Театр мистерий

Кастер была пятой. Лунный свет лился сквозь распахнутое окно и проникал сквозь полуопущенный полог. Имирес сладко спала в родительской спальне - такая редкая роскошь для детей -, доверительно прижавшись к матери. Малышка и не подозревает, что эта прекрасная, недвижимая женщина, уже никогда не встанет. Сосуд наполнен почти что полностью и человеческого в ней с каждой каплей всё меньше и меньше. Сейчас она спокойно спит, чтобы утром неподвижно смотреть на зелень за окном, освещённую солнцем и, быть может, улыбнуться мужу. - Алекс, помоги мне, пожалуйста. Дрогнув от шёпота, прозвучавшего в абсолютной ночной тишине, Александра плотнее задёргивает балдахин постели и выходит за окликнувшей её Эльзой. Рыжеволосая девушка-гомункул почему-то прошла в спальню Имирес, хотя навряд ли сейчас там что-то требуется убирать. Или стирать, ибо в комнате была и прачка, хотя меняла она постельное. - Какую игрушку, по вашему мнению, стоит взять с собой Имирес? Вопрос очень удивил женщину. У Имирес было много игрушек, дорогих, качественных и красивых. И почти все были любимыми. В растерянности оглянувшись, Александра заметила монстра, восседающего у двери. - А это здесь откуда? Изольда глянула на огромного белого плюшевого медведя. Милая игрушка, по идее, должна была вызвать восхищение у ребёнка. Ну, размеры и в самом деле были потрясающие. Плюшевый монстр мог вполне делить постель с Македонским. - А, Рудгарт привёз из командировки. Из Лондона, кажется. Но это точно с собой взять не получится. - Куда едет Имирес? Эльза собирала детские вещички в чемодан, не поднимая взгляда на женщину и, кажется, по её щекам текли слёзы. - Герр Азазель, после того, как выйдет из сауны, желает с Вами поговорить. Так что с игрушкой? - Куклу новую возьмите, что с чёрными волосами. Она ребёнку точно не наскучила. Тяжело вздохнув, Алекс вышла из комнаты, спустилась на первый и этаж и, подумав, пошла на улицу. В подвале тоже есть бассейн, но рядом с сауной. А ей нужен свежий воздух. Каприда любит эту беседку у самого бассейна. Округлая и плетёная, а внутри вся закидана подушками. Приятно сидеть ночью, любуясь звёздами, слушать ветер и шум воды и босыми ступнями ощущать прохладу. Но на сердце её камень. О чём может говорить с ней Азазель, если не о Войне? - Я знал, что ты будешь здесь. Кивнув мужчине, Александра поднимается на ноги. Учитель кажется ей сейчас таким близким, как никогда не был. Не образцом для подражания, как должен быть настоящий учитель. Соратником, равным. Другом. И сейчас он протягивает ей большой пухлый конверт. - Ты, думаю, не собираешься теперь домой? - Возвращаться не к кому мне более. - Боюсь, планы поменялись. Я договорился с университетом. Экзамены у тебя примут раньше. Практику я уже заверил тебе. Но через два дня ты сядешь на скорый поезд в Санкт-Петербург и поедешь домой. И не вернёшься до начала учебного года. Вместе с Имирес. Думаю, что ей будет интересно в столь красивом и богатом архитектурно городе. Ты не переживай, Ричард поедет с вами. Это было так странно. Азазель говорил так непривычно скоро. Он словно боялся сбиться, струсить или даже передумать. Тяжело сглотнув, и дождавшись судорожного кивка, мужчина продолжил. - Я… я распорядился о своих похоронах. Скорее всего, вы вернётесь после моей смерти. Не хочу, чтобы Ими была свидетелем. Гомункулов я зарядил. На десяток лет должно хватить. Пока Ими не вырастет. Она же наследница влиятельного рода. Но до той поры ты – её опекун. В совете директоров у меня надёжные люди, без денег вы не останетесь. Так что тебе остаётся её только учить, чтобы она была таким же великим магом, как и ты. Азазель протягивает ей вороново перо с серебряным наконечником и ажурным ромбом-брошью на основании. - Я считаю твоё ученичество законченным. Что она может ответить? Да ничего. Лишь опять сдавленно кивнуть и попытаться не расплакаться. В столь тяжёлое время от неё требуется быть сильной, как никогда. Забрав из рук учителя конверт и не сдержавшись, порывисто обнимает