Торнадо в Техасе

Стив никогда не питал слабости к азартным играм, однако знал, что у опытных игроков в «девятку» и баккара была одна примета. Третья партия в игре являлась в каком-то смысле рубиконом, переломным моментом, решающим исход всего поединка. Удача может отвернуться от игрока в первый раз, ему может не повезти и во второй — это не смертельно. Однако, если он потерпел поражение трижды, чаще всего это сулит неминуемую катастрофу. Теперь Роджерс был всего в нескольких шагах от своего рубикона. Предыдущие попытки обуздать прошлое и предотвратить миссию в Альпах успеха не имели; оставалась третья, финальная, та самая, от которой и вправду зависела судьба как самого Стива, так и десятков людей, включая Баки. За прошедший год эпизоды из жизни то отклонялись от первоначального сценария, то вновь возвращались к нему, и это одновременно пугало и удивляло Стива. Он запутался в собственных теориях и уже не знал, чему верить и как поступать. Не одну бессонную ночь он провел в мучительных попытках найти способ избавить лучшего друга от кошмара, поджидавшего его в альпийских снегах. Роджерс долго думал, перебирал все возможные и невозможные варианты и в итоге пришел к выводу о том, что ему не оставалось ничего другого, как рассказать Баки правду. Декабрь сорок четвертого подкрался незаметно, обрушившись колючими морозами, снегопадом и затяжными метелями на ничего не подозревавшую Америку. В начале зимы Коммандос вернулись в Бруклин, чтобы отчитаться о выполненных заданиях и получить дальнейшие указания. Полковник Филипс со сдержанным радушием встретил их в штаб-квартире СНР, внимательно выслушал рапорты и, особенно не церемонясь, объявил о следующей задаче. Новость о предстоявшей миссии по захвату доктора Золы Коммандос приняли с бойким воодушевлением, и лишь Стив напряженно замер, почувствовав, как в груди беспокойно затрепетало сердце. На сборы у команды было два дня. Пока Морита и Старк в лаборатории возились с радио-аппаратурой «Гидры», пытаясь перехватить сигнал, а остальные бродили по базе и периодически спорили, кто первым врежет швейцарскому коротышке, Стив не находил себе места и всюду слонялся за Баки, пытаясь улучить момент для разговора. В последний вечер перед вылетом в Европу Коммандос решили прогуляться по окрестностям, и Баки посчитал своим долгом показать им лучшие места в Бруклине. Стив придумал какую-то глупую причину, чтобы остаться, и на уговоры лучшего друга упорно не поддавался, демонстративно уткнувшись в блокнот с начатым рисунком. Наконец, Барнс сдался, обозвал его занудой и собирался было уйти, как вдруг услышал за спиной неуверенное и какое-то звеняще-тревожное: «Баки, постой». Он развернулся, уверенный в том, что Стив все же передумал и решил присоединиться к вечернему променаду «Ревущих Коммандос», и никак не ожидал услышать следом фразу, от которой у него всегда неприятно холодело в животе. — Баки, нам нужно поговорить. Роджерс замер посреди комнаты, беспокойно постукивая пальцами по обложке блокнота. Вид у него был утомленный, в неестественной позе и застывшем взгляде сквозило напряжение, которое Баки сразу почувствовал. — А это до завтра не подождет? — спросил он. Если его что и насторожило, он умело смог это скрыть и сделать так, чтобы вопрос прозвучал непринужденно. — Или хотя бы до тех пор, пока мы с ребятами не вернемся? — Нет, Бак, не подождет. Мне очень нужно сказать тебе кое-что. Останься, пожалуйста. — Хорошо, — Барнс согласно кивнул и сунул руки в карманы брюк, выжидающе глядя на друга. Стив облизал пересохшие губы и крепче вцепился пальцами в блокнот. Он проигрывал в голове этот разговор уже несколько месяцев, но сейчас каждое слово все равно приходилось вытягивать клещами. — Насчет нашей миссии в Альпах. Я... — он шумно сглотнул и едва не закашлялся. Ему казалось, будто он разучился разговаривать и не мог построить