Театр мистерий

В городе мёртвом тлеет пожар, а в чёрном небе вьётся вороньё, сплетаясь с диким хохотом, рвущимся в небо разорённого Чернигова, взятого ляхами. Ирина лежала на снегу, ощущая блаженный холод опалённой кожей. Сколько дней над ней потешались захватчики и сколько их было? Разбитые губы кровью утекали в горло, и выбитые зубы более не были ей преградой. Некогда прекрасное лицо было кровавым месивом от побоев. Со временем ей стало всё равно. Должно быть, на двадцатом или пятидесятом. В этом аду она, переполненная чужеземным семенем, понимала, что, даже если вся армия вытрет о неё ноги, она продолжает быть женщиной. Наследницей и продолжательницей проклятого рода. У неё будет дочь. Должно быть, такой же злобной и свирепой, как её отец, кем бы он ни был. И такой же несчастной, как и любая из них. Безумный хохот лился над мёртвым городом. Осквернившие её потерпят крах, и кончина их будет страшна и позорна. На несчастья обречены все, соприкасавшиеся с ними. *** Она заснула в поезде. И пусть она проснулась за несколько минут до прибытия, ощущение, что время упущено, не покидало её. Прохожие изумлённо поглядывали на несущуюся по улицам девушку с выпученными безумными глазами. Но разве играет это хоть какую-то роль? Процокав каблуками по лестнице на свой этаж и, ворвавшись в квартиру, Александра замерла на пороге, содрогаясь в беззвучном крике. Пахло кровью. Яростью и ужасом. Ужас, пророчествовал ли ты? Светлый холл был пуст, лишь зеркало разбито. Но в первой же комнате, в ванной, кровь веером разбрызгана была по стенам. Осколки отцовских мечей валялись на полу. А в ванной существо, похожее на ската, с острыми шипами на двух хвостах и зубастой пастью, изрезано вдоль и поперёк. Явно просто так Вороновы сдаваться не желали. - Папа. Папа! Александр находился на кухне. На кухонном столе. А на полу следы лап, словно выжженные на плитке. Глава семейства был вскрыт. Внутренностей не было, словно выели их прямо из него. И, страшно было даже думать об этом, судя по некогда прекрасному лицу, он в этот момент был ещё жив. Лишь сердце его было в руке. Трясущимися руками закрыв пустые глазницы - глаз не было -, на ватных ногах Александра пошла в родительскую спальню, опускаясь перед трупом матери. - Мама. Мама. Дочь великого рода тоже не собиралась сдаваться без боя. Ногти её были обломаны, в руках зажаты клоки чёрных вьющихся волос. Странно, ведь у Валентины волосы прямые. И этот кто-то явно был не готов к отпору. На сером платье матери не было ни одного живого места. Её истерично кололи кинжалом, явно и после смерти. Но, в отличии от отца, тело её поругано не было. Но разве было от этого легче? Оба они уже закоченели. Валентина явно не медлила. Это была её цель? Убить своё потомство? Вернуть гримуар? Она видит их всех. Знает про тяжесть судьбы каждой в роду. И ни одна не обращалась так со своими дочерьми. Так почему? Почему Валентина такая? В гостиной раздался телефонный звонок. Механически совершая обыденные действия – встать и снять трубку, Александра бесцветным голосом отвечала: - Да? - Сашка, папка дома? С трудом вспомнив, что это голос заместителя её отца – майора Кузнецова, Александра кивнула. - Да. - Позови к телефону. Тут начальство бесится. Он два дня на связь не выходит. Достав из – под дивана нож с изогнутым клинком с зазубринами и спрятав за пояс, Александра тяжело сглатывает. - Приезжайте к нам. Больше папа не выйдет на работу. Сбросив вызов, Александра выходит из квартиры, не заперев дверь. Ей надо спешить к тем, кто не может постоять за себя перед их тираншей. *** Дверь слетела с петель. Церемониться некогда да и опасно. От неё сейчас зависит жизнь двоих оставшихся ей родных людей. В длинном коридоре с дверьми слышится запах крови и отчаяния. Нет запаха ярости. Нет бойцов. Только холл бабушкиной квартиры с имитацией мраморных колонн и дорогой напольной плиткой был куда как чище. Бабуля явно не собиралась гадить в своём доме. В ванной, о да, в предсказанной Ужасом ванной винтажного стиля лежала Мирослава. Она явно собиралась на работу, и была свежа в своём фиолетовом костюме. Ещё тепла, но уже не жива. Вены её, как и в видении, вскрыты вдоль. Но нет, несмотря на мягкость своего характера, она бы никогда не оставила свою дочку, своих любимых студентов и свою спокойную жизнь. - Ты понимала ведь, почему наследница – ты? Ты не сильнее их всех. Ты же понимала? Мастер готовилась к своему возвращению. Ей нужно было время, чтобы подготовиться. Скажи ей, где её гримуар и останешься в живых. Незнакомый певучий голос слышался из спальни бабушки. В конце коридора самая большая комната в доме, зонированная на две части. Небольшая комнатушка с кофейным столиком, креслом рядом и комодом. И огромная с платяным шкафом и огромной кроватью, всегда застланной покрывалами, вышитыми золотой нитью. Каролина забилась в угол между кроватью и окном, закрытым парчовыми шторами шоколадного цвета. Она нянчила перебитую правую руку и волчонком смотрела на незнакомую женщину с аурой божества. Женщина была гречанкой. Высокая, стройная с пышными бёдрами. Смуглая, большой рот с мясистыми губами, правильный нос, копна чёрных кучерявых волос, тонкие разлетающиеся брови и огромные, густо подведённые ореховые глаза. Облачена она была в роскошную шёлковую тогу белоснежного цвета с золотыми кольцами на плечах. Руки её до плеч были унизаны золотыми браслетами, а на голове корона из золотого лавра. - Κεραινο. С рук женщины сорвалась молния, заставившая Каролину взвизгнуть. - Дитя, перед тобой дочь Гелиоса. Отвечай, когда тебя спрашивают. Резко замолчав, увидев огонёк надежды в глазах девочки, Кастер обернулась и тут же получила в рожу. А потом коленом в живот. А потом цепкая рука схватила её за горло и выкинула в окно, с пятого этажа. - Саша. Каролина, неуверенно поднявшись на ноги, бросилась к сестре в объятия. - Это Валентина. Она участвует в этой вашей Войне. Всё ради приза. Только он может дать то, что она жаждет. - Не к месту нам сейчас это. Бежать надо. Всплеск магической энергии оглушил демиурга на несколько секунд. А потом пространство залило ослепительным светом и послышалось ржание коней. Закинув сестрёнку на плечо, Александра