Театр мистерий

На лице Дайкенджи отразился ужас, страх, отчаяние. Он был напуган столь неожиданным поворотом событий. Потребовалось время и крепкое плечо Сейбер, чтобы взять себя в руки. - Я читал про мир духов. Из него можно выйти. Надо только найти выход. Александра кивнула. - Но врата хранимы теми, кто местом сим владеет. У греха исчадий иерархия строга. Надеяться нам стоит, что демонолог-лорд подчинил себе демона не мощного, и сегментом Тени его он завладел. Девушка бодро пошагала вдаль бескрайней пустыни. Гильгамеш, бряцая доспехами, поспешил за нею. - Что это значит? - Значит, что мы должны найти того, кто местом сим владеет. И лишь тогда свободу мы обретём. Но думается мне, что мы в начале долгого пути. Мелкий демон силами не обладает, что являлись нам поныне. - В Венеции. - Да. Всего скорее мы в вассальных землях демона могущественного. И с его вассалами нам предстоит столкнуться. В начале долгого пути мы. Но знай, что тянет силы Тень. - Постойте! Оглянувшись на выступившую вперёд Артурию, Александра и Арчер остановились. Девушка остановилась в десяти шагах от них. - Раз на территории врага мы, то умнее будет нам объединится и распри отложить, пока не выберемся отсюда. Но после мы враги. Александра снисходительно улыбнулась. - Здесь я силы имею и власть. В чём выгода мне в союзе нашем? Быть может, выгоднее мне кинуть вас, чтобы избавиться от соперников? Дайкенджи гневно зашагал в их сторону, ровно до спины Сейбер. - Сила в числе. Да и ты маг неумелый, в отличии от Мастера моего. Тонкая рука обвила шею Александры. Энкиду ласково зашептал на ухо женщине. - Врагов держать умнее под надзором. Глядя в мятные глаза друга своего Слуги, Александра пыталась распутать клубок эмоций, вызванных этим созданием. Он излучал тепло, свойственное малым детям. Наивность и доброта, несомненно, ему были присущи. Пожалуй, это немало роднило его с Капридой. Но не покидало её и ощущение, что в этом создании есть так же острый ум, хитрость и сила. Он ничем не уступил Гильгамешу и гордец признал его равным себе. А ещё она ощущала принуждение – след чужой воли. - Быть по сему. Но не по выгоде союза. Демонов кормить желания я не имею. Отведя руку Лансера, Александра зашагала дальше по мёртвой долине, рябящей перед глазами. И, кроме них, не было здесь ничего. И только звук дыхания слышался им. - Мы идём уже часа два. Если вообще идём. Сколько можно?! Несомненно преисполненный изящества Тосака сдался первым, не вынеся однообразности. Сдавали ли нервы его или он гнушался союзом с кем-то, но его трясло от гнева. Сердце Александры ёкнуло. Неужели достаточно было лишь одного терпения и смирения? - Есть идеи лучше? - Нельзя просто идти! Надо что-то делать! - Мастер, успокойтесь. Вскинувшаяся Артурия тут же получила пощёчину от того, кто не столь давно едва ли ползал в её ногах. - Тебя, Слуга, никто не спрашивает! Ошарашенная девушка отступила на несколько шагов. И тут же повернулась к остальным. - Не вмешайтесь вы, не было бы ничего этого. - Конечно, виноваты мы, что Война случилась. Виноваты мы, что вы слабы и позволяете Гневу паразитировать. Повинуясь резкому движению руки, за спиной Дайкнджи завивается леденящий холод, заковывая в себя существо, словно сотканное из лавы, с маленькими глазками. Отпрыгнув от неожиданности в сторону, Дайкенджи вскидывает руку. - Не сметь! Пламя ярости – суть их. Растопив холод, демон взревел, испуская струи пламени, от которых на равнине скрыться невозможно. Отпрыгнув в сторону, Дайкенджи подбрасывает вверх два камня, что тут же раскалываются в воздухе и вот уже демон пронзён тремя копьями ледяными, что замораживают его. - Гильгамеш! - Врата