элементарных предложений, лишь нетерпеливый вздох Баки заставил его продолжить: — Я хочу, чтобы ты остался в засаде вместе с Дерниром, Моритой и Фэлсвортом. Операцию проведем мы с Джонсом и Дуганом, тебе не нужно спускаться в поезд. Знаю, что план был другим, но мне кажется, так будет лучше. — Стив, — угрожающе спокойным тоном начал Барнс, — если ты снова решил выкинуть меня из своей команды, не объясняя причины, и сказать мне, какой я бесполезный, то, клянусь, я... — Нет, Баки, — почти выкрикнул Роджерс, не дав ему договорить, — я не это имел в виду. Просто... тебе нельзя туда спускаться. Если ты окажешься завтра на этом поезде, с тобой случится что-то плохое. Плечи Барнса напряглись, лицо превратилось в непроницаемую маску, а в глазах мелькнуло нечто, придавшее ему сходство с Зимним Солдатом. От этого зрелища Стива пробрала дрожь, и он в до боли побелевших пальцах сжал жалобно хрустнувшую обложку блокнота. — Откуда ты знаешь? Что со мной что-то случится. Почему ты так уверен? Голос Стива словно существовал сам по себе, он лишь шевелил губами и слышал приглушенное, далекое и совсем чужое: — Потому что я это видел, Бак. Я... понимаешь, я... знаю, что произойдет, потому что я видел будущее. В комнате повисла странная, давящая, абсолютно пустая тишина. Баки молчал. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, он продолжал неотрывно смотреть на Стива, отчего тот невольно поежился. Вдруг до Роджерса донесся непонятный звук, похожий на натужный скрип барахлившего двигателя, и лишь когда губы Баки растянулись в широкой улыбке, он понял, что его друг старательно пытался сдержать смех. — Будущее? — Барнс не выдержал и расхохотался в голос. — Боже, Стив, вот это актерская игра. У тебя было такое лицо, я ведь и правда подумал, что что-то случилось. Роджерс догадывался, что Баки легко мог принять его внезапное заявление за розыгрыш, но такая реакция все равно его смутила. — Нет, Баки, я не шучу, — серьезный тон вызвал очередной приступ тихого хихиканья, и Стив уязвлено сжал губы. — Я действительно знаю будущее. Это похоже на бред, но, пожалуйста, поверь мне. — Да тебе надо заделаться гадалкой, Стиви, — в шутливом голосе Барнса искрились нотки сарказма. Он все еще улыбался, покачивая головой, и его плечи подрагивали от смеха. — Подарю тебе хрустальный шар, станешь звездно-полосатым предсказателем. Обязательно откроем магазинчик где-нибудь рядом с Кони-Айленд, когда вернемся с войны, от клиентов отбоя не будет. Его притворная непосредственность вызывала смутное, зудящее раздражение, поэтому Стив, сам того не желая, глухим суровым шепотом процедил: — Мы не вернемся. Баки усмехнулся, нервно и чересчур громко, а потом затих и нахмурился. — Знаешь, Роджерс, это уже не смешно. Шутка была хорошей, но это уже слишком. — Я не шучу, — тихо и настойчиво произнес Стив. — Если завтра ты отправишься на задание, то с войны уже не вернешься. Пожалуйста, послушай меня, Баки, ты должен мне поверить, потому что от этого зависит твоя жизнь. Барнс больше не улыбался. Он перебирал пальцами в карманах брюк и, чуть сощурившись, хмуро и как-то устало смотрел на лучшего друга. Стив не уловил в его взгляде ни злости, ни страха, лишь молчаливый упрек и угрюмое недоверие. — Не знаю, какая муха тебя укусила, но все это похоже на какой-то дерьмовый розыгрыш, который мне совсем не нравится. — Почему ты мне не веришь, Бак? — Ты только что сказал, что предсказываешь будущее, Стив. Ты сам себя слышишь? Как в здравом уме в такое можно поверить? — Я не предсказываю будущее, я его знаю, потому что все это со мной уже происходило. — Отлично, тогда ты знаешь, что сейчас я развернусь и уйду, а ты останешься здесь вместе со своими дурацкими... — Я знаю про письмо, Баки, — выпалил Стив так, что дрожащий голос едва не сорвался на крик. Баки замолчал, на его лице мелькнуло удивление, смешанное с