выбежала из квартиры на улицу. В небе мелькнула огромная тень, напоминавшая колесницу. И вновь послышалось лошадиное ржание. - Она найдёт нас. Страх Каролины передавался Александре. Осмотревшись, женщина тенью прорезала люк канализации. Чем ярче светит солнце, тем мрачнее тени. Спрыгнув вниз, она побежала прочь от Кастер. Вряд ли она не побрезгует сюда спустится. Бежать по колено в нечистотах было тяжело. Чёрные брюки облепили ноги, а серая кофточка постепенно превращалась в алую, пропитываясь кровью сестрёнки. От тяжести чужого тела стягивался кружевной воротничок, придушивая. Но бежать она не переставала, ощущая преследование. - Брось меня. Я всё равно бесполезна. - Сейчас кого-то стукну я. Каролину тряхнуло, так как Александре пришлось резко вильнуть в ответвление канализации. А мимо мелькнуло создание, напоминающее пса, только загривок его пылал и хвост, а глазницы были пусты. Но создание это было скоро. Девочка ойкнула, попытавшись схватится за ремень сестры, она порезалась. Вцепившись в рукоять, девочка достаёт нож и секунду смотрит на несущегося на них пса. - Саша, ты простишь меня? - Лина? Нет! Не смей! Неожиданно наступила тишина. Так казалось Александре. Хотя ей казалось, что она должна кричать. А, быть может, так и было. С криком или тишиной её боль достигла апогея и прорвалась наружу, уничтожая всё на своём пути. *** Чашка тяжело опустилась на столик. - Итак, госпожа Тосака, чем обязаны такому визиту? Эбилейль Эдельфельт, или как там её правильно, была крепкой брюхатой женщиной, разодетой в шелка. Богато и безвкусно. Что ожидать от их извечных врагов? Изящество им никогда не было свойственно. За её спиной стоял её супруг – Аарон Бартомеллой – аристократ даже по меркам магов, был высок и тощ. Естественно только селёдка – Эдельфельт пойдёт за такого. - Вас ждёт радостное событие. Поздравляю. Эбилейль прижимает ладони к округлившемуся животу. - Спасибо. Нам предсказали мальчика. - А что теперь будет с девочками? Эбилейль – высокая девушка с довольно крепким телосложением, но не лишённая изящества золотая блондинка с синими глазами, недоуменно затрепетала ресницами. Мана отпила чая и поморщилась. Этот дарджилинг слишком приторный на вкус. - Ваши Рунные Весы – чудесный дар, что позволяет вам иметь двоих наследников – вещь прекрасная. Но детей у вас трое. Могу забрать назад Идзуми или Яко. Аарон громко фыркнул. - Госпожа Тосака, несомненно, мы оказались в выгодном положении, взяв в семью детей, чьи таланты сходны с ремеслом нашей семьи. Но взяли мы их спустя десять лет брака, после бесплодных попыток завести своих детей. И сейчас у нас это вышло. Вы и в самом деле полагаете, что мы отдадим своих ангелочков? - У магов есть свои традиции. - Иметь одного ребёнка, а в случае чего, остальных по боку? Или на корм червям? Благодарите фройляйн Рейнхардт за возможность увидеть их живых. Мана поморщилась, услышав фамилию храмовницы. Надо замолвить словечко, что девочка явно играет не за них. - Рунные Весы позволяют вам иметь двоих наследников. - А третий нас не объест. Быть может, и четвёртый, и пятый. Магические рода из-за своих глупых правил вымирают. Если кому-то что-то не нравится, то уж мне – Бартомеллою - точно никто ничего не скажет. Эдельфельт прикусила губу, глядя на трясущуюся Тосака, или Зенджу. Мана подскочила на ноги, потрясая кулаками в воздухе. - Вы… вы не представляете что вас ждёт. Сколь много врагов у вас появится. Аарон манерно отпил чай. - Ваш сын родился без Цепей. А Мато погибли все. Что думаете с ним делать? Тосака молчала. Зенжду его не приняли. Рен подорвал доверие к роду Зенджу. Её сестёр и племянниц больше не зовут в жёны даже самые захудалые маги. - Можем взять его. Он может стать большим человеком. Свои люди нужны даже Ассоциации. Мы хорошо заплатим. - Я согласна. Я сообщу, когда привезу его. С гордо поднятой головой Мана выходила из приёмной. Она и минуты не раздумывала над этим глупым предложением. Пусть сами нянькаются с бездарным мальчишкой. Она ещё молода, и будет богата, Эдельфельты и Бартомеллои щедро заплатят за мальчика, для чего бы он ни был им нужен на самом деле. Супружеская пара провожала её изумлённым взглядом. Не долго. Пока изумление не сменилось презрением. *** Sic transit Gloria mundi. Её разбудил дождь. Она спала под небом. На земле и глине, орошая солью плоть, что лежит в гробах. Четыре холма в одной оградке. И рядом место. Для неё. Она готова. Давно уже стемнело. Дождь давно идёт. О, как она кричала и рвалась. Её держали многие. Друзья отца и матери. Друзья сестры, студенты тётки. Безликие, а те, кто лик имел, остались только на портретах и в земле. По плечам обнажённым с ворота платья чёрного, бежал холод слёз небесных. Землёй окрасился траур её. Спала она сегодня на могилах. Но знала точно, скоро будет спать в своей. *** Телефон разрывался на все лады. Но его было плохо слышно за звуком бьющегося сердца. И лучше от этого не было, ибо скоро и это сердце перестанет биться. Каприда, изящная, словно статуэтка из фарфора, прижимала её к себе. В белом платье с длинной многослойной шифоновой юбкой. Белоснежная фея, обречённая умереть. Она сама в белом. Короткая кружевная ночнушка с длинным облегающим рукавом и глубоким вырезом на груди. Должно быть она кричала во сне, и к ней пришли на помощь. - Не стоит тебе со мной сидеть, есть дела важнее у тебя. Ребёнку мать нужна. Тонкая рука скользнула по спине. - А тебе нужна поддержка. Александра приподнимается, глядя на подругу. - Я в порядке буду скоро. Я пройдусь сейчас, а ты иди. Захватив свёрток из под кровати, женщина выходит из комнаты и спускается на первый этаж. А потом и ниже в подвал. Дверь толкнув, заходит в каменную комнату с бочками у стен. Здесь есть сыр и виноград. И полная кружка пива с завода Айнцбернов. Она будет пить и постигать тайны. - Любопытная вещица. Гильгамеш изучает гримуар из тёмной кожи, лежащий на коленях женщины. - Гляжу, нашёл сам ты это место. Есть в бочонках хоть что-нибудь? - Это пойло пить выше моей чести. Угостить тебя вином из своих запасов? Александра отпивает пиво и морщится. Презрительно всегда относилась она к алкоголю. И если дело доходило, то пила лишь то, что