Вавилона. Повинуясь невысказанному приказу только лишь из-за необходимости, шквал орудий обрушивается на демона, разбивая его. - Нам повезло. Голоден он был и слаб, а потому он поспешил. Артурия недовольно взглянула на Александру. - Поспешил? Тебе мало было? - Гнев стоит в низах лестницы иерархической. Так что повезло нам. Для разминки подойдёт. И выход найден. Александра указывает на дверь, что появилась в пустоши. Тяжёлая и кованная, и одинокая. Не дожидаясь никого, её она распахнула. *** - Что за жуткое место? Отпрянув, Артурия прижимается спиной к стене. Неизвестно, что ожидала увидеть великий Король Рыцарей, но свободу они не обрели. Сейчас они пребывали в широком коридоре из чёрного камня с редкими свечами по стенам, своды были столь высоки, что терялись во тьме, а звуки были гулкими, как в больших пустых комнатах. - Стоять нельзя. Тень жизнью питается. В этот раз все без разговоров пошли по коридору за Александрой. Пройдя до конца, они свернули, и вновь, и вновь. До развилки, где оба коридора терялись во тьме. - Быть может, лучше разделится? - С удовольствием. Артурия недовольно взглянула на Александру, что с такой насмешкой отвечала ей. - Мастер мой, мы идём направо. Кивнув, Александра и остальные пошли влево. И вновь, как сказал бы Дайкенджи, идут они часами. - Здесь ещё коридор! Окрик Энкиду заставил их остановиться. - Понять бы нам, куда идти. Блуждать во тьме мы можем вечно. Но вечности у нас в запасе нет. Энкиду закивал, глядя на Александру. - Похоже то на лабиринт. Раз так, то блуждать здесь можно бесконечно. И уповать на голод властителя сего нам не приходится. Тяжко вздохнув, Александра идёт дальше. Мимо коридоров. До тупика, и по новым коридорам, по развилкам, ответвлениям и к тупикам. И тупики всё чаще вырастают на пути, и свечи горят гораздо реже в коридорах. - Что это? Вдали послышался звон, а потом вечный камень посыпался, поддаваясь безумному ветру, который сминал их о камни и сами камни. А когда он ослаб, послышался девичий крик. Встав на ноги, они спешно прошли по пути, проложенному ветром. Артурия звала своего Мастера, долбясь в стену. - Что произошло?! Гильгамеш подскочил к девушке, которая тут же кинулась к нему на шею, в порыве обрести поддержку, пусть и в старом враге. - Когда нас посетило ощущение, что блуждать мы будем вечно, Мастер мой разбил топаз и высвободил Ветер, что по помыслу его должен был разрушить лабиринт. Но тут же рядом с ним появилась дверь и он туда шагнул. Всхлипнув, девушка подняла взгляд на Гильгамеша и тут же замерла. Ей виделась фигура, завёрнутая в чёрное рванье, голову закрывает капюшон, а конечности его непропорционально большие. Фигура медленно брела прочь от них с низко опущенной головой. К счастью, обернувшись, Александра тоже её увидела. - Отчаяние толкает нас на странные поступки. Бросившись вслед за фигурой, Александра вытягивает вперёд руку, готовясь заморозить фигуру и тут же ныряет вниз, пропуская над головой ледяной шип. Поднявшись над землёй, фигура поворачивается к ним. Лицо его похоже на маску, если это вообще назвать лицом возможно. Огромная зубастая пасть. А в ней словно ещё одна. И источает она леденящий душу крик, а тело демона источает холод. Но, несмотря на видимую слабость, стоит только Александре приблизиться, как демон отскакивает на десяток метров от неё. - Сияющая Кремация! Из за поворота слышится выкрик заклятия и волна пламени прокатывается по узкому коридору, опаляя демона и Александру. - Мастер! Вы меня не покинули! Артурию, которая было кинулась к Мастеру, Гильгамеш придерживает за локоть, наблюдая, как было обретшая надежду девушка вновь повергается в отчаяние. Не