возможности даже дотронуться до нее было для Стива сущей пыткой, но он прекрасно понимал, что сейчас Пегги Картер видела в нем всего лишь безрассудно-храброго неуклюжего мальчишку, бросающегося на гранаты и лепечущего бессвязные слова, смущаясь от присутствия красивой дамы. Он нравился ей, несомненно, она никогда не скрывала этой симпатии, но полюбить его она была еще не готова. — Вы первая, кому я сказал больше двух слов. Разговор вновь повторился, завершившись почти ставшей крылатой фразой про правильную партнершу и чуть смущенной улыбкой мисс Картер. Автомобиль плавно притормозил у антикварного магазинчика. Стив, комкая во влажных от волнения ладонях пилотку, поплелся вслед за Пегги, хоть и без того знал дорогу как свои пять пальцев. Звякнул колокольчик на входной двери, показалась миловидная седовласая старушка. Она улыбалась самой доброй на свете улыбкой, а под крышкой стола прятала заряженный пулемет Томпсона и готова была снести голову любому, кто посягнул бы на безопасность базы и мирного населения. — Чудесная нынче погода в Нью-Йорке, не так ли? — Да, но я всегда беру с собой зонт. Припрятанный за книжным шкафом потайной ход, словно кроличья нора, снова привел Стива Роджерса в Страну Чудес, где под грифом «строго секретно» соседствовали невероятные изобретения, опасные военные эксперименты и новейшие технологии, опережавшие свой век на десятки лет. Стив уже не озирался по сторонам как потерянный щенок, с немым восторгом оглядывая лабиринты коридоров и сновавших туда-сюда агентов, однако цепкое чувство беспокойного предвкушения по-прежнему не желало покидать его и без того изнывавшую душу. — Доброе утро, — доктор Эрскин поприветствовал его крепким уверенным рукопожатием. Раздражающая вспышка фотоаппарата и утомленное «не сейчас» ученого не прибавили уверенности, но на вопрос, готов ли он к процедуре, Роджерс все равно ответил упрямым кивком. Он уже прошел через это однажды, пройдет и сейчас. Бояться было нечего. Разве что коварного, затаившегося где-то во тьме прошлого, которое могло в любой момент отомстить за то, что Стив беспардонно вторгался в его владения. Медицинская капсула, в которую ему было велено лечь, одним своим видом вселяла трепетный ужас, однако Роджерс смело шагнул вперед, на корню подавив пытавшийся выползти наружу страх. Кушетка казалась ему неестественно большой, острые лопатки упирались в твердую обивку, а металлические лапы приборов источали враждебный холод. — Мистер Старк? — до Роджерса донесся бодрый голос Эрскина. Его немецкий акцент легко узнавался в чеканном ритме и мягких шепелявых согласных. — Что с уровнями? — Уровни на ста процентах, — отозвался Говард в присущей, по всей видимости, всем Старкам нахально-горделивой манере с легким налетом неизменного сарказма. — Возможно, оставим без света пол-Бруклина. Но мы готовы, — он выдержал паузу, на секунду отведя взгляд в неком подобие волнительного замешательства, хотя Стив сильно сомневался в том, что Старк и вправду был способен поддаться переживаниям, — как никогда прежде. Пегги удалилась в смотровую рубку. Они со Стивом обменялись долгими прощальными взглядами, и в согревающей теплоте ее карих глаз коротким всплеском мелькнуло едва различимое «удачи, рядовой Роджерс». Это безмолвное пожелание и ее невесомая, спрятанная в уголках губ улыбка стояли перед мысленным взором Стива, когда пронзительно жгучая сталь иглы впилась в его плечо острым жалом. — Не так уж и больно, — зачем-то выдохнул он, хоть и знал прекрасно, что это был всего лишь пенициллин, а настоящая агония ждала его впереди. Мышцы свело колючим спазмом, когда содержимое ампул с сывороткой медленно перекочевало в его напряженное, стянутое в комок оголенных