вкус приятный имело. А солод вкусным ей не казался. Влив в себя кружку, она налила в неё грушевого вина. - И где же ключ? Гильгамеш внимательно изучает замок запертый на книге. - Дай нож мне. Протянутый нож в руки даже не берёт, лишь пальцем, и окровавленным скользит по переплёту. И лишь тогда замок отворяется и являет первые слова. - "Он должен пережить меня. Это веха, указывающая Путь, а Путь не умрет никогда. Я расставила вдоль него охранников, вам придется побороть их. Читайте знаки, братья и сестры мои. Ибо даже если враги сразят меня, вместе мы выстоим. Глубоко в Тени прячутся невообразимые тайны. Там наша судьба и наше спасение". - Что там? Спустя полчаса Гильгамеш потерял терпение, наблюдая, как взгляд глаз шоколадных скользит по страницам пустым. - Тайны. Познать которые смогла бы я, жизнь на это бросив. Про силу стужи, тайны Тени, силы боли и мучений. Тайны крови. Секреты первозданной тьмы. Голос Александры звучал не живо, зачарованно. Чуждо. Из красавицы неприступной стала она статуей из льда. Осталась только красота. Без жизни. -Зачем тебе всё это? - Для мести той, что забрала мою любовь. - Не ты ли говорила, что «месть есть признание другого хозяином жизни своей». - Ты прав. Я буду мстить за жизнь свою украденную, убитую. Отберу взамен её я жизнь. *** Что чужое горе для тех, кто сердца не имеет – лишь смех. Университет был так настойчив в своих звонках, а после и угрозах, что Азазель был вынужден стащить её с постели, отмыть и нарядить и с пинка отправить закрывать "хвосты". Должно быть, в ней он сомневался, раз вытащил костюм бежевого цвета с юбкой на две ладони колена выше и топ с баской без рукавов и кокетливым вырезом на груди. Сейчас она, держа в одной руке туфли, носилась по этажам, в поисках своей планшетки с конспектами. Порывисто заскочив в гостиную, женщина резко было сдала назад, застав там спящую малышку, но остановилась. На полу лежала книга. Настоящая. И не абы что, а легендарный «Ведьмак». Поддавшись любопытству, Александра тихо подбирает книгу, вчитываясь в знакомые с детства строки. Хотя чтиво это отнюдь не для детей. И строки, на которых была заложена книга, отличались своей взрослостью. «– Хм… Гуль, дядя Весемир, это чудище, которое пожирает трупы. Встретить его можно на кладбищах, около курганов, всюду, где погребывают, не – погребают мертвецов. В не… некрополях. На местах схваток, на побоищах… – Выходит, опасен он только для покойников, так, что ли? – Не только. На живых гуль тоже нападает. Когда голоден или разъярен. Например, когда идет бой… Много погибших людей… – Что с тобой, Цири? – Ничего. – Послушай. Забудь о прошлом. Оно уже не вернется. – Я видела… В Соддене и Заречье… Целые поля… Они лежали там, их грызли волки и одичавшие собаки. Расклевывали птицы… Наверняка там были и гули… – Потому ты сейчас и изучаешь гулей. Известное перестает быть кошмаром. То, с чем умеешь бороться, уже не так страшно. Как бороться с гулем, Цири? – Серебряным мечом. На гуля действует серебро. – Что еще? – Яркий свет. И огонь. – Значит, с ним можно бороться при помощи света и огня? – Можно, но опасно. Ведьмак не должен пользоваться ни светом, ни огнем. Это мешает видеть. Яркий свет отбрасывает тени, а тени затрудняют о… риентацию. Драться всегда надо в темноте, при свете луны или звезд». Усмехнувшись, Александра бережно прикрывает книгу и кладёт на рояль. К счастью, нынче гули большая редкость. Но суть одна – это падальщики. Но не прочь побаловать себя свежатиной. Как и у любых оборотней сила их зависит от съеденного. Но способность менять форму зависит от возраста и, да здравствуют маги, родовитости. Это может быть как и зверь, так и прекрасная женщина. Или прекрасный мужчина. И огонь, конечно, хорош. Но размозжить голову куда как правильнее и приятнее. Резко тряхнув головой, Александра остановилась. Нет, жизнь её круто поменялась. И, кажется, что в этом теле царствует лишь безумие. *** Ягодицы обожгло тупой болью, отдавшейся звоном в ушах, смешиваясь с похабным присвистом. - Шикарная тёлка. Сжав зубы, Александра искренне старалась не вырвать руки Шнайдеру прямо сейчас и при всех. И пусть жест каждый её – соблазн, но… тёлка? Он искренне считает это комплиментом, способным заставить биться девушку в беспамятстве удовольствия? Единственное удовольствие, которое он способен ей подарить, это сдохнуть где-нибудь долго и мучительно. - Ты любишь Грюндевальд? Александра дёрнулась, когда её по-приятельски хлопнули по плечу. На счастье для наглеца, отношение к нему, вернее, к ней, было нейтральным. - Здравствуй, Аластрайона. Главная ведьма Берлина тепло ей улыбнулась. - Я слышала о твоей трагедии. Жаль. Но это обычное дело в семье магов. Больше тебе стоило бы волноваться, что, судя по происшествиям, твоя бабуля и её Слуга набирают силу. - По происшествиям? - Да ты пропустила пару недель. Слышала про госпиталь Белиц-Хайльштеттен? - Что в часе от Берлина? Где Гитлер-зверь лечился? - И он давно заброшен. Да вот нашли тела там обескровленные. Гозекский круг весь был телами завален, и воды под Чёртовым мостом стали кровью. - То места силы. Но ничего такого я не слышала. И с чего бы это отношение имело к родительнице моей? - Кто ещё в такие времена прибегнет к магии крови? А аргумент ещё такой. Ассоциация не позволяет прессе это публиковать. - Ассоциация крепко держит поводок не только на Войне. Но благодарю, вопросом этим я займусь. Но при чём здесь Грюндевальд? Ирландка широко раскинула руки. - То сердце города. Сокроем мы его от глаз и вкусим силы сердца, устроив праздник ведьм. То будет шабаш. А ты – почётный гость. *** И кто придумал в ночь разгулья брать детей? Девчонка – вылитая ведьма, рыжая и лупоглазая сидела средь деревьев. Не так давно она рыдала. Чудо премилое дитя смутило. В парке были ёжики. Но колючее зверьё так просто не погладить. Но разве может пройти она мимо рыдающего дитя, сейчас носящейся по парку с парой колючих шариков. - Это, конечно, очень мило. Но вдруг они потом не найдут дороги домой? Энкиду нервно покусывал губы, беспокоясь о колючках. Гильгамеш же был занят более приземлёнными вещами – пускал слюни на рубаху. Подумаешь, поймала ежей лифчиком. Зато так теперь