непониманием. — Я знаю, что было в твоем последнем письме, которое ты мне так и не отправил. Барнс ничего не ответил, чуть пошатнулся, будто у него закружилась голова, и с настороженным интересом посмотрел на Роджерса. Он все еще не верил, Стив это чувствовал, но сейчас он хотя бы готов был выслушать. — Ты написал его в тот день, когда ваш полк разбили под Аззано. Хотел отправить на следующее утро, но не смог, потому что попал в плен. Ты помнил из моих рассказов, что к тому времени у театральной труппы будет представление в Нью-Йорк Сити, и спросил, не загляну ли я на танцы в «Клевер». Еще ты писал, что в Нью-Йорке три с половиной миллиона женщин, и удивлялся, что я, оставшись чуть ли не единственным молодым парнем во всем городе, до сих пор не нашел себе девушку. Ты предложил мне пригласить на свидание кого-нибудь из артисток в надежде, что меня наконец-таки научат танцевать. Ты написал о той девчонке, Бетти, которая выступала на подтанцовке в мюзик-холле и которая после концерта затащила тебя в гримерку. Ты уверял меня, что встречаться с танцовщицей — это сумасшествие, но зато с ней никогда не бывало скучно. Она часами могла репетировать номера, а ты просто любовался ее движениями и говорил, что ей пора выступать на Бродвее. Баки побледнел. Недоверие в его глазах сменилось испугом, он силился что-то сказать, но Стив не давал ему вставить ни слова и продолжал задыхающейся скороговоркой исступленно пересказывать строчки из письма. — Ты писал, что в Италии холодно. Жаловался, что сквозняки тут похлеще, чем в моей квартире, и советовал мне одеваться потеплее, чтобы не заболеть, потому что ноябрь в Нью-Йорке всегда был промозглым. Ты писал, что теперь еще больше хочешь поехать в Аризону, и напомнил мне о нашем будущем путешествии. Сказал, что пора откладывать деньги на поездку, потому что иначе дальше Джерси мы не уедем. — От... откуда? — заикаясь, пробормотал Баки. — Откуда ты все это знаешь? — Ты сам мне это рассказал. Вернее, расскажешь. В будущем, через пару десятков лет. — Это... это невозможно, — он шумно выдохнул и растерянно провел ладонью по губам. — Как...? Я... я не понимаю, Стив. — Это сложно объяснить, я могу постараться тебе все рассказать, если хочешь, но ты должен мне пообещать, что сделаешь так, как я скажу. Пожалуйста, останься завтра в засаде. Прошу тебя, Бак, держись подальше от этого чертова поезда, иначе... — Нет, — вдруг перебил его Баки, и Роджерс от неожиданности запнулся на полуслове — Это все неправильно, так нельзя, Стив. Я... я не хочу знать свое будущее. Не хочу знать, что со мной случится. Ни завтра, ни когда-либо еще. Если мне и правда суждено умереть на этом поезде, то, значит, так тому и быть. — Нет, Баки, ты не понимаешь, — Стив чувствовал, что теряет самообладание, а былая твердость в голосе сменяется хриплой дрожью. — Ты не представляешь, что они с тобой сделают. Ты думаешь, что умрешь завтра? Нет, не умрешь, все будет гораздо хуже. Фанатичный блеск в глазах друга пугал Барнса, и он инстинктивно отступил на полшага назад, глядя на бормочущего словно в бреду Роджерса. — Пожалуйста, поверь мне, ты должен мне поверить, Баки, это очень важно. Я не могу допустить, чтобы ты снова все это пережил, я не могу снова тебя потерять, понимаешь? Я знаю, все это кажется каким-то безумием, но я все тебе объясню, только, пожалуйста, сделай, как я прошу, не спускайся в этот поезд, потому что «Гидра»... — Хватит, Стив! — закричал Баки, заставив Роджерса испуганно вздрогнуть. — Замолчи, я не хочу это слышать. Они часто дышали, словно от быстрого бега, и смотрели так, будто не узнавали друг друга в этих чужих, побелевших, искаженных лицах. — Ты не в себе, — наконец, проговорил Баки. — Я пойду. Отдохни, ладно? Поговорим завтра. Стив протянул руку, чтобы остановить его, но Барнс быстро вышел, громко хлопнув дверью и оставив лучшего друга в одиночестве.