нервов тело. Адреналин гнал во венам закипевшую кровь, когда створки капсулы неспешно замыкались, отрезая Стива от внешнего мира. Дыши, велел он себе, дыши, все в порядке. Застрекотали приборы, тихо зашептались ассистенты, что-то зашипело, приводя в движение механизмы в стальном панцире старковской машины. — Вита-излучение десять процентов. Сквозь плотно закрытые веки Роджерса стал просачиваться призрачно-серый свет. — Двадцать процентов, — продолжал отсчет Говард, прокручивая колесо на приборной панели. — Тридцать. Стив еще крепче зажмурился, впиваясь ногтями в обивку кушетки. Внезапно его охватил панический приступ клаустрофобии, и ему почудилось, что весь воздух из капсулы куда-то исчез, оставив лишь ядовитые пары удушающего животного страха. Возьми себя в руки, Роджерс. Вспомни, ради чего ты все это начал. — Сорок процентов. Тут же Старку вторил второй голос: — Жизненные показатели в норме. Стив всем своим трепещущим нутром чувствовал десятки напряженных взглядов, буравивших крохотное окошко стального саркофага, дышать в котором с каждой секундой становилось все сложнее. Температура поднималась. Болевые рецепторы отозвались легким жжением, а внутренности будто сделали долгий мучительный кувырок. — Пятьдесят процентов. Пронзительный вибрирующий свет раздирал глаза, а невидимые тиски радиационных лучей свинцовой тяжестью давили на грудь и выкручивали задеревеневшие мышцы. — Шестьдесят! — Говард силился перекричать нараставший гул клокочущей в капсуле энергии. — Семьдесят! И тут пришла она. Абсолютная, всепоглощающая боль, алой бездной разверзнувшаяся в каждой клетке тела. Стив до хруста в челюсти стиснул зубы, но истошный душераздирающий вопль все равно вырвался из его охрипшего горла. Ему привиделось, будто он вновь и вновь погибал в изумрудных когтях смерти на горящих обломках выжженного дотла Нью-Йорка. А может это видение и было правдой, единственной и беспощадной правдой, которую он никак не хотел принять? Может все это нелепое путешествие во времени являло собой лишь иллюзию угасающего сознания, жалкую попытку отбить у жизни пару лишних мгновений, в то время как неумолимый приговор свыше был давным-давно вынесен? — Стивен! — голос Эрскина звучал, казалось, с другого конца Вселенной. — Стивен! — Отключайте! — безумный крик Пегги яростным вихрем взметнулся в трещавший от напряжения воздух лаборатории и вернул Стиву часть разума, которая еще не успела сгинуть в черном омуте боли. — Скорее отключайте! Эрскин колотил в окно капсулы и, не дождавшись ответа, в ужасе метнулся к рубильнику. — Вырубайте реактор, мистер Старк! Ну же, вырубайте реактор! В раскалывавшейся на миллиарды крупиц голове Стива трусливо заскулила мысль: пусть это закончится, пожалуйста, я больше не могу это терпеть. Его желание вот-вот могло исполниться. Нужно было лишь подождать еще чуть-чуть, пару невыносимо долгих секунд, пока Говард повернет рычаг и заставит свою адскую машину замолкнуть. А потом все останется позади. Не будет больше никакой боли. Никаких безрассудных подвигов. Никакого Капитана Америки. Словно разноцветные камешки в кошмарном калейдоскопе перед Стивом пронеслись жуткие, кровавые, перетекавшие одна в другую картины. Авраам Эрскин, захлебывающийся кровью, дрожащим пальцем указывающий на его, Стива, сердце. Сто седьмой пехотный, загнанный в ловушку немецкими войсками и танками «Гидры». «Ревущие Коммандос» и остальные пленники, умирающие от голода и побоев в тюремных камерах на оружейном заводе в Австрии. Баки, пристегнутый тугими ремнями к операционному столу, из последних сил срывающимся шепотом повторяющий цифры личного номера с армейского жетона. Красный Череп на борту «Валькирии», с ликующей улыбкой безумца