своего друга, который после мгновения ступора сам обнимает её. Война не зря названа войной. Она отбирает и калечит жизни. Эта Война лишает её всего, отбирает последних её любимых. Судьба не пожелала быть к ней милосердной и лишить жизни именно её, прекратив разом все мучения. Судьба коварна, она оставляет её страдать без близких, на руках с ребёнком, который так же лишён всего. Вот он - суррогат счастливого материнства, бывший для неё несбыточной мечтой. Но она верит, что найдётся тот, пусть даже это будет не она, кто сможет обмануть судьбу. *** Её не покидало ощущение, что «родные пенаты» она видит в последний раз. По правде говоря, грусти она по этому поводу не ощущала, а даже какой-то восторг. Она вдоволь наобщалась с местными мразями, которые с пелёнок не вытаскивают золотую ложечку из рта. Нет, здесь много и достойных людей. Та же Сита, что успела стать ей довольно симпатична. Пожалуй, правы те, кто считает, что красота – это проклятие. Те, кто считает, что им дозволено всё, к этому «всё» причисляют и право срывать бутоны красоты и невинности. Ничего не меняется со временем. Что право первой ночи королей, что европейские традиции «снятия пробы» или венецианские развлечения аристократии… сегодня как никогда ранее она боялась находится здесь. За спиной хлопнула дверь кабинета и щёлкнул замок. - Привет, Лекси. Тебе идёт сиреневый. Оправив подол короткого, но самого обычного платья, и поморщившись от слащавого «Лекси», демиург повернулась к вошедшим. Да, сегодня она ощущала сальные взгляды на себе. Не впервой конечно. Финальный аккорд явно парням пришёлся не по душе, и перед окончанием года они явно возомнили себя самцами. Тупые гамадрилы. - Говорят, ты сдала все экзамены. Успешно? Быстро пробежавшись по пятерым шкафообразным фигурам, Александра опустила взгляд на планшетку. Она справится. Но она в ярости. Будет шумно. - Считаю я не позволительным экзамены сдать плохо. - Это надо отметить. По-взрослому. Парни, чур, я первый. Александра изогнула бровь. Он так уверен, что ему дадут? И не ждёт, что хрупкая женщина будет защищаться? Наивный дурак. Пальцы коснулись планшетки, усиливая звук на музыке, так любимой матушкой, из начала прошлого века. Вечная битва Света и Тени На сцене Театра древних мистерий Блики на каменных ликах богов В руке у Фемиды чаши весов. Она успела заметить удивление на лице Райна. Ровно за секунду до того, как тяжёлый стул прилетел ему в лицо. Тому, кто стоял с краю слева, прилетело коленом в пах. Нет, Александра не чуралась грязных приёмов. И, по правде говоря, она желала бы их убить. Да за ту же Ситу. Приложить головой об угол шкафа, и с ними покончено. Но так они не будут мучится, а потому следующий удар пришёлся по роже, и когда враг рухнул, каблук туфель с силой опустился на пах. В городе мёртвом тлеет пожар Из лабиринта не убежать Дым к небу рвётся, в воздухе гарь Сердце не бьётся, ступаешь за грань… А потом быки проснулись. Под вой покалеченного, ближайший, со всей силы бьёт женщину в живот, а потом, согнувшуюся, вздёргивает за волосы. И тут же получает в нос кулаком. Усилив себя, Александра со всей своей яростью ударяет противника в солнечное сплетение. А после наслаждается треском сломанной грудины и кровью, выступившей на губах. Души, как псы, воют, ищут приют Вся жизнь за мгновенье промчалась в бреду Луч света так близко – коснись же рукой Но пьёшь воду Стикса ты в жажде слепой. Стайка девиц, пролетавшая мимо кабинета, и слышавшая громкую музыку и какую-то возню, игриво хихикнули, посчитав, что кто-то из нерадивых студентов сдаёт экзамены, так неумело конспирируясь. Правы они были лишь отчасти. Таинство то было не актом страсти, а ярости. Белые крылья, чёрные крылья В танце неистовом вдруг закружили Вечная битва Света и Тени На сцене Театра древних мистерий Театра Мистерий! Театра Мистерий! Глаз заплыл. Четвёртый был гибок и скор и обладал хорошо поставленным ударом и теперь Александра могла по праву называть себя «Терминатором», сияя алым глазом. Только более совершенной