свободнее. Тем более, что голубое платье плотно фигуру не облегает. Парк полон свободы. Босоногие и обнажённые, танцующие у костров. То тут, то там слышен цокот копыт и мелькают головы рогатые. Желается включить на планшетке «Бал у князя тьмы» для полного антуража. Из рук в руки передаются склянки с чем-то пахучим или без запаха, прозрачным или чернильно-синим. С чем-то для вожделения или для беспамятства. Единственно что омрачает этот праздник безумства, это память. Память о своей потере, что сжимает горло, не позволяя смеху вырваться из горла, что путает босые ноги, не позволяя танцевать. И радоваться в дни скорби – грех. Но, «Грешу смело и радостно». Какая-то ведьмочка сунула ей в руку флягу. Ранее Александра отметила её. Флягу, а не девчонку. Серебряная и округлая с резными листьями-малахитами. Недолго думая, демиург хлебнула из фляги, и напиток встал в горле. С запахом чернил и мертвечины появилось естественное желание выплюнуть это. Только девка схватила её за руку. - Нет-нет, пей. Всё пей. Фляга прижималась к губам, а иссиня-чёрная жижа с запахом чернил вливалась в горло, приобретая вкус гречишного мёда с дедовой пасеки и маминых пирогов. Вокруг витал запах парфюма, постоянно стоящий в бабушкиной квартире и всегда круживший вокруг Каролины и Мирославы. И над всем этим букетом доминировал вкус крови. А потом фляга опустела. - А ты жадная. - Сама сказала – пей всё. Девушка мило улыбнулась, закрывая флягу. Странно, но вспомнить её Александра не могла. Да и похожа она была на гречанку. Смуглая, с правильным лицом. - Ты не местная. - Горгофон. Жрица Гелиоса. Я из Родоса. Мысленно проведя параллель с жрицей бога солнца и Кастер на пылающей колесница, Алекс напряглась. - Чем меня ты напоила? - Если тебе это нужно, то ты узнаешь. Сделав несколько шагов прочь, Горгофон будто бы растворилась в воздухе. Александра, разрываясь между желанием прибить жрицу и найти какие-нибудь укромные кустики, чтобы освободить желудок от какого-то неясного варева, всё же выбрала второе. Заползая в укромные кусты, Александра нелепо спотыкается и падает на упругую землю, проклиная дьявольское зелье, от которого мутится в глазах. Да так причудливо, что залюбуешься. В небесах над парком так причудливо закручены облака. Словно волны, бьющиеся о скалы острова, который венчает роскошный белоснежный дворец с золоченными коринфскими колоннами. Золото – лавровые сады и плоды на деревьях. Венец в золотых волосах могучего мужа, что даёт поводья женщине с чёрными волосами, облачённой в изумрудно-зелёную прозрачную тогу. Целуя её в лоб по-отечески, взмывают они в небеса. И эта же женщина, с грудью обнажённой, принимает гостей, что прибыли на корабле великолепном. И ведёт их муж могучий, хоть и в летах. И зовут его царём. Царём великой Итаки. И кормит она их досыта. Свининой. Что поступает на столы из спален гостевых. А в следующий миг горло пронзает боль. И видно не чудный остров, а тёмную шерсть твари, что в горло ей вцепилась, а когтями рвёт грудь. И не тварь это, а человек, что вцепился в горло ей, а на руке у него чёрное солнце со множеством кривых лучей, острых, как копьё. А потом она видит снега. И тонкий стан девичий. У неё коса черна как смоль, лицо белее снега и глаза как лёд. Она прекрасна и молода. И имя носит Лебедь. Отец сафьяновые сапоги ей справил, а на платье искусно вышита ярга – знак солнца. Она уже невеста, к ней сватались не раз. Но отец ей выберет лишь лучшего. Тонкие пальцы скользят по браслету золотому с камнями света солнца. Такого нет ни у кого. До дома близко. Но на пути встаёт чужой. Его она не видала никогда. Но ликом этим детей пугают до сих пор. Он чёрен, кожа земляная, борода, усы черны. А в глазах пустота, только белизна луны. Огромен он и тёмен, как и должно богу быть безумства, зла и преисподней. Всего лишь миг, и по воле Чернобога она лежит в снегу. Волосы размётаны по бели, и кровь на губах застыла от ударов. Синяки на персях, кровь на бёдрах, и боль, и унижение. Разодран в клочья наряд богатый, как и честь женская. Но криков в лютующую зиму её не слышно. До утра он истязает тело той, что от измены его жены произошла. Она родит начало поколению от семени его, что проклято Тьмою изначальной. И коль не вымрет вскоре семя зла, то не видать им благодати света. Упившаяся вусмерть Аластрайона пьяно елозит губами по шее. Вот уж воистину правдива разгульность ведьм. А из кустов ближайших слышен зубовный скрежет и мягкий голос Энкиду: - Король мой, успокойтесь. Они же никакие. Скинув с себя никакую ведьму, Александра нетвёрдо становится на ноги. - Идём отсюда. Враг наш силён. Но знаю я его. *** Кассы закрыты и билетов никто не продаёт. Парк пуст и мёртв уже давно. Лишь по воскресеньям водят в него экскурсии. Зачем? Зачем смотреть на памятник упадка? Шпреепарк лет сто назад был назван мёртвой зоной. - Зачем мы здесь? Гильамеш считал своим долгом продемонстрировать недовольство своим пребыванием в столь запущенном месте. Лодочки-лебеди давным-давно выцвели и рассохлись, но только те, что были на суше. Те же, что были в пруду, сгнили и торчали из воды уродливыми корягами. Да и воды не было. Запущенный пруд стал болотом, над которым вились жирные комары. - Господствует здесь смерть, и тем, кто с ней повязан, здесь быть, как воздуха глотнуть после газовой камеры. Вспомнив камеры пыток Батори, Александра вздрогнула. - Но смерть голодна. Это суть самой энтропии – пожирать, уничтожать. Нужны ей жертвы в месте силы. Мы будем ждать. Александра опёрлась на сухой парапет мостика, переброшенного через зацветший пруд. Тёплый весенний ветерок трепал смоляные волосы и раздувал белую блузу с якорями. Прекрасная погода. И по-своему прекрасное место. Тихое, свободное от власти цивилизации. И так завораживающе прекрасен звук бьющейся о берег воды. Боговад так же глядел на воду. Но он скрывался в тени леса от глаз еретиков. Из глаз крепкого мужчины лились злые слёзы, а с губ срываются мольбы. Нет, не их новому молчаливому Богу. А тем, кто оберегал их на протяжении всех времён. Он зрел их лики в водах, куда их, поруганных, спустили. Но несмотря на это его услышали. - Не терзайся, сын мой. Боги живы, покуда в них верят. Прекрасная, вечно