уничтожающий города, чьи названия абсурдной насмешкой выведены на черных блестящих боках атомных бомб. Калейдоскоп вздрагивает, узоры переплетаются, и вот уже небоскребы Нью-Йорка объяты ненасытным пламенем, квинджет Наташи и Клинта, подбитый лучом одного из Камней, навсегда исчезает в огненном вихре, оставляя после себя лишь горькое облако черного дыма. Предсмертный рев Халка содрогает землю, железная броня Тони отчаянно искрит, превращаясь в смятую груду металла в чудовищной руке титана. Тонкий щит алой магии исходит мелкими трещинами после каждого сокрушительного удара, в то время как Ванда тщетно пытается привести в чувства Сэма. «Остановись, Стив» хрипит Баки, медленно оседая на землю и покорно уплывая в объятия уже заждавшейся смерти. — Нет! Яростный надрывный крик влепил Роджерсу звонкую пощечину, и он даже не сразу понял, что задыхающийся от боли голос был его собственным. И как он только мог подумать о том, чтобы сдаться? Как мог позволить себе эти позорные малодушные мысли? Разве один миг нестерпимых страданий мог сравниться с тем, во что превратится мир, если он, Стивен Роджерс, не соберет всю волю в кулак и не найдет в себе силы идти дальше? — Нет! — снова взвыл он, зажмурившись так крепко, что на изнанке век заплясал неоновый пожар. — Не надо! Я выдержу! Они не погибнут. Восемьдесят. Я этого не допущу. Девяносто. Я спасу их. Спасу их всех. — Мы на ста процентах! Чудовищный вой перегруженного двигателя нещадно рвал перепонки, но даже сквозь него Стив улавливал сухой треск замкнувшихся проводов и искрящийся фейерверк, брызнувший из приборных панелей. Потом все вмиг стихло. Осталась лишь громкая, пронзительная, раздиравшая рассудок тишина. Стив не слышал, как капсула с тихим шипением открылась, не слышал, как Эрскин несколько раз позвал его по имени. Он непозволительно медленно приходил в себя. Какая-то часть его сознания все еще была туго стянута стальным обручем бесконтрольного зыбкого чувства нереальности. Все вокруг казалось каким-то чужеродным, безжизненным, ненастоящим. Эрскин и Старк помогли Стиву выбраться из капсулы, неуклюже придерживая его непривычно большое и крепкое тело. Пегги, стуча каблучками, спорхнула вниз по лестнице. С истинно английской вежливостью она протиснулась сквозь толпу любопытных ученых и оказалась рядом с Роджерсом. — Как ты себя чувствуешь? Сила, которой ему так не хватало, вновь бурлила в его теле могучим потоком, с каждой секундой в полной мере возвращая давно забытую сверхчувствительность. Теперь Стив отчетливо улавливал частые неровные удары сердца и сбившееся от волнения дыхание Пегги. Ее беглый смущенный взгляд бросался из стороны в сторону, тщетно пытаясь найти точку опоры, пока, наконец, не остановился на сияющих немым восторгом глазах Роджерса. — Выше, — выдохнул он с легкой усмешкой. Вовремя подоспевшая медсестра заботливо протянула ему футболку, восхищенно заглядываясь на рельефный торс и слегка вздувшиеся на предплечьях вены. Пегги почти вырвала у нее из рук одежду, на что девушка недовольно поджала выкрашенные яркой помадой губки. — Все так, — отозвалась Картер, порывисто прикрывая его голую грудь. — Ты несколько выше. Многоголосый гул возбужденной толпы наполнил площадку. Полковник Филипс, довольный, как объевшийся сметаной домашний кот, шутливо похлопывал сенатора по плечу, гордо кивая в сторону новоиспеченного суперсолдата. Доктор Эрскин получал заслуженные похвалы и искренние поздравления восторженных наблюдателей. Окрыленный небывалым успехом Старк купался в лучах своей славы в окружении самозабвенно аплодирующих политиков. И лишь статная фигура Хайнца Крюгера в сером твидовом пиджаке стояла чуть поодаль от всеобщего веселья, прищурено