видя ничего перед собой, Дайкенджи вытягивает из кармана плаща большой рубин, тыча им в лицо Александре, что пытается сбить пламя с волос. - Мы здесь все умрём! Так не проще ли сразится, чтобы не продлевать нам муку?! - Посмотри на него, то есть Отчаяние. И всё, что ощущаешь ты, есть его внушение. - Здесь род мой прервётся! И ты тому виной! - Опомнись, Тосака. Месть - есть признание другого хозяином жизни своей. Рубин, готовый вот-вот высвободить свою силу, разрезается сокрытой некогда в нём тенью, высвобождая пламя столь жаркое, что плавится камень их окружающий и повергающий хозяина сего пристанища. Лишь белоснежное копьё пронзает его грудь, чтобы быть уверенным, что Отчаяние более не поселится в них. Разгоревшийся белый свет поглощает мрак пространства. И вместе с тем слышится скрип открывшейся двери. *** Святой Грааль в его руках. Ладонь ощущает, как золото нагревается под его рукой, а энергией, что окружает чашу, наполняется пространство. Вот-вот откроется проход к Акаше и он постигнет абсолютное знание. Да. Скоро сбудется его желание. А потом он станет самым великим магом в мире, столь великим, что перед ним склонятся и их извечные враги – Айнцберны и горделивые аристократы Бартомелои, что свысока относятся к любому роду, ибо древнее их найти почти невозможно. Его статуя будет стоять в Ассоциации, а в Часовой Башне будут изучать его биографию, и каждый студент будет знать её на зубок и считать его своим кумиром. Ибо он победил в Войне Святого Грааля. Дайкенджи торжествующе усмехнулся, потрясая артефактом. Те, кто звал его бастардом, откусят свои языки, ибо он, именно он вернёт величие своей семье. Всё состояние, что потеряли его предки в обмен на какие-то связи, которые теперь ему будут предлагать за просто так. Все сокровища. Все драгоценные камни будут его, чтобы наполниться его силой. Он порвёт с Зенджу. Негоже благородному роду Тосака якшаться со всяким отребьем. Пусть сами воспитывают Рена. Хотя и самим Зенджу он без Цепей не нужен. Любая женщина будет принадлежать ему. Айнцберны будут почитать за честь слепить для него жену. Необычайно красивую, как и все гомункулы, и покорную. Которая родит ему сына столь же могущественного, как и он. Он вновь грозно потряс рукой. В пустоту. Он стоял где-то в Тени, окутанный туманом грёз, навеянных обнимавшей его женщиной с лиловой кожей и рогатой головой, что лакомилась его жизнью с лёгкой нотой горечи. Этот человек был неспособен утолить её голод. *** Тёмный зал, и Круглый Стол. А за ним, о, чудо, все её рыцари. Взирают на своего великого короля с почтением и обожанием. Сэр Тристан оставил свою возлюбленную Изольду, чтобы служить столь великому королю. Обожание Бедивьера окрепло ещё больше, как и любовь прочих рыцарей. Даже в некогда печальных глазах Ланселота горит восхищение и обожание к королю самого великого царства. И она столь же прекрасна, как и велика. Авалон запечатлел её на пике своей красоты. Она высока и стройна, идеально сложена, а её пикантные формы вызывают восхищение даже у монахов. Сияющие золотом волосы густы и длинны, а огромные глаза сияют изумрудами. Рядом нет красавицы Гвиневры, а ей не приходится рядиться в уродский доспех. Зачем, если народ боготворит свою прекрасную королеву. - Восхитительная иллюзия. Обернувшись на холодный голос, Артурия сталкивается взглядом с черноволосой женщиной. Поднапрягшись, она вспоминает, что та ей знакома. - Что ты здесь делаешь? - Обе мы в плену, позволь тебе напомнить. И то прекрасное, что ты видишь перед собой, есть жалкая иллюзия. Артурия тепло улыбается очаровано поглядывающему на неё Ланселоту. Кажется, её друг выбрал себе даму