молодая владычица зимы стояла у него за спиной. Жрец Мораны преклонил свои колени пред своей госпожой, не смея взирать на неё. Ибо ревнив чёрный бог и карает каждого, кто посмеет посягнуть на его жену. Но слышится ему тихий писк, как пищат голодные котята, щенки или маленькие дети. И госпожа, в платье, расшитом камнями драгоценными, опускается на колени перед ним, протягивая крошечный свёрток. - Боговад, весь род твой веками мне принадлежал и служил мне искренне. Желаю я тебя одарить наградой великой, но и бремя тяжкое на плечи возложить. Я отдаю тебе своё спасение и обещание возвеличивания грядущего. Плоть и кровь от меня произошедшую. Я вопрошаю у тебя, ты сможешь тайны передать о ремесле своём? О силе, власти? Я вопрошаю у тебя, ты сможешь род взрастить великий, происходящий от меня, и далее на всё пойти готовый, чтобы величие своё взрастить и приумножить? Я вопрошаю у тебя, ты тайну сохранишь от всех, спасёшь ли от напастей и голову ты сложишь за продолжение моё? Мужчина трепетно прижимает к груди младенца, недовольно пискнувшего при грубоватом прикосновении. - То величайшая награда для меня, владычица. Я называю её Лебедь. И люди думать будут, что названа она в память о великой матери – Ладе. И знать лишь я буду, что то не белый лебедь, а чёрный. Благосклонно кивнув, мать в последний раз бросает взгляд на своё дитя, ради которого она ломала время, пряталась от мужа. Но и потомство её для неё немало сделает. Да будет так. Тонкие белоснежные пальцы снимают с тонкого запястья золотой браслет с каменьями драгоценными цвета солнца. - Я – мать. И вечно буду рядом. Пусть что-то будет и от отца. - Александра! Громкий вскрик Гильгамеша и его крепкая рука обвивает её талию. - Что стряслось? - Должно быть, ты задремала. Я лишь увидел, как натянулись твои брюки на ягодицах, и ты едва не упала в воду. Хмыкнув, девушка откидывает руку Арчера и отходит в сторону, механически поглаживая пальцем фамильный браслет, оказавшийся такой древностью. - Туда ты только и глядишь. Искупалась бы, не страшно. - Застынешь и не родишь. На миг ему показалось, что спина Александры напряглась. Но тут же она пошла прочь от моста. - Ерунды не говори, меня сразить не так-то просто. Мягкие тенниски утопали в высокой траве, разросшейся в парке. Так чудно дико было в этом парке на фоне цивилизованной и прилизанной Европы. Быть здесь, как глотнуть чистой воли. - Скажи мне, Гильгамеш, Мастер твой вернулся, так почему же ты не с ним? Ведь это война магов, а Слуги нужны лишь для защиты. - И для наполнения Сосуда энергией. Но желание Азазеля касается реального мира, а не какой-то бесполезной Акаши. Но и не за него я сражаюсь. - А для чего? - Развлечение. Коль знакома ты с тем, что про меня писали, то знаешь, что ни в чём себе отказывать я не привык. А бой – такое же развлечение, пусть и с бестолковыми соперниками, но плечом к плечу с другом и с женщиной, что я желаю получить. Хмыкнув, Александра ступает на разломанную железную дорогу в туннеле, шагая по рельсам. Нет, мужчины во все времена были одинаковыми. Что Гильгамеш, что Райн. Оба считают, что после ряда сомнительных комплиментов и собственнических прикосновений девушка обязана сидеть перед ним на коленях с преданным взглядом и вилять хвостиком. Ну и, конечно же, дать во все дыры. Резко остановившись, Александра прислушивается. Что-то неуловимо изменилось. Нет, не стало тише, как это любят вырисовывать в книгах, когда птицы смолкают и прочая пафосная чушь. Ощущалось так остро в этом мёртвом уединении ещё чьё-то присутствие. Резко двинувшись вперёд, покидая тоннель, Александра отметила, что небо окрасилось в багровый цвет. Закат – время силы для потомков врагини солнца. - Они здесь. Воссияв, Гильгамеш облачился в доспех и усмехнулся. Его прельщали битвы полубогов, коей явно была и Кастер. Ему ощущалось, как он вновь и вновь втаптывает в грязь этих возгордившихся божков, убивая их детей. Они стояли на холме, увенчанным один разросшимся древом, прячась в его тени. Кастер держала на руках какую-то девчонку, явно совсем зелёную, тогда как её Мастер что-то вычерчивала на земле. - Я ждала тебя. Выпрямившись, Валентина повернулась к ним. Ей было немногим за шестьдесят, но судя по тому, что выглядела она на сорок с хвостиком, то энергии она попила знатно. Но только ли из своих родных? Она была очень высокой, даже выше Александры, где-то с Гильгамеша. И очень стройной. Валентина не обладала пышностью форм, как дочь и внучка, но фигура её была очень аккуратной. И, как и все до Александры, она была белокожей, с вороными волосами до пояса, спускающимися лёгкими локонами. Тонкие брови разлетались над льдисто-голубыми глазами, а тёмно-алые губы её были чуть более широковаты для того, чтобы считаться эталоном красоты, впрочем, её это мало портило. Одета она соответственно возрасту и статусу – в качественный чёрный костюм, идеально сидящий по фигуре, а на плечи была накинута кружевная шаль. О возрасте намекали лишь суховатые руки и глубокие носогубные складки, да и лёгкие морщинки в уголках глаз. В целом, она казалась куда как менее холодной, чем Алекс, но такой же горделивой. Требовательно протянув руку, как это свойственно любой старухе, считающей, что она прожила своё и знает всё на свете, она довольно заботливо улыбнулась: - Надеюсь, что вы пришли затем, чтобы вернуть мне мой гримуар. Александра почему-то согласно кивнула, а потом резко выбросила руку вперёд: - Взрыв Разума. Александра вложила максимально в это заклятие, надеясь полюбоваться, как мозги Валентины веером разнесутся по холму. Но Кастер… она просто встала на пути заклинания, которое словно впиталось в её одеяние. А потом её стало слишком много. Кастер, в количестве, приблизительно, пятнадцати штук, окружили их и синхронно воздели руки. - Rain of Light. Резко очертив купол, Александра явила ледяной купол, за которым укрыла себя и Гильгамеша. И тут же на купол обрушился залп солнечного света из множества множеств лучей. Выдержать такую атаку было не просто, лёд крошился, а в куполе появлялись пробоины. В глазах лопались капилляры, из носа текла кровь, от напряжения болел позвоночник, покрываясь трещинками, рвались мышцы. И