Торнадо в Техасе

Стерильно-белый кабинет, утопавший в слепящем свете люминесцентных ламп, несмотря на безукоризненную чистоту, навевал Стиву мысли о старой больнице в Бруклин Хайтс, где его мать работала медсестрой. Он был там всего пару раз, в детстве, но и этого хватило, чтобы в его памяти навсегда запечатлелся стойкий удушливый запах лекарств, хлорки, марлевых бинтов и болезни. Стив не помнил, как долго сидел на кушетке в медпункте, пока его кровь по резиновой трубке медленно перекачивалась из вены в стеклянную емкость для переливания. Время для него будто застыло, а все вокруг казалось обрывками тягучего, липкого сна, от которого он никак не мог проснуться. Смерть доктора Эрскина стала для Стива тяжелым ударом. В тот самый момент, когда он позволил себе тихо радоваться своей маленькой победе и упивался мыслью о том, что этот раунд все же остался за ним, прошлое решило расставить все на свои места. Оно оказалось еще более упрямым, чем предполагал Роджерс. Оно действительно не хотело меняться, всеми силами давая отпор, и теперь, сидя в гулкой тишине лазарета, Стив впервые отчетливо это понял. Нет, он не собирался сдаваться, ни в коем случае, однако та слепая, затмевавшая все страхи и гнавшая его вперед надежда и вера в правое дело вдруг пошатнулись. Авраам Эрскин чудом спасся от пули нацистского шпиона только для того, чтобы несколькими часами позже, выйдя в магазин за продуктами, быть застреленным каким-то подонком. У судьбы было чертовски паршивое чувство юмора. — Ты не виноват, — сказала Пегги, когда они со Стивом спускались в лабораторию на встречу с сенатором и полковником. — Ты сделал все, что мог. Роджерс знал это, но в глубине души все равно винил себя в том, что не сделал больше. Пока Говард разводил руками, копаясь в подлодке «Гидры», которую агенты СНР по осторожной наводке Стива все же нашли в водах Ист-Ривер, Филипс в присущей ему грубовато-командирской манере объявил о новой задаче по атаке противника и велел Картер и Старку паковать чемоданы перед вечерним отлетом в Лондон. Стоило только Роджерсу заикнуться о том, что он хочет помочь, как полковник незамедлительно напомнил ему о своих канувших в Лету мечтах об армии суперсолдат и особенно четко выделил свою любимую часть о его, Стива, абсолютной бесполезности на фронте. Филипс с превеликим удовольствием сослал бы его в полигон Аламогордо на радость местным ученым, однако сенатор решил, что такого бравого солдата как Роджерс грех было прятать в лаборатории и предложил ему послужить своей стране на «самом главном поле боя». И вновь бесконечные переезды из штата в штат, дурацкое звездно-полосатое трико, сладкоголосые дамы на подпевке в едва прикрывавших прелести платьях расцветки американского флага, бутафорский щит и приклеенная на обороте бумажка с воодушевляющей речью. Баффало, Милуоки, Филадельфия, Чикаго, Нью-Йорк... Города сменяли друг друга с поразительной частотой. Стив самозабвенно призывал американских граждан покупать оборонные облигации и проявлял феноменальные актерские способности, снимаясь в пропагандистских короткометражках, а сам по ночам, стиснув зубы и терзаясь от невыносимого чувства собственной бесполезности, перечитывал раз за разом письма лучшего друга и молился о том, чтобы не опоздать. «Здесь не так уж и плохо, — писал Баки, и Стив, пробегая взглядом по строчкам, слышал его голос у себя в голове. — По вечерам, правда, холод адский, но зато с компанией мне повезло. Тут есть парочка ребят, они бы тебе точно понравились, я обязательно вас познакомлю, когда мы вернемся домой.» В его письмах всегда было «когда вернемся» вместо «если вернемся», он продолжал беспечно строить планы на будущее, словно они с другом все еще вместе гуляли вечерами по Бруклину, а не были заброшены войной на разные концы планеты, и это разрывало Стиву сердце. «Только еда тут паршивая, Стиви. От консервов меня уже тошнит, а шоколадными батончиками я объелся так, что на всю оставшуюся жизнь хватит. Ужасно хочется мороженого. Того, на деревянной палочке, за пять