Торнадо в Техасе

Как это произошло, Стив так и не понял, но каким-то совершенно невероятным образом ему все-таки удалось уговорить Баки подождать на крыше поезда, пока он сам вместе с Дуганом зачистит вагоны и схватит Золу. Это, конечно, было далеко не самым безопасным вариантом, однако на большее рассчитывать не приходилось, поэтому Роджерс был согласен и на такие уступки. Самолет с ревом несся над океаном, с каждой преодоленной милей приближая «Ревущих Коммандос» к очередной миссии, а Стива Роджерса — прямиком к хищно оскаленной пасти затаившегося в снегах прошлого. Он думал о теориях Говарда, о его хоть и не совсем научных, но вполне логичных и не лишенных смысла доводах. О том, что прошлое неизменно, и, как бы он ни старался, оно все равно не позволит ему спасти Баки. Еще Стив думал о Пегги. О своих руках на ее тонкой талии, о ее темно-каштановых локонах, о ее улыбке и милых ямочках на щеках. Он думал о том, что Пег сказала ему вчера, и почему-то ему казалось, что он мог свернуть горы. Коммандос разместились на вершине горы, выбрали удобную позицию для спуска к железной дороге, и, приготовив все необходимое, стали ждать. Они были расслаблены, шутили и передразнивали немецкие радио-сообщения из прихваченного из лаборатории приемника «Гидры», вели себя так, будто встретились в пабе пропустить по пинте пива, а вовсе не сидели в засаде на смертельно опасном задании. Баки тоже делал вид, что совсем не волновался, но его смех сквозил фальшью, а улыбка выходила натянутой. Он то и дело косился на Стива, мрачным, беспокойным, загнанным взглядом, словно искал у него помощи и надеялся, что он скажет или сделает что-нибудь, что развеет все страхи и сомнения. Стив и сам был рад заверить его, что все будет в порядке, только вот слова отчего-то застревали в горле, а перед глазами вновь и вновь проносилась картина, в которой Баки с диким криком срывался с поезда, а его, Стива, рука отчаянно тянулась в белую пустоту. К вчерашнему разговору они так и не вернулись, упрямо делая вид, будто его и вовсе не было. Стив мог бы попробовать объясниться, но не хотел: перед заданием Барнсу совсем ни к чему было забивать голову ненужными мыслями. Роджерс вполне мог поволноваться за них обоих, что с успехом и делал. Ближе к вечеру по горам пронеслось далекое раскатистое эхо, и вскоре из снежного тумана показалась адская громадина поезда. Он стремительно летел по путям, со свистом рассекая воздух, лязг безжалостных механизмов и грозный стук колес вселяли в Стива древний суеверный страх. Как сказал Фэлсворт, мчался поезд и впрямь словно от дьявола, только теперь это сравнение Роджерсу совсем не понравилось. — У нас будет окно секунд в десять. Упустим его, и мы — мошки на лобовом стекле. — Пора в полет, мошки, — присвистнул Дуган, расправляя плечи, и подмигнул сгрудившимся сзади Коммандос. Стив поправил шлем и, вцепившись пальцами в шаткий карабин, прыгнул навстречу грохочущему вдали поезду. Этот спуск был совсем не похож на ту поездку на «Русских горках», когда тринадцатилетний Стив Роджерс чуть богу душу не отдал от страха. В тот раз он едва не задохнулся, а сердце еще несколько минут неистово колотилось даже после того, как он выбрался из проклятой вагонетки на землю, так что Баки пришлось отпаивать его вишневой газировкой и вести под руку почти всю дорогу до ворот парка. Теперь у Стива не перехватывало дыхание, да и сердцебиение было на удивление ровным. Его больше не пугал сам спуск, его пугало то, что ждало после. Роджерс и Дуган проворно спустились по боковой лестнице и забрались в грузовой вагон. Барнс, вооружившись складным автоматом, остался дожидаться на крыше. Прежде чем Стив скрылся за раздвижной дверью, они с Баки обменялись быстрыми взглядами и коротко друг другу кивнули, словно скрепив этим простым жестом какую-то особую, безмолвную, известную лишь им двоим договоренность. Подозрительно пустынные вагоны больше не настораживали Роджерса. «Гидра» не заставила себя долго ждать, только теперь капитан был полностью готов к встрече. За