когда купол рухнул, сквозь кровавую пелену Александра увидела блеск металла. Точным движением сверху вниз Валентина вонзила кинжал в сердце жертвы. А в следующий раз отскочила в сторону, уклоняясь от залпа орудий. Александра зло сплюнула кровь. - Девочки стоят дороже мальчиков. Зачем? - Зачем чувствовать в Войне? Ну, жертвы приносить слишком заметно и преступно. А вот загадать вечную молодость будет куда как проще. Да и в Войне выиграть почётно в мире магов. Александра бросила взгляд на Гильгамеша. Некогда у него была та же цель. Но смысл в ней? - Это бессмысленно. Вокруг тебя меняться будет всё, твой мир и время канут в небытие, а ты останешься, чужая для всех, совсем одна. Валентина снисходительно улыбнулась, кивнув Кастер. - Мне не нужен никто, чтобы править в мире, что скоро станет моим. Да, ты ведь любишь играть со зверюшками? Кастер, как показалось Александре, бросила на Валентину снисходительный взгляд и вскинула руку: - Небесная Колесница Гелиоса. Пространство залил ослепляющий свет. Всего на мгновение. А, когда истаял, рядом с Кастер появилась изящная золочённая колесница, впряженная в шестёрку изящных коней, словно светящихся ровным светом. Кирка ступила в колесницу, ожидая пока Мастер её взойдёт следом. - Гильгамеш, не дай им уйти! Когда колесница взмыла в небо, Гильгамеш поднялся следом на Вимане, обольстительно ей улыбаясь. - Я принесу тебе голову твоей родительницы. Александра не успела и моргнуть, как они унеслись вдаль. Впрочем, моргать больше не пришлось. Вспомнив про слова Валентины о зверюшках, Александра посмотрела на появившееся в кругу чудовище, похожее на паука, безглазое и с зубастой пастью. Ощущая болезненное напряжение сосудов, Александра призвала ледяные пики, взрывающие землю с заклятием и само чудовище. То, взревев, бросилось на неё. Место выбрано слишком удачно. Сам воздух питает этих хтонических тварей, а значит, надо убираться. Быть может, вне парка её не станут преследовать. Женщина бежала прочь из парка, не забывая изредка пускать ледяные шипы в надежде, что израненное чудовище перестанет её преследовать. Прямо перед носом, у пруда с мостом, что-то промелькнуло, ломая сам мост. Огромный… скат? Впрочем, это меньшая из бед. Заморозить воду до дна, чтобы там и издох. И ей же пробежать по льду. Но паук никак не успокаивался. А у самого выхода стояла девочка. Та самая, которую немного ранее принесли в жертву. Она мило улыбнулась, и тело её начало преображаться. Осталось лишь лицо. Кожа её сгнила в секунды, а рёбра, разойдясь, превратились в подобие конечностей, позвонки вывернулись наружу, образуя костистый хребет. Органы, потеряв опору, вывалились наружу и чудовище противно завизжало. Остановившись, женщина прикрывает глаза, успокаивая истощённое тело и концентрируясь на подобии жизни, находящейся рядом. - Кровавая Рана. Едва слуха коснулся дикий рёв, Александра рванула вперёд, прочь из парка, надеясь, что они сварятся в собственной крови. Она бежала не разбирая дороги. До тех пор, пока пятка больно не ударилась о камни. Было много огня и цветов. Стриженые лужайки, окультуренные деревья. А впереди мужчина из камня с опущенным мечом. А она от страха и запамятовала, что Трептов-парк тоже на берегу Шпрее. Почтительно склонившись перед воином, Александра зашагала по парку. Окружённая столь величественным местом, но даже здесь её не покидало ощущение опасности. И не зря. От сильного толчка она падает на камни. Кажется, кожа на затылке лопнула и сейчас камень обагрится кровью. Кровью борьбы. Неестественно вытянутое существо с длинными конечностями и чёрной шерстью вцепилось ей в горло. А тяжёлая лапа резко опускается на грудь, разбивая грудину. *** Место было ей непривычно. Громкая музыка, жаркие танцы, бокалы с вином. Доброжелательное общество, от которого так и веяло духом аристократии. Никто не напивался, не распускал рук. Собравшиеся вели светскую беседу. Нередко подходили к её молодому человеку, поздравляя его с хорошим выбором, что вызывало смущение у этого хорошего выбора. - Я выйду проветриться. Молодой человек мягко кивнул, улыбаясь ей. На улице было свежо. Аромат майской ночи пьянил куда как больше вина, примерно так же, как и любовь. - Тебе идёт, Фейв. Дрогнув, храмовница повернулась на знакомый голос, одёргивая короткое синее платье, вышитое серебром. - Что идёт? - Счастье на лице написанное. Брюнетка бросила взгляд на тяжёлое кольцо на безымянном пальце, больше всё же похожее на мужское. Изумруд в серебре. - Как Церкви весть, что их служитель замуж собралась за мага? - Служить Ему можно где угодно. Александра тяжело кивнула. Фейв прикусила губу. Её смущало, что её застали вот такой. Но больше её волновало то, что слухи подтвердились. Голос Александры был сильно хрип и говорила она с присвистом, дышала через раз и держалась неестественно прямо. - Так сильно досталось? - Если бы не вернувшийся ни с чем Арчер не надумал спугнуть чудовище Харпом, в меня попавшем, было бы значительно лучше. Фейв вздохнула. Знаменитое орудие Персея наносило раны, на которые не действовали никакие исцеляющие чары, кроме естественной регенерации. - Мне правда жаль, что так случилось. И твоих родных. - А я правда рада за тебя. Александра была облачена в чёрное платье по колено с рукавами-фонариками, только белое жабо разбавляло это чёрное пятно. А так же прятало разорванное горло. Волосы были собраны в косы, а руки утянуты в сетчатые перчатки. Весь её вид говорил о трауре. - Гильгамеш сильно тебя задел? - Левое лёгкое. Почти рядом с сердцем. Но настроена я на реванш с… бабулей. - Она могущественный маг. - Переживаешь? Быть может, желаешь ты помочь? Вот посмотри, Командные Заклятия у Наблюдателя сильнее, чем у Мастеров. Одно в цене равно пяти. Ты Кастер можешь приказать себя убить. Фейв дрогнула. - Знаешь, Мана на меня нажаловалась, обвинив в проигрыше Тосака. Мне… крепко досталось. В Церкви Айнцбернов считают злом, а потому Война теперь идёт не за Тосака, а против Айнцбернов. - Да, рисковать не стоит. Да и союз их не надёжен. - Что? - Кастер и Валентина идут по одному пути. И конкурент на нём не нужен. Женщины смотрели на звёзды. Разговор шёл тяжело. Должно быть угнетало ощущение