моделью. Не прямолинейным «танком», а ассасином. Резко уйти вниз и широким движением подсечь ноги, а потом свалить на прыткого «Джеки Чана» шкаф с книгами. Строка некролога – краски поблекли В серых руинах душное пекло Траурным маршем мир оглушён В сраженьи с Судьбой Смертный просто смешон. Отфыркиваясь от крови, она едва успела повернуться к последнему. Но град болезненных ударов по корпусу всё равно она получила. Они все напоминали ей овец. Они никогда не сбиваются в стадо против хищника. Они радуются, что напали не на них. Но напрасно. Старше вселенной сцена Театра Ты нем и бездвижен в жутком спектакле Камень надгробный – вот пьедестал Рушатся стены, вокруг пустота. Уклоняясь от удара, Алекс перехватывает за руку последнего бойца и широкой мельницей через плечо выкидывает его в окно. Благо, второй этаж, но, ой-ой, это уж точно может привлечь внимание. А ведь это верная шестёрка Райна, следующая за ним, словно на привязи. В ярости даже имя его забылось. Аплодисменты… Фантасмагория… Падаешь камнем в пропасть агонии Драмы итог, точно пуля в висок Над сценою дрогнули чаши весов В воздухе блеснул металл, а после повис визг, когда Алекс заломила руку с ножом в руке Райна. - Пикни только, и я тебя порежу. - Я тебя посажу! Мои родители тебя уничтожат! - Я слабою прикинусь, и никто тебе не поверит. Не может же женщина пятерых одолеть. И местью то покажется обиженных мужчин, которым поиграться не дали. А обидели вы многих, и многих будут искать. Но не меня. Райн визжал, так мерзко и противно. Кажется, она выдернула ему руку из сустава. Но даже тогда он не замолчал. И тогда, последнее что она запомнила, был первый удар в пах. В дверь постучали, и явно не в первый раз. Механически опустив ногу, Алекс отметила, что светлые джинсы Райна пропитаны кровью. Сам насильник лишь едва-едва дышал, а из глаз лились слёзы. Демиург спешно хватает свои вещи, вскакивая на подоконник. - Не печалься, детка. И на тебе кто-то женится. Она выпрыгивает из окна, прямо на так удачно подстеленную живую подушечку, у которой так сладостно запели сломанные рёбра под её ногами. А потом она бежала, наслаждаясь отголосками криков в голове и песни: Театра Мистерий! Театра Мистерий! На сцене Театра древних мистерий… Театра Мистерий! Театра Мистерий! Она вбежала в «Шарите», игнорируя возгласы дежурной, по поводу не самого здорового вида женщины. Но ей было плевать. Она вбежала в палату Ситы и порывисто поцеловала приятельницу в щёку. Индуска робко улыбнулась, приоткрывая глаза. И ужаснулась виду подруги, которая уже шептала ей на ухо. - Я расписала Шнайдера и его шестёрок так, как они того заслужили. Сита робко улыбнулась. - А у меня в сентябре свадьба. Буду рада тебя видеть. Александра улыбнулась, хотя губы ужасно тянуло. Но в голове звучало «нет». - Будь счастлива, Сита. *** - Я тебя ненавижу. - И это радует меня. Александра собирала вещи. Только самое необходимое, бельё, средства гигиены и самые функциональные вещи. Всё было дома. Дома, которого больше нет. Тёплая ладонь опустилась на плечо, оглаживая. Так странно, это их первый разговор после победы на Кастер. Он наблюдал, и сейчас был непривычно тих. - Ты груба. А, быть может, это наша последняя встреча. Щёлкает замок на сумке. Она готова уйти отсюда. И вернуться уже в другой, одинокий мир. - Скучать будешь? - Я завидую твоему отцу. У него была идеальная дочь. Сильная, смелая и умная. И которая любила его. А ещё я завидую Имирес, у неё будет замечательная мать, которая вырастит её сильной. Я завидую. И ненавижу. Гильгамеш резко приблизился, намереваясь поцеловать женщину, но остановился, ибо та отстранилась. - Поцелуй на прощание? Она долго холодно смотрела в пламенные глаза. И выражение это осталось неизменным даже тогда, когда она крепко обняла его. - Было честью сражаться с тобой, Король Героев. Гильгамеш перебирал чёрные волосы, находясь в какой-то только ему известной задумчивости. - Я бы желал такую дочь как ты. Или такую же мать для своих детей. *** Устав вертеться и изучать новое