сердца. - Иди отсюда. - То, что видишь ты, есть зависть к тому, что быть могло бы. Свойство Зависть одно имеет, не желает она лишь подражать. Она желать нами стать. Долго ищут жертву, тех, кто выше многих, она предпочитает. Изучает. Уничтожает. И место твоё замещает. Но ты сама лишь призрак, а потому пойдёшь лишь пищей для него. Раздражённо махнув рукой, девушка поворачивается к рыцарям, наигранно громко говоря с ними. - Время страшных сказок. Рыцари искренне смеются. Да, теперь она спокойна. Некогда Искандер был прав, что король должен сиять ярче всех. И вовсе не надо понимать свой народ. Важнее, когда народ понимает тебя и боготворит. Наблюдая иллюзию Артурии, Александра разочаровано качает головой. Сколько амбиций и жадности. Сколько зависти к своим неиспользованным возможностям. И так жалко кончить. - Внушали тебе: и через тысячу лет ты будешь такой же великой. Но тень убивает свет. *** - Он зовёт тебя равным себе. Но разве ведёшь ты жизнь, равную ему? Энкиду изумлённо озирается по сторонам и взгляду его предстают пески Урука и блистательный дворец его Короля, где в садах, у вод, танцуют обнажённые девы с телами умасленными. Но голос, вещавший ему, был не знаком. - Разве есть у тебя что-то, что есть у него? Ты – ему равный, питаешься подачками со стола королевского. - Кто это со мной говорит? Голос был мягким и каким-то бесполым. А ещё он звучал отовсюду. И звучал в его голове. Но мыслей подобных у него никогда не было. - Неужели ты будешь ждать, когда он станет опасаться тебя и скинет твоё тело в воды Евфрата? - Боги говорят с нами лицом к лицу только тогда, когда у нас у самих есть лицо. Голос недоуменно замолчал, явно обдумывая, что же делать дальше. - Я не чинил зла людям. Я не нанёс ущерб скоту. Я не совершил греха в месте Истины. Я не творил дурного. Имя моё не коснулось слуха кормчего священной ладьи. Я не кощунствовал. Я не поднимал руку на слабого. Я не делал мерзкого перед богами. Я не угнетал раба перед лицом его господина. Я не был причиной недуга Я не был причиною слёз. Я не убивал. Я не приказывал убивать. Я никому не причинял страданий. Я не истощал припасы в храмах. Я не портил хлебы богов. Я не присваивал хлебы умерших. Я не совершал прелюбодеяния. Я не сквернословил. Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от неё. Слова его исповеди отрицания звучали в полной тишине, ибо голос, вещавший ему, молчал. А он вспоминал о своём возлюбленном друге. И о его несчастье. О его власти. Ибо во власти есть излишество. А излишество есть грех. А он смирён. Чист и безгрешен. И не сломить его жаждущему Голоду. Ибо не власть его манит. - Я не давил на гирю. Я не плутовал с отвесом. Я не отнимал молока от уст детей. Я не сгонял овец и коз с пастбища их. Я не ловил в силки птицу богов. Я не ловил рыбу богов в прудах её. Я не останавливал воду в пору её. Я не преграждал путь бегущей воде. Я не гасил жертвенного огня в час его. Я не пропускал дней мясных жертвоприношений. Я не распугивал стада в имениях бога. Я не чинил препятствий богу в его выходе. Я чист, я чист, я чист, я чист! *** Пиршество было в разгаре. Танцы становились всё смелее, жарче и откровеннее. Смех громче и пьянее. А он возлежал на подушках с прекраснейшими девами своего царства. Великий король пировал. И пиры эти войдут в легенды как самые пышные на всей земле. Вина лучшие на свете из сосудов драгоценных льются реками хмельными. Мясо быков, что великолепию жертвенных подобны, на столе его. Юноши сильные на пиру его, тешат хвастовством своим о силе своей и ловкости. На охоте иль в боях. И сталкиваются меж собой, в желании силу свою доказать. И юные девы, красотой Иштар