оглядывая гомонящий народ и вяло поигрывая крышкой металлической зажигалки. Опомнился Роджерс лишь когда в смотровой рубке прогремел взрыв. Испуганную толпу осыпало дождем осколков разлетевшегося стекла. Шпион «Гидры» метнулся к оставленной в отсеке ампуле, попутно выхватывая из кобуры девятимиллиметровый Вальтер, и Стив услышал собственный по-командному громкий голос: — Пригнитесь! Люди покорно повиновались, вмиг припав к решетчатому полу, и лишь Эрскин застыл, подобно статуе, с ужасом глядя на чернеющее дуло направленного прямо на него пистолета. Стив мощным рывком бросился вперед, сбивая доктора с ног, как раз в тот момент, когда Крюгер выстрелил. Одна пуля рикошетом отскочила от металлического поручня и застряла где-то в приборной панели, вторая вгрызлась в правое плечо Роджерса. Он этого даже не заметил, судорожно ощупывая запятнанный кровью халат на груди ученого. Лишь спустя несколько секунд он понял, что кровь была вовсе не Авраама, а его собственная, а доктор отделался лишь мелкими порезами и вдребезги разбитыми очками. Крюгер уже карабкался вверх по лестнице, расстреливая всех, кто вставал у него на пути. Меткий выстрел Пегги ранил его, но ему все равно удалось сбежать и скрыться в коридоре. Картер устремилась в погоню. Стив, коротко кивнув Эрскину, перемахнул через перила и кинулся вслед за ней. Шпиона ему удалось нагнать еще до того, как тот забрался в такси и помчался в сторону доков. Ампула с сывороткой вновь разбилась, выскользнув из кармана пиджака, когда Роджерс вышвырнул мужчину из автомобиля на тротуар. Помешать Крюгеру раскусить цианидовую капсулу он не успел. Захлебываясь ядовитой пеной, шпион гневно проскандировал уже знакомое Стиву «Хайль Гидра» и, дернувшись в последней конвульсии, испустил дух. Как только Роджерс вернулся на базу СНР, Эрскин крепко пожал ему руку, а потом вдруг накинулся с объятиями, сбивчивым шепотом повторяя слова благодарности. — Ты спас мне жизнь, Стивен, — сказал он, и Стив готов был поклясться, что услышал, как в его голосе зазвенели слезы. — За мной теперь должок. — Да бросьте, доктор. Это вы спасли меня. Подарили мне новую жизнь и дали шанс, о котором я так долго мечтал. Я бы сказал, что мы квиты, но это было бы неправдой, потому что за то, что вы сделали, я ваш вечный должник. Авраам беззащитно моргнул, близоруко сощурив влажные глаза, и по привычке поправил на переносице очки, лишь потом вспомнив об их отсутствии. — Спасибо, — повторил он, растрогано покачивая головой, и сжал плечо Стива в знак искренней признательности. — Неплохо сработал, — нехотя расщедрился на похвалу полковник Филипс, когда Роджерс по пути в медпункт столкнулся с ним в коридоре. — Спасибо, сэр, — кивнул в ответ Стив. Хотел было молча отдать честь и прошагать вслед за медсестрой, но зачем-то добавил: — Сожалею, что не смог спасти образец сыворотки, сэр. Нечитаемая гримаса появилась на лице полковника, и он лишь лениво махнул рукой. — Ты спас человека, Роджерс. Хорошего человека. Это поважнее сыворотки. Смотри, не зазнавайся, я все равно с тебя глаз не спущу и на тренировках сдеру с тебя три шкуры. Это ясно, солдат? — Так точно, сэр, — машинально отчеканил Стив, едва сдерживая усмешку. Засыпал он в ту ночь с чувством исполненного долга. Правое плечо сводило приятной ноющей болью от его первого боевого ранения, и он с дурацкой улыбкой на губах вспомнил, что завтра должен был получить первое письмо от Баки с фронта. Следующее утро встретило Стивена Гранта Роджерса траурной тишиной и скорбным молчанием. И новостью о том, что минувшим вечером в Куинсе грабитель, пытавшийся обчистить продуктовый магазинчик, застрелил продавца и двух посетителей, одним из которых был доктор Авраам Эрскин.