того, что он последний. - Ты уйдёшь в Ассоциацию? - Да, там моя любовь. - Тебя он любит. Это видно. - Ох, Александра, я бы хотела помочь, но эти консерваторы… что я могу сделать? - Дай мне одно. Фейв ненадолго замерла, разглядывая изогнутого дракона из меток Командных Заклинаний. - В принципе, ты меня спасла от Семирамиды. И от Батори. И за победу над Валентайном было обещано одно. Протяни руку. Сняв перчатку, Александра вытянула правую руку. Фейв, положив свою сверху, дрогнула. Такой холодной она была. - Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклонятся в духе и истине… Слабое свечение озарило лица, и на запястье Александры появилось пятно чёрного цвета. В нём ей виделся летящий ворон. Вестник смерти. Это знак? - Ты не просто так ведь попросила? - Я всё гадаю. За всю историю Войн победители были, а исполненных желаний – нет. Грешить, конечно, можно на системы несовершенства, но… конец Войны в Фуюки был устрашающ. Фейв повела головой. - Когда-то мама говорила мне, когда была ещё женщиной, а не рабой системы, что важно слушать сердце, оно ближе к Нему, и никогда не обманет… Знаешь, моё сердце говорит, что ты права. - Сердце? Да, возможно. Центр жизни. Прости, но мне пора. - Должно быть сказать мне надо что-то пафосное, в стиле «с щитом иль на щите». Но глупо, да? Александра кивнула. А Фейв опустила голову. - Я понимаю Азазеля. Он желает последние дни провести с семьёй. Просто победи. - Прощай, Фейв. *** - Как глупо метаться было по городу, выискивая их! Злобный цокот каблуков разносился по пустым ночным улицам, косы зло стучали по спине, вторя резким движениям Александры. - Боюсь, что я тебя не понимаю. Гильгамеш едва поспевал за ней. Конечно, он мог использовать свои сверхчеловеческие силы, но что-то ему подсказывало, что силы этой ночью ему пригодятся. - Догадаться стоило мне раньше, что нет сильнее места, чем сердце. И, паразитируя на нём, ты власть над всем вокруг получишь. Проникая в Грюндевальд, Гильгамеш ощутил чужое присутствие, присутствие Слуги. Кастер. Покончить с ней надо было быстро, пока она не успела создать территорию, где всё будет подчиняться ей. На всякий случай заблаговременно призвав Эа и золотой доспех, Гильгамеш желал было опередить Александру, но та резким перекатом ушла в сторону. По доспеху что-то царапнуло, пролетев мимо. Обернувшись, Гильгамеш так и замер в удивлении. - Рул Брейкер? Но он принадлежит Медее. - Ничего подобного. Это символ обмана. И владеть им может любая чародейка, обладающая хитростью. - И бесчестием! Резко поднявшись на ноги, Александра выкинула вперёд руку. Зеленоватый сгусток энтропической энергии сорвался с её пальцев и полетел в сторону Кирки. Но разбился словно о невидимую стену. Кастер презрительно сощурила глаза. - Αερο. Сильный порыв ветра сбил их с ног, протаскивая по земле. Мысленно прокляв и превосходное ремесло Кастер, и Ускоренное Произношение Божественных Слов, Алекс вцепилась в дерево, чтобы её не унесло, ну или не оторвало что-либо. А когда ветер стих, она услышала рычание над своим ухом. А потом пение стали, вонзающейся в плоть. Рукоять меча сжимал Гильгамеш, а лезвие впивалось в белую тварь, напоминающую волка, но туловище было коротким и лапы отдалённо напоминали человеческие руки. - Это должно быть оскорбительно. Ты тоже можешь их контролировать. Но опыта маловато. Вскочив на ноги, Александра кинулась к Кастер. Гречанка стояла с абсолютно скучающим видом. - Это довольно скучно. Ээе: Царство Владычицы. Кастер была абсолютно спокойна. Но за её спиной разворачивалась пустота. Чёрная дыра, затягивающая в себя всё окружающее её пространство. *** Из тьмы и тишины все ощущения набросились сразу. Он ощущал тёплый песок, впивающийся в спину, а кожей лёгкий бриз. Он слышал шум волн и крик чаек. А внутренним сознанием он видел где-то вдали лёд, что сковал пламенное сердце, смоляную черноту и божественное пламя. А совсем рядом он узрел покой вечный, в лёд и черноту облачённую. Перед глазами что-то мелькнуло и Гильгамеш, как что-то назойливое, хватает. И вцепляется в ледяную руку. Открыв глаза, он видит тонкие пальцы, играющие с тем браслетом, что некогда любовнице подарен был. А рядом была она, та скромная жрица. Но сейчас не рубаха из рогоза на ней. А платье великолепное, камнями драгоценными расшитое. - Ты?! - О, так ты очнулся. Рада видеть взор твой ясный. Пальцы сжимаются с силой. Принадлежи рука не богине, то кости бы сейчас крошились. Но то улыбку вызвало лишь на устах богини. - О, ярость твоя похвальна. Тебе она сегодня пригодится. - Я откручу твою башку! - Догадываюсь я. Но гнев прибереги для дела. Выбор предстоит тебе. Твой сон порядком затянулся, мой король. Этот голос снился ему ночи долгие. Все минувшие тысячелетия. Должно быть снится и сейчас. Засыпал он в месте, времени печать хранящую, а проснулся в мире умершем, не жившим никогда. У реки Смородины смердящей, у моста Калинова, добела раскалённого. И стоит он у моста, а по сторону другую она. И нет улыбки лживой, вежливой и почитающей жрицы, поклоняющейся песне. Есть королева царства мёртвого, здесь вечно молодая и прекрасная. - О, царь Урука, твой взор сиятельный потух. Лишь ярость в нём. Не я ли в том причина? Дай угадаю. Два отпрыска у нас осталось. И обе могут прославить нас в веках… коль узнают, что кровь в них и твоя. Одна горда – в тебя, - как и другая. Но жертвенна она и помыслами чиста. Но, коль она взойдёт на трон, то род наш будет пресечён – себя она продолжить не сумеет. Вторая всех, кого на свет произвела, сгубила в жажде силы. Но цель её поистине велика. И коль цели своей она достигнет, то быть царями нам в веках. *** Золотое яблоко больно стукнуло по темечку. Ну что ж, сама виновата. А ещё и пальцы отбила об эту корягу. Дочь Гелиоса на своей территории, и царствует здесь лишь она. Прочие же силой не обладают. Алекс было очень непривычно чувствовать себя пустышкой. Признаться, всю свою жизнь она желала избавиться от давления своего дара. Ощущение, что сила, которой жаждут владеть почти все маги, скорее уничтожит тебя саму, сводит с ума. Что поделать? Смерть – суть её дара. Да пусть бы и Кастер её убила, не играй Валентина столь важную роль. Да, у Азазеля