превосходящие, есть подле него. Сидят, игриво бёдра обнажая, и волосы распуская по узким спинам, ласково на него взирают. Уста их шепчут речи сладкие, а взгляды обещанием манят. Они взывают отдохнуть его от дел мирских. Уснуть в объятьях неги и покоя. Отбросить всё и потонуть в покое. Праздности придаться. Но есть средь всех одна, что холодна к нему. Коса её черна, а взгляд холодных льдистых глаз по стенам блудит. В чёрное она облачена, а в пальцах золота браслет с камнями, огнём и солнцем пылающими. Уста она размыкает. - Сон твой затянулся, Король Героев. Просыпаться тебе пора. *** - «Здесь нужно, чтоб душа была тверда Здесь страх не должен подавать совета. Я обещал, что мы придём туда Где ты увидишь, как томятся тени Свет разума утратив навсегда». Её голос в мёртвой пустоте не отвлекал от ужасающих картин, что представлялись ей перед глазами. Их милая чистая квартирка напоминала поле брани. В светлом узком холле разбито зеркало и осколки его окровавлены. На полу осколки отцовских клинков. Отец, о, отец, лежит на пороге спальни, горло его перерезано, а лицо будто бы съедено. Лицо матери застыло в удивлении, а грудная клетка её вскрыта. Ничего не тронуто. Только сердца не было. Почувствовав подступающую тошноту, демиург кидается к ванной, чтобы не порочить останки содержимым своего желудка. И её выворачивает на пороге ванной. Мирослава одетая лежит в ванной, глаза её открыты и тело всё ещё мягко. Но вены вскрыты. Ужас. Да, большего страха нет в её жизни – лишиться самых родных, ради которых она видит смысл в своём существовании. Лицо взмокло от слёз, горло сжимали спазмы и ужас. А потом сзади послышался бодрый перестук каблучков и её резко приподнимают за волосы. - А вот и мой любимый Сосуд. Пора вернуть мне семейную реликвию. Она уже достаточно напиталась. Сложно было понять, что вызвало больший ужас. Знакомое с детства моложавое лицо, принадлежавшее всем женщинам рода. Или острая боль от разрезающихся в мясо внутренностей. Сквозь рвущий перепонки вопль она ощущала кровь, стекающую по бёдрам. Надо. Надо взять себя в руки и не забывать где она находится. И не забывать, кто перед ней. - «Я долго шёл по коридорам, Кругом, как враг, таилась тишь. На пришельца враждебным взором Смотрели статуи из ниш. В угрюмом сне застыли вещи, Был странен серый полумрак, И точно маятник зловещий Звучал мой одинокий шаг. И там, где глубже сумрак хмурый, Мой взор горящий был смущён Едва заметною фигурой В тени столпившихся колонн». Сложно было понять, стояла ли она ещё на ногах, или ползала по полу, истекая кровью. Сложно было понять, болит ли её душа за смерть родных или это болит её тело, разрезаемое напополам. Но даже если её губы и впрямь елозят по некогда белоснежному кафелю, она всё равно будет продолжать. Ибо без боя она не сдастся. - « Я подошёл, и вот мгновенный, Как зверь в меня вцепился страх: Я встретил голову гиены На стройных девичьих плечах. На острой морде кровь налипла, Глаза зияют пустотой, И мерзко крался шёпот хриплый: «Ты сам пришёл сюда, ты мой!» Мгновенья страшные бежали, И наплывала полумгла, И бледный ужас повторяли Бесчисленные зеркала». От нарастающего холода трескался камень и застывала даже её кровь. Зимнее Безмолвие медленно, но верно снижало температуру в сегменте Тени. Кто быстрее, она или Ужас? Александра дала слово проверить это после. А пока она позволит темноте поглотить себя. *** - «Древней меня лишь вечные создания, И с вечностью прибуду наравне. Входящие, оставьте упованья». - Александра? Подняв глаза на Гильгамеша, Александра дополнительно к отступившей боли порадовалась его изумлённому виду. Пока не поняла, что пускает носом