***

Он плохо помнил, что было потом. Кажется, он с глухим рычанием швырнул зажатый в руках блокнот о стену, и вырванные странички шелестящим вихрем взмыли в воздух. Стив вылетел из комнаты, и ноги сами привели его на порог инженерно-технической лаборатории Старка еще до того, как он принял осознанное решение. Говард сосредоточенно пыхтел где-то в углу, полностью поглощенный работой, и Роджерс сперва подумал, что его появление в лаборатории осталось незамеченным. Однако стоило ему подойти ближе, Старк с зажатой между зубов отверткой выдал нечто, смутно напоминавшее приветствие, и, махнув рукой куда-то в сторону, попросил принести кофе. Стив увидел забытую на полке с оружием кружку и поднес ее Говарду, невольно почуяв, как в стойкий кофейный аромат напитка ненавязчиво вклинивались терпкие медовые нотки виски. Судя по выражению лица Старка, алкоголя в кофе он плеснул не случайно, поэтому Роджерс предпочел обойтись без комментариев. Как только гений-миллиардер вдоволь напился, залпом поглотив все содержимое кружки, Стив откашлялся и заговорил: — Говард, могу я задать вопрос? — К чему такая официальность, Капитан? — бросил Говард, продолжая копаться в устрашающего вида механизме и делая какие-то пометки в разложенных на столе чертежах. — Мы, можно сказать, братья по оружию, так что можешь спрашивать все, что угодно. Стив решил не церемониться и сразу перейти к делу. Он был слишком взвинчен из-за ссоры с Баки, поэтому даже при желании не смог бы поддерживать светскую беседу. — Как ты думаешь, возможно ли изменить прошлое? Старк оторвался от чертежей и смерил его долгим выразительным взглядом, от которого Роджерс смутился и поспешил добавить: — Теоретически, конечно же. — Слово «теоретически» подразумевает наличие теории, согласно которой строятся предположения. О какой именно теории ты говоришь, Роджерс? — Я не имею в виду какую-то конкретную теорию. Просто... гипотетически, представим, что человеку как-то удается совершить путешествие в прошлое. Сможет ли он изменить ход событий? — Боже правый, Стивен, ты полон сюрпризов. Если честно, я думал, что ты пришел узнать насчет моих гениальных изобретений, которые могут пригодиться в бою. Ну или попросить переправить в Италию еще одно мороженое за пять центов. — Нет, того было вполне достаточно, — губы Стива тронула сухая короткая улыбка, а мысли унеслись на одиннадцать месяцев назад, в сожженную дотла бельгийскую деревню. Да, того мороженого и вправду было более чем достаточно. — Кстати, большое спасибо за него. Говард усмехнулся и махнул рукой. — Не за что. Это было совсем не сложно. Хотя просьба немного странная, но мне доводилось и не такие выполнять, знаешь ли. Кстати, ты заметил, что по дороге в Италию оно даже не растаяло? Это все потому что я додумался положить его в холодильную камеру для лекарств. Гениально, правда? — Старк с довольным видом восхвалял собственную изобретательность, а потом вдруг встрепенулся и громко щелкнул пальцами: — Так, мы отклонились от темы. Прошлое, да? Можно ли изменить прошлое? Мой ответ — нет, нельзя. — Почему? — с плохо скрываемой досадой спросил Роджерс. — Потому что это прошлое. Оно уже случилось. Если какие-либо путешествия во времени и происходили, как ты говоришь, гипотетически, то даже они уже являются частью прошлого. Стив приоткрыл рот и взглянул на Говарда с выражением абсолютного непонимания на лице. — Хорошо, — вздохнул Старк, — допустим, у тебя есть машина времени или еще какое-нибудь гениальное фантастическое изобретение, которое позволяет тебе совершать путешествия в прошлое. Теперь представь, что время — это книга. По факту, перемещаясь в прошлое, ты перелистываешь лишь несколько страниц книги, но изменить то, что написано черным по белому, не можешь. — То есть... что случилось, то случилось? И что бы я ни делал, природа все вернет на свои места? — Можно сказать и так. Однако главной причиной, по которой прошлое изменить нельзя, остается то, что путешествия во времени как таковые невозможны. По крайней мере, пока. Возможно, тот милый камешек, который ты и твои друзья захватили с собой из Австрии, приоткроет завесу тайны и посвятит нас, простых смертных, в секреты мироздания. При условии, конечно, что он окажется в руках гениального изобретателя, коим я как раз и являюсь, так что можно считать, что человечеству крупно повезло. Говард продолжал поражать невидимых слушателей своим красноречием и тешить самолюбие хвалебными одами, а Стив стоял, словно оглушенный, с совершенно растерянным видом. Такого быстрого поражения он, по правде говоря, не ожидал и надеялся если не на подробную лекцию о путешествиях во времени, то хотя бы на более пространную дискуссию. — А как же хаотичные системы? — настойчиво допытывался Роджерс, лихорадочно пытаясь вспомнить заумные ученые термины, которыми изъяснялся когда-то Брюс. — Изменения в первоначальных… условиях? Меняем заданную траекторию, и конечный результат тоже меняется, так ведь? — Черт возьми, Роджерс, — брови Говарда выгнулись дугой, а в глазах сверкнул легко узнаваемый огонек любопытства. — Вам в армии что, преподавали математику? Где ты всего этого понабрался? Стив лишь повел плечами, жалея, что вовремя не остановился и позволил неосторожным словам сорваться с языка. Многие из тех скудных познаний в науке, что у него имелись, в сороковые годы оставались неизведанными даже для самых выдающихся умов. Попытками найти ответы и привести роящиеся в голове предположения и теории в хоть