центов.» Баки, как и обещал, писал ему с самого первого дня своего прибытия на фронт. С тех пор раз в две недели Стивену Роджерсу исправно приходил заветный конверт с красным штампом «проверено военной цензурой». На самом первом еще значился домашний адрес Стива, но потом он попросил друга направлять письма на его имя в Объединённую организацию обслуживания вооружённых сил. Баки рассказывал ему о своих друзьях, которых Роджерс, впрочем, и так уже знал, о жизни в военном лагере, о невкусной еде и ворчливых командирах, при этом старательно избегая любой информации, которая могла бы поставить под угрозу военные операции и не пройти цензуру. Истории Барнса о фронтовых буднях были похожи на отрывки из книги, и Стив с нетерпением ждал новые, несмотря на то, что в том, другом прошлом уже читал все эти письма по несколько раз. Баки не забывал спрашивать, как проводил время его лучший друг, и в последнее время все чаще недоумевал, каким образом ему удалось попасть в USO*. «Как тебя угораздило затесаться в армейские подтанцовки? Только не говори, что переоделся девчонкой, Роджерс, иначе это станет моей любимой историей, которую я буду по пьяни рассказывать в барах.» На каждое письмо Стив трепетно отвечал, старательно выбирая правильные слова и изводя десятки листков на черновики. Его так и подбивало написать о том, чтобы Баки и весь сто седьмой держался как можно дальше от чертова Аззано и поджидавшей их там «Гидры». Однако, вспоминая, что удача была явно не на его стороне, он комкал очередной лист бумаги и ограничивался лишь парой строк в конце: «Надеюсь на скорую встречу, дружище. Береги себя, Бак, и, пожалуйста, будь осторожен». В начале октября Стив отправил последнее, восьмое письмо, ответ на которое так и не получил. В первых числах ноября театральную труппу занесло в военный лагерь союзников в Италии, расположенный в пяти милях от линии фронта. Там, после очередного унизительного выступления, Роджерс, сгорбившись над карандашным наброском в блокноте, прятался от проливного дождя под навесом и с замиранием сердца ждал вестей о плене сто седьмого пехотного. — Ты что, намерен пойти пешком в Австрию? — возмущенно вскинула брови Пегги, застав в палатке с костюмами и театральными реквизитами Стива, остервенело заталкивавшего вещи в походную сумку. — Если потребуется, — сухо отозвался он, зная наперед все, что скажет ему Картер, и все равно выслушивая ее доводы, когда в голове у него жарко билась одна-единственная мысль: боже, пожалуйста, хоть бы я не опоздал, хоть бы все было также, как и прежде, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — Ты слышал полковника, — пыталась вразумить его Пегги. — Твой друг, скорее всего, мертв. — Нет, — тихо ответил Стив, подняв на нее глаза, полные темной, отчаянной решимости. Картер невольно замолкла и отшатнулась. — Он жив. Он и еще много хороших людей живы и ждут, пока кто-нибудь придет за ними и спасет их из плена. И мне плевать на то, что сказал Филипс. Пока он додумается, будет уже поздно. Роджерс набросил куртку и, яростно схватив с пола сумку, почти выбежал из палатки, не обращая внимания на встревоженные оклики Пегги. Она догнала его уже у армейского «Виллиса», в кузов которого он швырнул ненавистный фальшивый щит и сумку. Внезапно ему стало стыдно за то, что он срывал злость на женщине, которая всего лишь пыталась удержать его от опасного безрассудного поступка, поэтому он остановился и вздохнул, виновато опустив плечи. — Прости, Пег, — он потянулся к ней, но потом опустил руку и коротко качнул головой. — Я должен идти. Пожалуйста, не держи меня. Пегги тихо выругалась, глядя на Стива, лихо запрыгивавшего в салон джипа, и через несколько секунд уже оказалась рядом с водительским сиденьем. Роджерс терпеливо ждал, когда она настойчивым жестом заставит его остановиться и, опустив руку на руль, недовольно скривит губы, произнося заветную фразу. Он почти улыбнулся, когда Картер, признавая свое поражение в этом неравном бою с упрямством Стивена Роджерса, наконец-то сказала: — Я кое-что могу сделать.