секунду до того, как пневматические двери с грозным шипением захлопнулись, Стив успел втолкнуть в проход один из сгруженных вдоль стен ящиков. В этот раз они с напарником не были друг от друга отрезаны, что давало немалое преимущество в бою. Дуган выплевывал громкие ругательства, осыпая вражеских солдат градом пуль, а Роджерс ловко уворачивался от зарядов энергетической пушки, поражаясь тому, с какой феноменальной точностью повторялись все детали. Разделавшись с нападавшим в бронекостюме, Стив пробрался в вагон, где Дум-Дум бился еще с двумя солдатами, и, подав сигнал через проем в дверях, перебросил ему свое оружие. Уже вместе они справились с первой волной, потом Роджерс, даже не глядя, запустил щит в темный, клубившийся дымом проход и одним ударом уложил едва показавшегося солдата с плазменным ружьем. — Ого, — присвистнул Дуган, водрузив на прежнее место съехавший набок котелок, и немного ошарашено поглядел на капитана. — Как ты узнал, что он там? — Я не знал, — соврал Стив, отвернувшись, чтобы напарник не увидел его лица. — У меня просто реакция хорошая. — Да уж, — усмехнулся Дум-Дум, лукаво сощурившись. — Возьми их оружие, — Роджерс кивнул на лежавших без сознания солдат «Гидры». — Может пригодиться. Мало ли, что нас ждет впереди. Хоть Стив и помнил, что больше охраны на поезде не было, он все равно решил, что излишняя осторожность не помешает. Слишком много было поставлено на карту, чтобы так бездумно рисковать, и Роджерс это прекрасно понимал. Однако он не мог отделаться от зудящей мысли о том, что все складывалось слишком гладко. В той легкости, с которой ему удалось преодолеть все расставленные ловушки, было что-то тревожное. Прошлое даже не пыталось ему помешать, и от этого кожу под форменным костюмом покалывало иголочками дурного предчувствия. Дуган присел на корточки рядом с одним солдатом, подобрав валявшийся рядом пистолет, и вынул из поясной кобуры убитого запасную обойму. Боковым зрением Стив уловил у ящиков с боеприпасами какое-то движение и слишком поздно заметил, что второго подбитого солдата на прежнем месте не оказалось. В окровавленных руках врага блеснул лазурью маленький овальный предмет, и Роджерс обо всем догадался еще до того, как услышал щелчок вылетающей чеки. — Граната! — взревел он, выставляя перед собой щит и сгребая Дугана в охапку. Ударной волной их отшвырнуло далеко вперед. Мощный выброс плазмы пробил в стене и крыше огромную дыру, практически разорвав вагон напополам. Колеса пронзительным лязгом вгрызлись в рельсы, высекая столпы искр, а тянувшаяся сзади вереница состава покачнулась, но устояла. Стив пришел в себя почти мгновенно. Его оглушило от взрыва, он плохо соображал, и лишь с третьей попытки ему удалось выбраться из груды дымящихся обломков. Дугана отбросило к противоположной стене, он лежал на спине, слабо шевелился и с натужным кряхтеньем пытался ухватиться за что-нибудь руками. Устрашающая пробоина от разорвавшейся плазменной гранаты впустила в раскуроченный вагон колючий снежный вихрь, который едва не сшиб только что поднявшегося на ноги Роджерса. Голова гудела, во рту стоял привкус крови, и Стив с ужасом смотрел на обломанные трубы и свисавшие по краям листы покореженного металла, пока в его мутном сознании пыталась собраться четкая пугающая мысль. Одного взгляда на развороченную крышу хватило, чтобы сердце, выдав отчаянный кульбит, провалилось ледяным комом куда-то в низ живота. Рваная дыра с обгоревшими зазубренными краями зияла как раз на том месте, где еще несколько минут назад должен был быть... — Баки! — надорванным голосом закричал Стив, метнувшись к пролому в стене. От страха он почти не понимал, что делает, его сильно шатало, а ноги едва держали; лишь чудом ему удалось не вывалиться из мчащегося на полном ходу поезда. Кусок обшитой листовым железом стены, выгнутый ударной волной наружу, дребезжал на ветру и угрожающе скрипел. Сначала Стив, ослепленный мелким снегом и еще не до конца оправившийся после взрыва, не видел ничего, кроме пронзительной белизны