какое-нибудь подобие порядка Стив делал только хуже, вновь нещадно перекраивая подлинный ход событий и вызывая ненужные подозрения. — Как ни странно, в том, что ты говоришь, даже есть какой-то смысл, — задумчиво проговорил Старк, потирая подбородок. — Но чувствительность системы к начальным условиям и вычисление траекторий относится, скорее, к предсказаниям будущего, к попыткам предсказать будущее. А ты, если я правильно помню, спрашивал меня, возможно ли изменить прошлое. И мой ответ по-прежнему отрицательный. — Ладно, — вздохнул Роджерс, потирая переносицу. Спорить с Говардом было гораздо сложнее, чем с Тони, отчасти потому, что в этот раз Стив ни черта не смыслил в самом предмете спора, а лишь с бульдожьим упорством пытался добиться от Старка того ответа, который сам хотел услышать. — Ладно, — повторил он. — А что, если путешественник одним своим присутствием влияет на ход событий? Это ведь и есть изменение начальных условий, так? Человек, которого не должно было быть в том или ином месте, вдруг там появляется. Ведь любые, даже незначительные отклонения от первоначального плана, запускают совершенно новую цепочку событий. Это значит, что прошлое все-таки возможно изменить, разве нет? — Ты очень интересно рассуждаешь, даже странно, что в твоем личном деле не указана степень доктора физико-математических наук, — с дружеским ехидством сказал Говард, но, взглянув на непроницаемо серьезное лицо Роджерса, развел руками и продолжил: — Ты же понимаешь, что, обсуждая все это, мы углубляемся в псевдонауку и ничем не подкрепленные теории? Но, раз уж тебя так интересует эта тема, постараюсь объяснить со стороны своих сугубо субъективных воззрений. Стив скрестил руки на груди, готовый слушать, и Старк принял это как вызов. Он демонстративно похрустел пальцами и с видом университетского профессора на лекции начал вещать. — Возможно, наш гипотетический путешественник во времени все же отправится в прошлое. Изменить его он не сможет в любом случае, и у меня есть два предположения, крайне противоречивых, но все равно имеющих право на существование. Первое. Изменить прошлое нельзя, потому что природное течение времени этого сделать не позволит. Стив настороженно вскинул бровь, и его тело непроизвольно напряглось. Старк был прав. С того самого момента, когда он чудом спасся от смерти и переместился на три четверти века назад, прошлое и впрямь с виртуозной ловкостью вставляло палки ему в колеса всякий раз, когда он хотел хоть как-то повлиять на ход событий. Эрскина он не спас, все три попытки держать Баки подальше от этого проклятого поезда с треском провалились. Что бы Стив ни делал, какие бы хитроумные планы ни придумывал, прошлое всегда было на шаг впереди. — Знаю, звучит это крайне антинаучно, — поморщился Говард, — в духе ширпотребных мистических романчиков. Однако эта гипотеза отлично впишется в твои, Стив, заумные рассуждения. Да, ты, возможно, прав, и новые цепочки событий в самом деле создаются, когда путешественник совершает то или иное действие, непредусмотренное естественным ходом истории. Но так или иначе последовательность событий все равно восстановится. Прошлое будет себя защищать. Если путешественник захочет успеть куда-то вовремя, чтобы предотвратить, например, убийство, у него обязательно заглохнет машина, дорогу перегородит ни с того ни с сего свалившееся дерево, нужная дверь вдруг окажется запертой и еще миллион разных препятствий встретятся у него на пути. Препятствий на пути Стива было предостаточно и, учитывая то, что он собирался сделать, их количество будет только возрастать. С каждым словом Говарда Роджерс все больше и больше мрачнел, нервно сжимая пальцами плечо. Старк тем временем продолжал, бойко перескочив ко второму своему предположению. — Изменить прошлое невозможно еще и потому, что такого рода вмешательство нарушит один из фундаментальных законов природы — причинно-следственную связь. Увлеченность собственным рассказом достигла предела, и он подскочил к грифельной доске, проворно стер с нее витиеватые формулы рукавом рубашки и принялся усердно выводить какие-то рисунки. — Представь, что ты отправился в прошлое, чтобы убить Гитлера и предотвратить войну. Допустим, тебе удалось это сделать. Но… — он вляпал на доске жирную точку и размашисто начертил несколько стрелок, отчего мел пронзительно скрипнул, заставив кожу Роджерса покрыться мурашками. — Твои действия сказались на том, из-за чего ты изначально отправился в прошлое. Войну ты предотвратил, следовательно, причины для путешествия во времени у тебя больше нет. Возникает временной парадокс. Закон причинности событий нарушается. Стив в тысячный раз пожалел о том, что вообще затеял этот разговор, но все равно с деланным вниманием и выдержкой истинного солдата продолжал слушать поглощенного научным озарением Старка. Тот, чрезвычайно обрадованный возможностью лишний раз продемонстрировать свой блестящий ум и глубокие познания (ни дать ни взять, вылитый Энтони Старк), пытался втолковать Роджерсу все тонкости парадоксальных ситуаций, хотя необходимости в этом уже не было. Ответ на свой вопрос Стив уже получил. Прошлое неизменно. Как книга. Ты можешь перелистывать страницы, но написанного не исправишь. Природа так или иначе будет защищаться от созданных путешественником противоречий, возвращая все на свои места. А это значило только одно: все отчаянные попытки Стива Роджерса спасти лучшего друга и изменить будущее были заведомо обречены на провал.