***

С тех пор, как прошлое в очередной раз показало свою неоспоримую власть и с дразнящей кровожадной ухмылкой скрылось во тьме, у Стива было достаточно времени, чтобы разобрать свои ошибки и придумать осознанный, последовательный, тщательно подготовленный план. Теперь он, пусть не в полной мере, но все же знал своего противника в лицо, что давало ему если не преимущество, то по крайней мере шанс на равный бой. Действовать нужно было осторожно, предусмотрительно, просчитывая все возможные неудачи. Никаких спонтанных решений. Никаких слепых порывов и прыжков в темноту. Стив был на войне, сражаясь не только с нацистами, но еще и с самой судьбой, и он прекрасно знал, что войны выигрывались не жестким натиском и уж никак не глупой и бездумной силой. Победа всегда достигалась непросто, путем холодного расчета, порой уловками, диверсией, хитростью и коварством. Стив всерьез собирался в этой войне победить, и ни на какой другой исход просто не был согласен, поэтому вместо того, чтобы идти напролом, решил попытаться перехитрить прошлое. Долгими бессонными ночами, мучаясь кошмарами и зудящим чувством тревоги, он раздумывал о том, как уберечь лучшего друга от уготованной ему судьбы и при этом не повторить ошибку, которую он совершил, спасая доктора Эрскина. Баки сорвался с поезда и попал в плен «Гидры», когда «Ревущие коммандос» выполняли миссию по поимке Арнима Золы. А что если бы Золы там не было? Что если бы войска союзников захватили его до того, как тот чертов поезд пустился смертельной стрелой в заснеженные Альпы? Не было бы никакой миссии. Никакой ловушки. Никакого падения, никакого плена, никаких пыток, никакого Зимнего Солдата. Все предельно просто. Нужно всего лишь поймать Золу раньше декабря сорок четвертого. Вычеркнуть из сценария поезд и все вытекающие последствия. Получить в битве преимущество. Перехитрить прошлое. Стив не переставал об этом думал, вжимаясь в стенку крохотного самолетика, выписывавшего в воздухе кренделя под шквальным огнем противника. Пегги вручила ему транспортер, и кончики ее пальцев задержались на перчатке Роджерса чуть дольше положенного, от чего в его груди отчаянно затрепетало сердце. А потом он велел Старку разворачивать самолет и бесстрашно нырнул прямиком в густой спасительный мрак вражеской земли. Он крался в туманах австрийских лесов, прятался за танками «Гидры» на полигоне, пробирался по кишащему вражескими агентами заводу, попутно запасаясь парочкой светящихся тессерактовых топливных элементов. Наконец, лабиринты коридоров привели его к тюремному отсеку. Все было точно так же, как и в прошлый раз, и отчего-то это пугало Стива. Просто, слишком просто. Подозрительно просто. — Идите на Запад от ворот метров семьдесят, — скомандовал Роджерс, когда освобожденные пленники во главе с его будущей командой, возбужденно перешептываясь, покидали тюремные камеры. — Уходя, задайте им жару. Я поищу оставшихся и в просеке догоню вас. На вопрос Гейба Джонса, справится ли он один, Стив лишь коротко кивнул и собирался было бежать к дверям, но вдруг вспомнил кое-что и, развернувшись, на всякий случай добавил: — Если увидите доктора Золу, коротышку в шляпе, очках и с черным портфелем, ударьте его чем-нибудь и тащите с собой. Дуган лукаво сощурился и, усмехнувшись, отсалютовал двумя пальцами от шляпы-котелка. — Вас поняли, капитан. Пока будущие «Коммандос» и вырвавшиеся на свободу заключенные устраивали переполох на базе «Гидры», Стив пустился прямиком в изолятор, надеясь перехватить