пузыри, лёжа в море крови. Быстро поднявшись, женщина осматривается по сторонам. Они словно в какой-то глубокой пещере, которая заполнена вместо воды кровью. Есть лишь редкие каменные остова. На одном из них как раз стоял молодой красивый мужчина со светло-каштановыми волосами. И всё бы ничего, не лейся слова из его уст устрашающим многоголосьем. - Упрямцы дошли досюда. Зачем? Свергнуть меня? Не будет ли вам лучше вернуться? А уж мои слуги придумают для вас что-нибудь получше. Несомненно, горделивый Гильгамеш был в состоянии развеять чары. Несомненно, он не будет терпеть какой-либо контроль. И в Энкиду она тоже не сомневалась. Сложно даже представить, чем его можно было удержать. Их трое. Всё лучше, чем остаться в Тени. - Быть во власти чуждой по вкусу нам не пришлось. Назовись нам, если осмелишься! - Истинного источника нет, силой никто не владеет. Но я… управляю частью. Частью каждого глупца, который сидел на троне, здесь или в бесконечности. Энкиду успокаивающе погладил скрипнувшего зубами Гильгамеша. Александра кивнула, сохраняя видимое спокойствие. На самом деле приходилось сдерживать дрожь в коленях. - Гордыня. Вот что значит «Прайд» в имени Эль-Меллоя. Он возвёл в культ свою гордыню. Мужчина развёл руками, мягко улыбаясь. - Никто не безгрешен. Ты сама, девочка, так горделива, что к такой королеве и не подойти. А ещё гневлива. Будь у тебя возможность, ты бы уничтожила ту, что сотворил для тебя Ужас. - Служу я лучшему в себе, но не низменному. Прайд снисходительно улыбнулся, приглашающе поводя рукой. - Быть может вновь проверим? Царствие моё огромно. Место здесь для каждого найдётся. - «И я второе царство воспою Где души обретают очищенье И к вечному восходят бытию». - Нет, значит. Раз жаждете вы только крови и войны, что ж, будет вам кровь и война. Тело красивого мужчины подёрнулось пеленой и жар хлестнул по глазам. Перед ними был Гнев, истекающий пламенем. Вокруг горела кровь, обжигая тела. Ледяная волна, прошедшая от оружия Гильгамеша, на короткое время отрезала их от пламени. Секунды хватило Александре, чтобы воззвать к холоду, сотворяя Буран, постепенно замедляющий демона, до полной его заморозки. Замёрзшее пламя разбивает шквал орудий из Врат. Гневно рыкнув, Прайд обращается в мерзкое создание с маленькой головой с четырьмя рогами, а пасть этого создания тянется от головы, через шею на грудь. Вкупе с нелицеприятной внешностью создание испускает ауру животного ужаса. Слышатся в пустоте крики, болезненные стоны и плачь. Наивно улыбнувшись, Энкиду чуть ближе подбирается к Ужасу, отвлекая внимание от обескураженных товарищей. И вот перед монстром стоит огромный паук, испускающий липкую паутину, обездвиживая монстра. А на плечо Короля Героев ложится древко косы. Взмах, и, о, чудо, острие вонзается в спину монстра, хотя стоят они от него на расстоянии большем, чем длина древка. Оскорблённо взвыв, демон вновь меняет форму. И вот перед ними жилистая фигура, а у них животы сводит голодом, что явно Гильгамешу не по нраву. Из врат одно орудие лишь вылетает. То был клинок изящный и острый, ибо грудь пронзает демону он тут же. И рана та не заживает. - Харп? Гильгамеш кивает, польщённый вниманием девушки, от чего тут же получает по лицу когтистой лапой жилистой руки, но уже иной. Форму Праздности он принял. Но сам он к Праздности не склонен, он быстрее шквала орудий, и лишь щупальца из теней его задерживают, связав его. И Энкиду, обратившись в Гунгир, ложится в руки демиурга, что без промаха разит врага, пробив Одина копьём толстый слой хитина демона. - Вот здесь бы Тосака сгодился нам. Гильгамеш взирает на представшее Отчаяние пред ними. И к удивлению