***

Он неторопливо брел по коридору, понурив голову и опустив плечи, сам не зная куда и зачем шел. Руки неуклюже болтались по бокам, и он долго пытался их куда-нибудь пристроить, пока, наконец, с раздражением не сунул в карманы. Стив не понимал, чего ему хотелось больше: выместить бурлившую внутри отчаянную злобу на боксерской груше, сбивая в кровь кулаки, или заползти в самый дальний угол и тихо рыдать от безысходности. Пожалуй, и того и другого. Роджерс смотрел себе под ноги, считая шаги и слушая, как каблуки форменных туфель гулко стучали по начищенному до блеска паркету. Безнадежные попытки отгородиться от мыслей о завтрашней миссии отзывались тупой болью в затылке, в то время как сами мысли буквально сводили с ума. Получался какой-то замкнутый круг, из которого Стив не мог вырваться. Что бы он ни делал, в конечном итоге все равно оставался в проигрыше, и речь шла не только о противоречивых чувствах по поводу предстоящего задания. Он наверняка бы провел всю ночь, бесцельно бродя по коридорам комплекса и изводя себя пустым самокопанием, если бы за очередным поворотом не столкнулся нос к носу с Пегги. — О, — растерянно выдохнула она, подскочив от неожиданности и слегка отшатнувшись. — Капитан Роджерс. — Прошу прощения, агент Картер, — он устало потер лоб и даже не заметил, как их внезапная беседа с самых первых слов прониклась нелепым тоном излишней официальности. — Я... задумался и не видел, куда иду. Надеюсь, я не сильно вас ушиб. — Нет-нет, ничуть. Я не пострадала, капитан, можете быть уверены, — она легко улыбнулась той самой улыбкой, что так нравилась Стиву, и в любой другой момент он наверняка бы не упустил шанс продолжить разговор, выдав какой-нибудь нескладный или же блестяще остроумный ответ, но сейчас лишь бросил пару рассеянных извинений и поплелся дальше. — Стив? — позвала Пегги, ее голос чуть дрогнул в совсем несвойственном ей беспокойстве. Роджерс остановился, спиной чувствуя ее встревоженный взгляд, но поворачиваться не спешил. Ему не хотелось лгать, да и рассказывать всю правду сил больше не было. Не так давно он уже имел неосторожность пооткровенничать кое с кем, и из этого не вышло ничего хорошего. — Все в порядке? Стив еще никогда не чувствовал себя таким потерянным и разбитым, поэтому, когда ладонь Пегги мягко накрыла его поникшее плечо, он лишь закрыл глаза и покачал головой. Нет, не в порядке, все совсем не в порядке. — Что-то случилось? Он кивнул. Еще не случилось, но случится. И я никак не могу это остановить. Потому что прошлое — это чертова книга, и оно пойдет на все, чтобы защитить себя. Даже если бы он потратил остаток ночи, объясняя Пегги, что завтрашняя миссия «Ревущих Коммандос» станет для Баки последней, а он, Стив, вот уже год с лишним пытается этому помешать, изменило бы это что-нибудь? Помогло бы найти выход из тупика, в который Роджерс сам себя загнал? Конечно, нет. Знает Картер о том, что он пришелец из будущего, или не знает, уже не имеет значения. Когда сама природа и все ее законы ополчились против него, одно маленькое признание не сыграет никакой роли. — Стив, не молчи, поговори со мной, — прошептала Пегги, пытаясь заглянуть ему в лицо, но внезапно вынырнувший из-за угла рядовой заставил их обоих вытянуться по струнке и, отстранившись друг от друга, сдержанно ответить на приветствие. Когда нежданный гость скрылся за поворотом, Пег взяла Роджерса за руку и, кивком указав на дверь с надписью «Архив», повела за собой. Они остались совсем одни в душной темноте среди пыльных шкафов и замшелых бумаг, и Стив отчего-то почувствовал странное непривычное спокойствие. Словно время, которое он с настырным упрямством пытался перехитрить, вдруг остановилось, и в целом мире не осталось ничего, кроме этой крохотной комнатенки. — Рассказывай, — Пегги присела на край стола и, нащупав в темноте настольный