пространство вокруг неё, Имирес уснула, свернувшись калачиком под тонким одеялом. Разрумянившееся дитя блаженно спало, а луна серебрила её волосы, делая ещё больше похожей на херувима. Мерный стук колёс, читающий газету Ричард на соседнем месте в купе. Может показаться, что она уезжает в новую жизнь, где у неё вновь есть дед, и есть дитя. Жаль, что в прошлом остаётся очень много светлого. Опороченного. - Скоро граница, я отойду, Ричард. Не отрываясь от газеты, гомункул кивнул. Раз даме надо посетить уборную, то пожалуйста. Тем более, что досмотр на границе может затянуться. - Вот и всё, да? Алекс вздрогнула, оборачиваясь на знакомый ей голос. Энкиду, всё такой же уютный и домашний, с мягкой улыбкой. Но только в глазах его застыла печаль. - Да. Это конец. - Мне придётся сражаться против своего короля. И друга. - И за своего Мастера. Энкиду взглянул в окно, на пролетающие деревья. - Нет ничего хуже неволи. Я бы даже пожелал, чтобы Война шла вечно, и не вставать против своего царя. И чтобы ты не уезжала. - Это в любви признание? Улыбнувшись, Энкиду поглаживает Алекс по щеке. - Да, ты мне очень нравишься. Но в любви признаться должен был мой царь. Хоть и не в его традициях это делать. Я видел его взгляд. Так смотрит он на редкое сокровище, что должно принадлежать ему лишь. - Как на собственность. - И такой любви есть место. Александра аккуратно берёт лицо голема в свои ладони. - Ты обоготворяешь в нём всё. Но лик ты взял её – Шамхат. Той жрицы, что первая была с тобой, и идеалом для тебя является она. Красавица, с волосами, что будто светятся светом лесной тени. Мягко улыбнувшись, Энкиду привлекает женщину к себе, мягко обнимая. Должно быть это обаяние его природное, что так спокойно ей в объятиях его. - Прощай, Энкиду. - Прости. Острая боль пронзила бок девушки, а узкая ладонь, легла на губы, не позволяя ей выдавить и писка. Рука Лансера обратилась пикой, сейчас впивавшейся в её тело. А потом был скрежет, такой, будто рядом Церберы готовились вонзиться в её плоть. Когда Энкиду усаживал её в коридоре купейного вагона, поезд сходил с рельс. Сквозь скрежет и крики она едва разглядела мятные пряди и их владельца, что шагнул в купе. В её купе. А после была лишь темнота. И как долго она была? Она ощущала липкую кровь на своём теле и запах пота, дыхание и холод ветра. А ещё с ней рядом кто-то был. Она слышала хриплое дыхание, что свойственно псам. Раны на шее болезненно заныли. Она вскочила ровно за миг до того, как тварь обрушилась на то место, где она лежала. Болела рана, нанесённая Лансером, голова кружилась от удара и путались ноги. Но не случайно же всё это? Тварь, что так похожа на собаку, вновь к ней кинулась, но пала, подстреленная. Из одного покорёженного вагона выскочил Ричард со стареньким кольтом в руках. Гомункулы куда как более живучи, чем люди. Даже старый Ричард. Старик находился в отличной форме на самом деле и единственное, что его сейчас могло беспокоить – разбитая бровь. Но тварь восстала, за секунду стягивая рану и выпуская рёбра, образуя странную смесь дополнительных конечностей с щупальцами. Она ранена так кстати. Лишь из крови собственной возможно щит сотворить, о который разбивается создание не доброе, что Ричарда закрыл. А нити тонкие, что из крови сотканные, что Струнами она зовёт, тело твари обвивает, желая ими задушить, разрезать тварь, извлечь мелодию на Струнах смерти. А вдали уже разносится визжание сирен, людей в машинах к ним на помощь спешащих. Свидетели магам ни к чему, и до той поры, всего за миг, как Струны стянутся на теле, чудовище, напружиниваясь, ускользает из объятий смерти и мощным прыжком ускользает прочь. - Не говори мне, что этот ад и гуль не связаны! - Фройляйн, госпожу похитил Лансер! Оглушающий миг. Взгляд отчаянно скользит по всему, что есть вокруг. И пару капель чёрных и зловонных он выцепляет на земле. - Не верю я, что Лансер связи с монстром не имеет. Найти мы сможем их. *** Кровь провела их через округ Трептов –Кёпеник, в район Рансдорф. Идеальное место