его, Александра лишь смеётся. - Он принял нас всерьёз. Хотя урон, нами нанесённый, крайне смехотворен. Энкиду, копьём бога Огмы, что солнце по небесам ведёт, ты можешь стать? Шквал огненных стрел летит из врат, разя Отчаяние, покуда в царственные руки не ложится копьё божественное, в грудь нацеленное демону. Схватив веер боевой, что ранее пришёл из врат, Александра, не медля, горло разрезает демону, Желания форму принявшего, и толкает на шипы ледяные, за спиной выросшие. А Страху, тенями опутанным, щедро достаются мечи легендарные, что остротой своею славились. И Бальмунг, что Зигфриду служил, Каладболг, что Фергусу был верен, Грам проклятый и Хрутинг, в руках Беовульфа лежащий. Особо Дюрандаль ему пришёлся по вкусу, с мощами святых. Пещеру вой истошный покрыл. И предстала пред ними Зависть. - Вот уж воистину Зависть – худшее из чувств. Создание, получившее веером по туловищу, было сухим и костистым. Лицо будто сшито из кожи и обладало двумя парами рук, которых он вскоре лишился под умелыми движениями боевого веера. Только Александре пришлось тут же отскочить в сторону, ибо перед ней стояла она сама, наколдовав ледяные иглы, норовящие её пронзить. - А если Эа использовать? - Не тогда, когда твоя Мастер – я. Тем более, что мы в Тени. Сей мир мёртв уже и разрушению не подлежит. Орудия разбивают иглы, что испускает копия Александры, а в воздухе взвились мятные пряди волос. - Энума Элиш: Человечество, Позвольте Нам Усмирить Богов. Ослепительный свет заполнил всё пространство туннеля, а где-то вдали виднеется разрыв, в котором виден большой зал с паркетным полом, выложенным кругами. И вновь темнота. Демон, бросивший все силы, чтобы не вытянули его из Тени, явил свою форму. Огромный, как Геракл, хитиновый монстр с маленькой головой на мощном теле. Рык его сотрясал стены. - Энкиду! Голем опустился на одно колено, а лицо его было покрыто испариной. Должно быть Мастер его не столь силён, раз Лансер так истощён после использования своего Фантазма. Гордыню опутывают Цепи, мешая ему двигаться, когда Гильгамеш закидывает руку Энкиду себе через плечо, помогая подняться. - Александра, сделай что-нибудь! Энкиду стоит на месте, мягко улыбаясь, глядя на своего короля. - Держи меня крепче. Тело Лансера подёргивается рябью, изменяя форму. И в руки Королю Героев ложится копьё с тонким алым древком и золотистым наконечником. Александра изумлённо ахает. - Копьё Лонгия – Копьё Судьбы. Пропитанное кровью Спасителя. Смутно припоминая легенды, почерпнутые из Зала Героев, Гильгамеш вплотную подходит к скованному демону, триумфально любуется его буйством и с силой вонзает копьё в сердце демону. Взревев, чудовище повисает на Цепях, не подавая признаков существования. Арчер достаёт копьё, которое тут же обращается полубессознательным Энкиду. - Алекс, помоги мне. Гильгамеш поддерживает друга за талию, ожидая поддержки женщины, что сейчас стоит в стороне, кусая губы. - Должны мы были освободится. Что-то не так. Осторожно! Стоило Цепям исчезнуть, как существо, восстав, снесло пред ним стоящих, явив свой облик настоящий. Этот монстр был всех страшней. Он был таков, словно соткан из тел людей, но покрытых тьмою Тени, и форму то обрело дракона. Огромная туша, что собой закрыла весь тоннель, прошлась по телам, сминая их. Силой обладал он той великой, что смят доспех златой на Гильгамеше, силой обладающий. Он топтал и мял, и бил хвостом, и оглушительно ревел. В очередной раз рухнув, захлёбываясь в крови, сквозь ноющую боль в боках демиург ощутила, как что-то разрезало ей руку. Подцепив это что-то, так неохотно идущее, словно увязло в чём-то, Александра вытащила чёрный ключ, что используют