Золу, когда тот спасал из лаборатории свои научные труды. Доктор с бежевым плащом и сокровенным портфельчиком в руках показался в конце коридора и, едва завидев парня со звездно-полосатым щитом, бросился бежать, но Роджерс оказался проворнее. Он нагнал Золу еще до того, как тот скрылся за поворотом. Доктор попытался выхватить припрятанный за пазухой люгер, но Стив легко выбил его из трясущихся рук швейцарца и, как только пистолет с грохотом упал на пол, оттолкнул его ногой в сторону. — Я сдаюсь, сдаюсь! — визгливо прокричал Зола, вскидывая руки и попутно пытаясь не выпустить из пальцев ручку портфеля. — Только не убивайте меня! Он побледнел и испуганно захлопал глазами, встретившись с суровым взглядом Капитана. Стив схватил доктора за ворот пиджака и подтолкнул его в сторону одной из комнат. Пока все шло согласно плану, но Роджерс не позволял себе праздновать победу раньше положенного. До взрывов оставалось чуть больше полутора минут. За это время ему нужно было освободить Баки и вместе с ним и Золой добраться до лифта на среднем уровне базы. Тех нескольких секунд, что он потратил на поимку доктора, хватило бы на то, чтобы разминуться с Красным Черепом и беспрепятственно спуститься в подземный гараж. Стив также просчитал несколько других возможных вариантов развития событий и был практически уверен в том, что в большинстве случаев ему удастся взять ситуацию под контроль. Половина пути была пройдена, Роджерсу оставалось лишь скрестить пальцы и надеяться на удачное завершение плана. Однако складно вылепленная картинка начала рушиться, как только он переступил порог лаборатории. Сперва он подумал, что ошибся комнатой, но потом узнал висевшую на стене тактическую карту с флажками, разбросанные в спешке по столу документы и операционный стол, залитый призрачно-зеленым светом. Тот самый стол с кожаными ремнями, окруженный хирургическими лампами и устрашающего вида приборами. Тот самый, только пустой. Стив зажмурился, моргнул, еще раз обвел взглядом лабораторию, но ничего не изменилось. Баки здесь не было. Роджерс похолодел. Его мозг отчаянно посылал сигналы бедствия, но застывшее тело отказывалось подчиняться. Все вокруг вновь показалось ему ненастоящим, таким нелепо вычурным, будто нарисованным дрожащей рукой неумелого сюрреалиста. Дыхание перехватило, и Стив начал узнавать первые нотки скребущейся на задворках панической атаки. Все поменялось. Чертово прошлое снова все перекроило по-своему. Теперь идеальный, до мелочей продуманный план полетел в тартарары, а Роджерс остался с пленным нацистским доктором на оружейном заводе, под завязку напичканным взрывчаткой, понятия не имея, где сейчас был его лучший друг, ради спасения которого он и заварил всю эту кашу. Стив не знал, что делать. Он догадывался, что прошлое наверняка будет ему мешать, однако к такому повороту событий был совершенно не готов. На его лице застыл молчаливый ужас, а глаза упрямо уставились на металлический стол у окна, словно желая силой мысли материализовать на нем Баки Барнса. Время шло. Драгоценные секунды утекали, снаряды вот-вот должны были взорваться, а Стив все стоял на одном месте, будто оглушенный, и если бы не робкая возня доктора Золы, он наверняка бы так и остался буравить взглядом треклятый стол с ремнями. Роджерс обернулся и успел схватить доктора как раз в тот момент, когда тот пытался улизнуть в коридор. — Где он? — проревел Стив. Бессильная ярость в его голосе и до боли вцепившиеся в плечи пальцы заставили Золу испуганно