для того, чтобы скрыться. Множество водоёмов, лесных массивов, окраина города. Да, и Трептов-парк рядом. Совпадение ли? Они продирались через очередной лесок, через который их вела кровь создания тьмы. Много раз они натыкались на какие-то землянки, заброшенные дома, несколько раз путали лес с запущенным садом. Рансдорф близок к природе как ни один больше район столь развитого города. Дрогнув, капли упали за землю, знаменуя конец пути. Недоуменно осматривалась Александра в сплошной темноте, пока Ричард не толкнул её. - Смотрите. Оказывается, там была дорога. И по ней ползком пробирался знакомый ей старенький мерседес, из которого выскочил разъярённый Азазель и встревоженный Фабио, который явно привёл их сюда, на запах Имирес. Их. Потому что из машины, едва держась на ногах, вышла и Каприда. Опираясь на мужа, она вошла вместе со всеми в дом, что в темноте показался огромным деревом. Старинный особняк, напоминавший башню, с высокими и острыми шпилями, из серого гранита и с высокими окнами. Должно быть, там светло. Но, заглянув в открытые двери, и увидев сотни горящих свечей, Александра как никогда ясно поняла, что если тьма где-то поселилась, то никаким светом её не вытравить. - Чем обязан визиту столь высокородных гостей? Не сдержавшись, Александра хлестнула себя по щеке, ибо глазам она не верила. На верху лестницы, из тьмы, выступил Рудгарт Вернер. Да-да, тот самый неудавшийся ученик Азазеля. - Наша дочь здесь! Верни её немедленно! Мужчина нарочито медлительно поднял правую руку, разглядывая на ней замысловатый узор из изогнутых, острых линий, собранных в солнце. Да, последний Мастер, Мастер Лансера – Рудгарт Вернер. - А что я получу взамен? Мне выгодно оставить девочку себе. Последняя наследница рода. Она вырастет, её можно будет взять в жёны, и я стану не каким-то отребьем, а представителем могущественного рода. Глаза Азазеля метали гневные молнии, побелевшие губы, дрожа, разомкнулись. - Такого как ты, ни одна уважающая себя семья даже не порог не пустит. Горло ужасно ныло. Вот чего желал Рудгарт. Гуль – отщепенец. Пусть и явно не первого поколения, но для всего магического мира это падальщики – отщепенцы. В его положении вполне логично желать возвысится. Быть может он изначально желал проникнуть в дом Айнцбернов, чтобы очаровать маленькую наследницу, с детства быть ей другом, а потом и любимым. Но он опоздал. И тогда, в Трептов – парке. Было ли это выплеснувшимся желанием мести? И знать о магических ритуалах мог не много. Но участвует в Войне. Три рода-основателей, участник от Ассоциации, а остальные – по остаточному принципу. Азазель, Дайкенджи, Сарареги – представители великий домов. Изабелла не относится ни к основателям, ни к Ассоциации. Валентайн прибыл против воли Ассоциации - слишком высоко его искусство, чтобы рисковать таким магом. А Валентина тем более участвовала за себя. Неужто у некоторых в Ассоциации такие проблемы, что им пришлось пустить к себе гуля? - Ситуацию можно решить довольно просто. Прикажи своему Слуге убить себя и отдай мне Грааль. - И где гарантии, что ты и после не попытаешься испортить жизнь Имирес? - А их нет. Но разве тебе будет до этого дело? Пусть с этим разбирается её опекунша. Хоть род её идёт с Эпохи Богов, но она смертна. Но кровь её… столько силы в ней. С удовольствием её сожру. Мысленно вопрошая себя «какого хрена», Александра выскочила в холл, выкидывая вперёд руку с замершим на кончиках пальцев сгустком энергии. - Взрыв Разума! И ничего. Гуль так и стоял. Он даже не дрогнул, ни от боли, ни от неожиданности, лишь утомлённо вздохнул. Гуль оказался магически имунным. - Раз не хотим по-хорошему, то... Правом, данным мне Командными Заклинаниями, я приказываю своему Слуге – Лансеру убить Арчера и обеспечить мне победу в Войне. Энкиду материализовался перед Гильгамешем, который до этого незримо находился рядом, намереваясь пронзить ему грудь копьём. Но твёрдая рука царя перехватила древко, отводя удар в сторону, позволяя ненадолго столкнуться взглядами. - Друг мой, я