светильник, щелкнула выключателем. Комната погрузилась в уютный полумрак. Картер сделала вид, что расправляет складки на юбке, терпеливо ожидая ответа своего угрюмого собеседника. Стив медлил, меряя широкими шагами то небольшое пространство, что не было заставлено канцелярскими шкафами и выдвижными полками, а потом сдался и со вздохом опустился рядом с Пегги. — У меня такое чувство, что завтра произойдет что-то ужасное. И я ничего не могу с этим сделать. — Ты волнуешься перед заданием, это вполне объяснимо. На тебе лежит большая ответственность, Стив, но не нужно пытаться контролировать все вокруг. Роджерс почти усмехнулся. Именно это он и делал. Пытался контролировать то, что ему неподвластно. Пегги понадобилось всего несколько минут, чтобы это понять. — Думай о хорошем, ладно? Я знаю, это звучит очень глупо, — она наморщила нос, слегка поведя плечами, и Стив бессознательно придвинулся ближе. — Сама я никогда бы не последовала такому совету, но все же... пустые переживания точно не помогут, и ты это знаешь лучше меня. — Знаю, — эхом отозвался он. — Но что, если что-то пойдет не так? Если миссия выйдет из-под контроля, если «Гидра» устроит засаду, если кто-нибудь... — Стив, — резко оборвала его Пегги. — Прекрати. Роджерс тяжело вздохнул и нервно провел пальцами по волосам. Ладони были влажными, а кончики пальцев чуть подрагивали. — У тебя отличная команда, капитан. Вы всегда прикрываете друг друга, и это главное, — Картер осторожно опустила руку на его колено, и, даже не глядя на нее, он почувствовал в ее голосе теплую улыбку. — Все будет в порядке, слышишь? Это всего лишь очередное задание, у вас за плечами дюжина таких. Вы справитесь, я это знаю. Ты справишься. Когда ты собирался пешком идти в Австрию с одним только игрушечным щитом за спиной, я поверила в тебя. Я верю в тебя и сейчас, Стивен. И всегда буду верить. Сердце забилось вдвое чаще, и Роджерсу показалось, что его раскатистые удары громогласным эхом разнеслись по всей комнате, но на самом деле в их скромном убежище все еще властвовала восхитительная непорочная тишина. — Ты и правда... — голос охрип от волнения, Стив был несказанно рад тому, что в спасительном полумраке выражение его лица было невозможно разобрать. — Ты и правда думаешь, что один человек способен что-то изменить? Сделать мир лучше? — Я убеждена, — уверенно кивнула Картер. — Особенно если этот человек — ты. У Роджерса перехватило дыхание, как будто чертова астма снова пожаловала в гости к его больным легким. Будь он хоть наполовину таким же храбрым, как в сражениях, то прямо сейчас признался бы Пегги, как сильно ее любил. Как трепетало его сердце от одного ее взгляда, как он жадно ловил каждое ее слово, как от ее близости у него шла кругом голова. Он поцеловал бы ее, по-настоящему поцеловал, так, как всегда мечтал поцеловать любимую девушку, и она, быть может, ему бы ответила. Стив мягко улыбнулся своим мечтам, которым в ту ночь так и не суждено было осуществиться, и бережно накрыл ладонь Пегги своей. Она едва заметно вздрогнула. Ее кожа была гладкой и прохладной, и Роджерс вдруг подумал о том, что они с Пег никогда раньше не держались за руки. Теперь он ясно осознавал, как многого его лишила война и полувековое ледяное заточение, и в список сожалений скорбным росчерком легла еще одна строка. — Ты веришь в судьбу? — вдруг спросил он. — В судьбу? — переспросила Пегги, и Стив готов был поклясться, что в тот момент ее изящная бровь вопросительно изогнулась, придав лицу слегка озадаченный вид. — В судьбу. В то, что все предопределено, что наша жизнь расписана заранее и некоторым вещам просто суждено случиться. Пегги задумчиво молчала. Стив украдкой поглядывал на ее профиль, расцвеченный причудливым светом настольной лампы, и думал о том, что ее рука все еще покоилась на его колене. — Нет, — ответила