заскулить и непонимающе замотать головой. — Где он, отвечай! Сержант Джеймс Барнс, где он? Роджерс тряхнул коротышку, мощно, со злостью, и тот жалобно взмолился, бормоча что-то несвязное и тыча пальцем в дверь. — Мы не сдвинемся с этого места, пока ты мне не скажешь, где Баки, — процедил Стив. — Будешь молчать, останемся здесь и взорвемся вместе с этим чертовым заводом. Ты этого хочешь, Зола? Угроза смерти подействовала безотказно. Доктор сразу замолк и, прижав к груди свой кожаный портфельчик, замотал головой. Потом до Роджерса донесся его тонкий, срывающийся шепот. — Он в камере в подвале. По коридору налево, дальше по лестнице вниз. Вторая дверь справа. Стив подскочил к столу и, сорвав один из ремней, туго затянул его на запястьях коротышки. — Пойдем, — велел он, подталкивая доктора вперед. — Показывай дорогу. Зола засеменил по коридору, так и не желая расставаться со своей драгоценной ношей. Они спустились в подвал, доктор пару раз оступился в темноте и покатился бы вниз по ступенькам, если бы Роджерс вовремя не поймал его за шиворот. С потолка срывались капли воды, гулко разбиваясь о мелкие лужицы на каменном полу. Где-то в углу копошились крысы. Сырой промозглый мрак подземной тюрьмы вызывал у Стива бессознательный животный страх, и он почти с облегчением выдохнул, заглянув в решетчатое окошко второй камеры справа и обнаружив там сгорбленную человеческую фигуру. Ударом щита он сорвал с двери железный засов и, пропихнув Золу вперед, чтобы тот не удрал, оказавшись вне поля его зрения, прошел следом. Баки сидел на полу, привалившись плечом к стене. Его глаза были закрыты, веки конвульсивно подрагивали, но он все еще был в сознании, повторяя, как заведенный, уже знакомые Стиву цифры. — Если попытаешься сбежать, я тебя убью, — бросил Роджерс топтавшемуся в углу коротышке, убедительно опустив руку на набедренную кобуру. Зола шумно сглотнул и закивал головой, как китайская статуэтка. — Бак, — позвал Стив, пристроив бесполезный щит на спине и опустившись на колени. Он осторожно поднял поникшую голову Барнса и похлопал его по щекам. — Баки, ты слышишь меня? Это я, Стив. Баки слабо застонал, его губы задрожали. — Стив? — он слепо моргнул, вглядываясь в темноту. — Это правда ты? — Вставай, дружище, нужно увести тебя отсюда, — Стив взвалил руку друга на плечо и попытался его поднять, но Баки, едва узнав в стоявшем рядом человеке доктора Золу, в ужасе отпрянул и оттолкнул от себя Роджерса. — Нет, нет, нет, — бормотал он, захлебываясь и вжимаясь в угол. — Убирайся прочь от меня. Только не снова, нет, пожалуйста, только не снова. — Тише, Баки, тише, — Стив выставил перед собой ладони в примирительном жесте. — Все в порядке, слышишь? Я здесь, ты в безопасности, он больше не причинит тебе вреда. Наверху прогремели первые взрывы, и с потолка угрожающе посыпался песок и мелкие камни. Барнс встрепенулся, все еще недоверчиво глядя на лучшего друга. На его лице отразилась смесь замешательства и страха. Зола испуганно пискнул, посильнее обхватив толстыми ручонками свой портфель, и Стив понял, что медлить больше было нельзя. — Нам нужно идти, приятель. Времени мало. Не дожидаясь ответа, Роджерс подхватил Барнса и потащил его, спотыкающегося и обессилевшего, прочь из подвала. Золе дважды повторять не пришлось. Он быстро засеменил к выходу, как только Стив потянулся к покоившемуся в кобуре кольту. Слишком много времени было потеряно. Снаряды взрывались один за другим, пол под ногами трясся, в воздухе невыносимо