есть шанс. Он силён и обладает даром жизни. Но Валентина была его учителем. От неё он узнал основы магии и корень своего таланта. Течение энергий и природу магии. От неё он почерпнул механизм колдовства. Продираясь через плотные кусты шиповника, роз и редкого терновника, Александра уверенно шла. Должно быть, на смерть. Она встретится с Кастер. И будь что будет. Голени её ободраны колючими кустарниками, и, будь она сейчас в силе, она бы одной каплей крови уничтожила сей помпезный дворец, чей мраморный порог сейчас переступает. Сквозь большие арочные окна в просторную, выложенную цветной мозаикой веранду лился яркий свет. Впервые за долгое время Алекс было тепло и радостно. Умереть сейчас было бы поистине прекрасно. Но не сейчас. Гулкий звук шагов донёсся до её слуха. За малахитовыми колонами мелькнул тонкий силуэт. - Она прячется за твоими стенами? Опасайся, быть может, скоро ты сама будешь её щитом. Цирцея вальяжно отпила из кубка. - Ты смеешь голос издавать в доме, где ничем не обладаешь. Бойся. Ты можешь быть полезной. Или стать свиньёй, которой будем мы пировать, когда Грааль возьмём мы в руки. Кастер махнула рукой в сторону зияющей чернотой небольшой ямки в полу, которая явно была предназначена для костра, чтобы готовить пищу. - Польза это жертва? В итоге я умираю всё равно. - Разница лишь в пользе и достоинстве твоей кончины. Быть может, желаешь ты вина? Да, Кастер уже мнит себя победительницей. Вальяжная, степенная. Но есть у магов старого мира изъян – они уверены лишь в силе дара. Да, это её шанс. Без магии оружие её лишь её тело. Вложив в рывок все силы, быстрее, чем видит глаз, она кидается на Кастер, сваливая ту с ног. Игнорируя боли в спине, вызванные высоким и резким напряжением, она садится на грудь гречанки, нанося удары по лицу. Костяшки быстро сбиваются, но за удовольствием боль не ощущается. Так чудно дрыгается под ней Кастер, так беспорядочно водит руками, не в силах что-то предпринять. Кулаки с силой бьют в лицо. Глаза уже покрыты красной пеленой, а нос был вмят вовнутрь. В горло лилась кровь разбитых губ. Месиво, что было ртом, Кастер распахивала в громких всхлипах, обнажая зияющую пустоту и осколки зубов. Но этого было так ничтожно мало. Уже разбиты в кровь виски и, да, всё ближе цель. Её мозги она размажет по полу. - Кастер! Возглас Валентины донёсся до не почти в одно время, как в неё прилетел кулак Валентины, только сотканный из черноты, скидывающий её со Слуги. - Дробящая темница. Даже сквозь сжимающуюся телекенетическую клетку Александра с наслаждением наблюдала, как обезображенная полубогиня поднимается на ноги, пошатываясь, прислоняется к колоне. И пусть её кости крошатся, она наслаждается отчаянием по опороченной красоте. В руках Кастер появляется склянка с золотистой жидкостью. - Довольно! Я превращу её в свинью. Зажарю и съем. Сняв заклинание, Валентина с презрением бросила взгляд на изломанную внучку, которую за волосы приподняла Кастер, чтобы влить в горло зелье. А потом она услышала визг. Мстящие так просто не сдаются. Валентине стоило бы раздавить её в клетке, а не давать оружие. Твёрдой рукой осколок ребра вонзился в подбородок Кастер. И вот уже всё пространство сотрясается и словно бы раскалывается на мелкие осколки. А за спиной стоял Гильгамеш с Эа в руках. А сами все они вновь были в парке. - Приём старый. Но до сих пор действенный. Гильгамеш игриво прикусил губу, на самом деле маскируя обиду, что в этот раз не ему досталась жизнь Македонского, триумфально взглянул на Алекандру, пальцами вцепившуюся в свой живот. Должно быть ей вновь сильно досталось. - Ты задержался. - У меня была интересная встреча. - Облако Смерти! Отчаянный взвизг Валентины вызвал облако ядовитой энергии разрушения, которое впитывалось в кожу, разлагая её, отравляя кровь. Даже Гильгамеш пошатнулся от боли. Валентина. Как и большинство магов она тщеславна и уверена в своей исключительности и несравненности. Должно быть и этот её финальный аккорд должен был знаменовать победу. Но нет. Сейчас придётся потерпеть. Пальцы, что с силой впиваются в истерзанную плоть и разрывают, проникая вовнутрь. Она, сквозь оглушающую режущую боль, слышит сладостное пение. Нет, не стали. Тот клинок, что питался ею годами, был выточен из кости. Кости самой Мораны. Годами тонкий и острый, напоённый силой, как и любой паразит. И он в умелых руках. А Кастер так близка к Мастеру. Как щит. Обезображенное лицо Кастер изумлённо вытянулось, когда из непроглядного тёмного тумана на неё выскочило полу разлагающееся тело. Эта глупая гримаса так и застыла на её лице. Замершее сердце, пронзённое мечом, знаменовало победу врагов. «Щит» рассыпался золотой пылью, являя Валентину, придерживающую пронзённое плечо и волком смотрящую на внучку. - Я помню ночь, когда дала его тебе. Битва двух взглядов. Да, Валентина, властвуя в семье, всегда знала, что демиург её сильнее. Почти во всём. У неё есть слабости, которых она лишена. - Я тоже это помню. Тот твой поступок навеки изувечил меня. - Реликвия лишила тебя радости материнства. Из рассеивающегося тумана послышалось, как фыркнул Гильгамеш. Не этой… женщине говорить по радости материнства. - Но в этом смысл жертвы. Отдать всё самое ценное, что есть у тебя. Наша цель, заложенная в основе нашего существования, требует огромных жертв. Мне жаль, но я вынуждена лишить вас всех будущего, чтобы кровь наша не переставала течь. - Это признание в любви? Или попытка убедить меня, что твоя вечная жизнь и царствие твоё стоит жизни мною любимых? Нет. Если то любовь, то лишь к самой себе. Она уже слышала тяжёлое дыхание и голодное рычание тех тварей, что призывала Валентина, пока тянула время в разговоре. Она надеялась, что твари смогут сделать с равными богам то, что не смогли ничтожества? Наивно. Пусть опыта ей не хватает. Но ей хватает злости. Развернувшись, она готовится уйти. - Вечных тебе мучений, Валентина. Сейчас она уходит прочь, опасаясь Валентине явить своё торжество. Сегодня она будет плакать, кричать, но торжествовать. Любимые к ней не вернутся. Но будут снится ей так сладостные крики ужаса, рычание, и звуки плоти разрываемые в ночи долгие её. В той жизни, что осталась ей недолгой.