Пегги, глядя в пустоту. — Я не верю в судьбу. Не верю в то, что мы не властны над своей жизнью и можем лишь плыть по течению. Никакого предопределения нет. Есть только решения и их последствия. У человека всегда есть выбор. Он сам решает, что его ждет в будущем, он сам, а вовсе не судьба. Роджерс даже не заметил, как уголок его губ поднялся в кроткой, чуть кривоватой улыбке. Опомнился он, лишь поймав на себе долгий вопросительный взгляд, но ничем не смог объяснить внезапно захлестнувший его порыв безотчетной радости, поэтому лишь крепче сжал руку Пегги и прошептал ей пылкое «спасибо». — За что? — ее лицо изобразило искреннее изумление, а внимательные карие глаза с волнением оглядели капитана. — За надежду. В тот миг в его душе и вправду забрезжил слабый, едва ощутимый проблеск надежды, но и этого было вполне достаточно, чтобы найти в себе силы двигаться дальше. Может быть, завтра он изменит мир, а, может быть, погибнет в отчаянных попытках это сделать. Сейчас будущее казалось пускай и неизбежным, но таким далеким и нереальным, что думать о нем совсем не хотелось. Впереди была целая ночь. Возможно, последняя ночь в жизни Стивена Роджерса. Один раз он уже упустил свой шанс с Пегги и повторять эту ошибку не собирался. Стив бесшумно поднялся, все еще не выпуская ее пальцы из своей руки, галантно наклонился и вкрадчивым полушепотом произнес: — Вы не подарите мне танец, мисс Картер? Пегги удивленно моргнула, ее губы дрогнули, чуть приоткрылись, потом снова сомкнулись: она не знала, что ответить, и, глядя на загадочно улыбавшегося Роджерса, не выдержала и коротко рассмеялась. — Что ты делаешь, Стив? Какой танец? Здесь же нет музыки. Осторожно, но настойчиво он потянул ее за руку, и Пегги не стала сопротивляться. Мгновением позже Стив приобнял ее за талию, удивляясь, с какой легкостью ему давались движения. Его ладонь скользнула чуть выше по ее спине, он заботливо притянул Пегги ближе, и она покорно опустила руку на плечо своему кавалеру, окончательно принимая приглашение. — Поверить не могу. Мы танцуем в старом архиве среди пыльных бумажек, ночью, совершенно одни, да еще и без музыки. Их лица разделяла всего пара дюймов. Дыхание Пегги щекотало Стиву шею, а ее глаза сияли ярче огней на Таймс-сквер. Ее лицо было самым прекрасным из всего, что он видел в своей жизни, и ему хотелось, чтобы этот танец длился вечно. И если Пегги так нужна была музыка, Стив просто не мог не выполнить желание своей дамы. Музыкальными способностями Роджерс никогда не отличался, но в тот волшебный вечер все чудесным образом складывалось как нельзя лучше, и он с первых нот попал в мотив. Пег не потребовалось много времени, чтобы узнать в тихом мурлыканье Стива свою любимую песню, и она лишь пораженно выдохнула, глядя в его улыбающиеся глаза. Она позволила ему закончить первый куплет, а потом, тихо смеясь и прижимаясь к его груди, запела вместе с ним. Роджерс зарылся лицом в ее волосы, вдыхая дурманящий цветочный аромат до боли знакомого парфюма. Сандал, роза и гвоздика, едва ощутимые, почти рассеявшиеся нотки бергамота. Стив зажмурился, крепче обнимая Пегги. Он помнил ее духи. Decades of Fragrance 1940 от Besame. Этот запах сводил его с ума, как и девушка, с которой он танцевал в темноте, неумело напевая «I Don't Want to Set the World on Fire». Они танцевали, боже правый, они действительно танцевали. Стив и представить не мог, что это может быть настолько чудесно. Он ни разу не сбился, не наткнулся неуклюже на Пегги, даже не наступил ей на ногу и вел так уверенно, будто всю жизнь только и делал, что танцевал. В ту ночь Стив Роджерс наконец дождался свою партнершу и получил обещанный танец. Они кружили по комнате, обнявшись и забыв обо всем на свете, пели друг другу о любви, так и не признаваясь в ней, и Стив впервые за долгое время чувствовал себя абсолютно счастливым.