и пульсирующих на изнанке век красных пятен. В мозг оглушительной трелью вонзилась мысль: слишком поздно, я не успел, я не смог его спасти, я снова не смог его спасти. Потом сквозь чудовищный грохот колес до Роджерса донесся слабый, уносимый ветром голос, истошно выкрикивающий его имя. У самого края оторванной стены Стив увидел Баки, вцепившегося обеими руками в поломанный металлический поручень. В его глазах застыл животный страх и мучительная, бессильная мольба о помощи. — Давай руку! — Стив свесился еще ниже, силясь дотянуться до раскрытых в отчаянном жесте пальцев. Он знал, что не дотянется. Знал, что пары злосчастных дюймов ему все равно не хватит, чтобы достать до руки Баки. Знал, что натужно скрипящий поручень, который с каждой секундой прогибался все сильнее, в конце концов оторвется. Все повторялось. Момент, который преследовал Стива Роджерса в самых жутких кошмарах, был тщательно воссоздан с жестокой, почти садистской кропотливостью. Его персональный Ад вновь раскрыл свои терзающие объятия и приглашающе манил Стива раствориться в рычащем, бьющемся, затмевавшем разум безумии. — Баки, держись! Он держался. Из последних сил, с той рьяной, бешеной, неустанной жаждой к жизни, которая всегда восхищала Стива и которую даже за семьдесят лет «Гидре» не удалось выжечь никакими пытками. Однако этой жажды было недостаточно. Как и страстного, безудержного желания Роджерса предотвратить неизбежное. Прошлое было сильнее. Оно не хотело и не собиралось меняться, а теперь злобно скалилось, глядя на то, как Стив наконец-то начинал понимать, насколько жалкими и нелепыми были все его попытки доказать обратное. Поручень пугающе заскрипел. Во взгляде Баки промелькнул дикий первобытный ужас от осознания того, что его жизнь вот-вот оборвется. Стив сцепил зубы и глухо, по-звериному зарычал от бессилия. Ветер яростно швырял ему в лицо комья снега и трепал взмокшие волосы, он чувствовал, как натянутые мышцы горели огнем, но все равно не позволял себе сдаваться. Стив представил, как Баки летит вниз. Как он кричит, и его крик навсегда уносит безжалостная декабрьская вьюга. Как его рука с жутким треском ломается, как он лежит на снегу, беспомощный, раненный, едва живой от боли. Как в его искалеченное плечо с визгом впивается хирургическая пила, как виски пронзает электрический разряд, как кто-то снова и снова повторяет проклятый код, от которого его выворачивает наизнанку и трясет как в припадке. Вот во что превратится его жизнь. В затяжной кровавый кошмар, из которого невозможно вырваться. У него отнимут все: имя, память, свободу, даже право выбора, а Стив не сможет этому помешать. Уже дважды. Стив вспомнил, как Пегги говорила ему, что у человека всегда есть выбор. Что только он сам решает, что его ждет в будущем, а вовсе не судьба. Она ошибалась. У Баки никакого выбора не было. Зато он был у Стива. Роджерс едва не задохнулся, когда понял, что все это время упускал одну простую вещь. Рывком он заставил свое застывшее тело втолкнуться обратно в вагон. В потухшем, полном боли взгляде Баки он видел угасавшую надежду и горькое, почти осязаемое отчаяние и ненавидел то, что времени на объяснения не оставалось. Никакого предопределения нет. Стив бросился к погребенному под обломками щиту. Кашляющий, с трудом очухавшийся Дуган что-то кричал, но Роджерс едва ли его слышал. У него в голове отбойным молотком грохотала одна единственная мысль, а все остальное утратило какой-либо смысл. Есть только решения и их последствия. В тот момент Стив Роджерс принял решение. Он собирался сделать то, что следовало сделать еще в прошлой жизни и на что тогда ему не хватило смелости и безрассудства. Железный поручень не выдержал и с пронзительным скрежетом сорвался со стены. Баки закричал. Он все еще бессознательно тянулся к кому-то, хоть и понимал, что это уже не поможет. Он крепко зажмурился и приготовился к смерти, даже не зная, что в этот раз его лучший друг прыгнул вслед за ним, и теперь они оба стремительно летели навстречу белому плену вечной зимы.