церковники. А на его рукояти был браслет с листиками-изумрудами. Сделав в голове пометку поблагодарить Фейв и, скорее всего, Энкиду, чей разрыв помог храмовнице передать священное оружие, женщина отскакивает от лапы чудовища и вонзает ключ в лапу, намертво пригвождая к каменному полу. Уворачиваясь от неистовствующего демона, Александра елозит по полу, в надежде выискать хотя бы ещё один клинок. И он обнаруживается в десятке метров от первого, у самого хвоста, который теперь пригвождён к полу. Дальше искать ей смысла не было. Время шло и силы уходили. - Оставайся здесь на веки вечные с голодом усмирённым, яростью угасшей, страстью подавленной и гордостью сокрушённой! Во имя Создателя, да будет так! *** Темнота не хотела отпускать из своих липких щупалец. И всё же слабый свет выводил его из кошмара. Рядом не было Энкиду и это ужасало. Но он видел спину Александры, которая сжимала ворот рубашки стоявшего на коленях перед ней того самого приятного мужчины, в чьём обличии им явился демон. Подскочив на ноги, Гильгамеш призвал из сокровищницы меч, не интересуясь даже, какой именно, и кинулся на Мастера Райдера. Александра поморщилась, ощущая, как кровь течёт по её спине. - Уйми свой гнев, Арчер. - Из-за этого человека мы все едва ли не погибли. И из-за него погибло множество людей. - Из-за демона, что царил в нём. Он повинен, несомненно. И то ему уроком послужит. - Ты излишне мягкосердечна. - Каждому суд великий предстоит. Стоя перед ликом вечных, что ты предпочтёшь, чтобы судили справедливо тебя иль милосердно? Гильгамеш молчал долго, лишь спустя несколько минут опуская оружие. - Милосердный суд. Кивнув, женщина опускает мужчину на пол. Должно быть, демон сильно истощил его, и тот находился без сознания. - Наказал он сам себя, Гильгамеш. *** Алое кружево облегало влажное тело. Но делать что-либо, помимо валяния на кровати, сил не было. Хотелось просто уснуть побыстрее и проспать как минимум сутки. - Демоны… Что хуже может быть? Над ухом зазвонил телефон, грозя разорвать напряжённую голову. Путаясь в длинном подоле ночной рубашки, Александра нащупала телефон на тумбочке. - Да? - Саша, привет, давно не звонила. - Каролина, здравствуй. Много дел скопилось. Конец года учебного. - У нас тоже жизнь бьёт ключом. Готовимся к выпускному. Вика всем уже расхвалила, какое у неё шикарное платье. - Вика? Каролина некоторое время помолчала и продолжила тем же весёлым тоном. - Ну, Вика. Акишина. Она тебе подражала раньше, когда ты в школе училась. Её Лена Есенина до сих пор зовёт обезьяной. Смуглые пальцы, подрагивая, выдирают лист из первого попавшегося блокнота, и карандаш танцует над бумагой. - Не помню я такую. - Она жила рядом с одноклассницей твоей. Нинку Танич ты уж точно должна помнить. К слову, она сейчас замуж собирается за Игоря Ненашева. А помнишь, как он за тобой ухлёстывал? «Н», «т», «и» и «н». Буквы складываются в послание. То шифр, что ими был придуман в детстве. Ведь знала Каролина, как равнодушна Александра к людям посторонним. - Алёнка всё мнется. Она всё на Женьку Иванникова заглядывается, а он всё на Вику смотрит. Ну, я тебе говорила, что Алёна у нас серая мышка и такая скромница. Ночная кукушка дневную всегда перекукует. - Да, Лина, всё это очень интересно, но время позднее уже. - Ой, прости. Посплетничать не с кем было. Спокойной ночи, сестрёнка. Как только в трубке слышится тишина, Александра подскакивает с постели, набирая номер вокзала, одеваясь на ходу. - Бронь билета в Петербург, для Вороновой, прошу. Чёрной тенью выскользнув из комнаты, покидает она дом под покровом ночи. Оставляя за собою то одно, что растревожило её. «Валентина жива».