воняло гарью. К тому времени, как они выскочили на лестничную площадку, первый этаж и большинство рабочих цехов уже были объяты пламенем. Стив лихорадочно пытался вспомнить план здания и составить наиболее безопасный маршрут, но в царившем вокруг безумие все рациональные мысли предательски сбивались в кучу. Еще один взрыв. Зола с пронзительным вскриком помчался вперед. Стив, все еще придерживая Баки за плечо, бросился следом, но вдруг откуда-то снизу прямо перед его лицом с ревом взметнулось огненное облако. Их с Барнсом отбросило назад волной горячего воздуха. Металлическая решетка со скрипом прогнулась. Стив пополз назад, на ходу пытаясь подняться, и подтолкнул Баки к коридору, из которого они только что выбрались. Нужно было отступать обратно в лабораторию — все оружейные цехи превратились в клокочущий огненный котел, и добраться до лифта и дверей на другой стороне комплекса было уже невозможно. Роджерс сквозь зубы выругался, заметив, как Зола благополучно пересек переходной мостик, и готов был поклясться, что в момент, когда их взгляды встретились, увидел на лице доктора жуткую торжествующую ухмылку. Они с Барнсом ушли вглубь лабораторного коридора, подальше от пожара. С улицы доносились залпы орудий и лязг танковых гусениц. Освобожденные пленники и впрямь задали «Гидре» жару, и Роджерс надеялся совсем скоро к ним присоединиться. — А ты подрос, Стиви, — хрипло усмехнулся Баки, в изнеможении сползая по стене на пол. Инстинкт самосохранения все еще упрямо гнал его вперед, но истощенное тело и отравленный мозг уже не могли справляться. Он наверняка все еще думал, что происходившее вокруг было порождением его воспаленного сознания, поэтому перспектива сгореть заживо его не особенно пугала. — Что с тобой случилось? — Долгая история, — отозвался Роджерс, вытаскивая из карманов куртки позаимствованные у «Гидры» топливные элементы. — Выберемся, и я обязательно тебе расскажу. Он поместил два элемента на полу, примерно в середине коридора. Потом затолкал едва державшегося на ногах Баки в одну из комнат, а сам спрятался за стеной. По привычке закрывшись щитом, он прицелился из кольта прямо в сверкавшую холодной лазурью сердцевину и выстрелил. Взрыв, как Стив и предполагал, оказался достаточно мощным, чтобы не только оглушить их обоих и разбить стекла на всех окнах, но и проделать в бетонном полу огромную сквозную дыру. Через нее они с Барнсом пробрались на этаж ниже, а оттуда в подземный гараж. Удача, по-видимому, все же решила для разнообразия улыбнуться им в эту ночь, поэтому уже через пару секунд они сидели в салоне злодейски-черного автомобиля, напоминавшего ужасающего вида гибрид торпеды и родстера, приправленного вдобавок парой плазменных пушек. Пока Стив возился с проводами в рулевой колонке, Баки изо всех сил пытался держаться в сознании. Незадолго до того, как мотор нацистской машины свирепо рявкнул, его затуманенный взгляд уплыл куда-то в сторону, а голова безвольно свесилась на грудь, и когда Роджерс позвал его, ответа уже не последовало. Бросив на друга беспокойный взгляд, Стив обнаружил нечто, от чего по его спине пробежал неприятный холодок. Под неверным светом прожекторов, пробивавшимся в подземный гараж сквозь прорези на потолке, он отчетливо видел бледное изнуренное лицо Баки, его изорванную в клочья полевую форму и покрывавшие кожу кроваво-грязные следы. Теперь ран, оставленных на его теле экспериментами Золы, стало больше. Что бы «Гидра» с ним не делала, в этот раз они зашли гораздо дальше.