не могу противиться. - Скоро ты будешь свободен. Азазель широкими шагами приближался к чудовищу. - Ты не маг, а потому сделать мне ничего не можешь. А в следующий миг ему пришлось отскочить в сторону. Гуль - оборотень, удлинив руку и изменив её в щупальце с шипами, нанёс удар. - Но я живуч. И магия на меня не действует. - Раз я не могу воздействовать на тебя, это не значит, что я не могу воздействовать на пространство! Александра наблюдала, как Азазель прикладывает руки к полу, а на верху лестницы из пола вырастает кулак, ударяющий Рудгарта в челюсть, отправляя в недалёкий полёт. Но ненадолго, ибо под ним вырастает колонна, впечатывающая его в потолок. А потом из каменного пола медленно, но основательно, как и всё созданное Айнцбернами, вылепляется каменный голем. Он огромен и едва-едва помещается в холле, тесня двух сражающихся Слуг к выходу. На юрком Энкиду нет ни царапины. Но на Гильгамеше множество ран, которые он, закованный в доспех, пропускает. Но даже тогда он не нападает на любимого друга. Отходя в сторону, дабы дать место голему, нападающему на озверевшего гуля, Александра ощущает лёгкое прикосновение угасающей Каприды. Аккуратно приподняв невесомое тело, Александра выносит её на порог, под звёздное небо. - Александра, я хочу, чтобы ты услышала моё последнее желание. Гомункул едва-едва касается щеки женщины и рука её падает. Говорить она начинает с большими паузами, а серебряные глаза её заволакивает смертная пелена. - Я хочу, чтобы Ими не жила под гнётом этого монстра. Я желаю ему смерти. Но перед этим пусть он познает отчаяние. Пусть Лансер умрёт. Прекрасная кукла сложила руки на груди. Она будто бы спала. Только дыхание становилось всё реже и реже. Да, этой ночью всё закончится. Она положит жизнь, чтобы исполнить последнее желание своей госпожи. Коротким приказом Энкиду уничтожает голема. Обернувшись на грохот камней, Александра оценивает обстановку на поле брани. Азазель даже не запыхался. Сейчас ему остаётся сражаться только ради дочери, и в глазах его звериная ярость, ничем не отличимая от той, что в глазах Рудгарта. Но тот в восторге. Кровь и страдания. Вот то, к чему стремится его чёрная душа. Он помят и избит. Но пока только рваная щека – вот его единственное ранение. Кровь стекает по его лицу. Знает ли он, что для своих врагов припас оружие? Все годы, что он кормился на этих землях, кладбище и кухню он обустроил в подвале. Как яма Зокена, кишащая червями, здесь весь подвал его был усеян костьми и залит кровью. О, взор его был так изумлён, когда кровь, сочащаяся из раны, вопреки всем законам физики, не вниз текла, а вверх скользнула по лицу. Кровь сочилась через щели в разбитом полу, скользила по стенам, капельки собирались в струйки, сплетаясь в завивающиеся потоки прямо в воздухе, стремясь вверх, чтобы обрушится. - Лансер, приказываю тебе Командным Заклинанием, убей Алекс! О, да, всё верно понял он. Кроме того, что видела она его сердце. Мученица скопировала бой его. Сработало то на Зокене, сработает и на нём. Но не простой кинжал сейчас в руках убийцы. И воссиял под ногами знак – Хранитель Жизни, сотворённый Азазелем. «Прости, учитель» - взгляд её сказал. И вот копьё пронзает её грудь. Пусть больно ей, но нет ни крика или стона. Только слёзы на ресницах. А за спиной кричит тот, кто зло принёс им, падая, борясь со смертью. Гильгамеш глаза прикрыл в бессильной скорби. Мятные глаза потемнели до малахита, окрасившись виной. Лишь мягкая улыбка была ему ответом - поддавшись вперёд, оставляя на древке след кровавый, его она руками обвила. И рухнул водопад за её спиной кровавый, но форму иную обретая. И вот кровь сорвалась и с белых губ. Льдовым став копьём, кровью Александра через себя Лансера пронзила. Рухнув на колени, Александра видела, как золотом истаивает тело Слуги шестого, и как заполнившийся Сосуд себя явил. В последний раз, через окно, взглянув на небо, неба не увидела она. Дыра. Там было всё черно, в том, что называть могли тоннелем, что соединял с магическим кругом Высшего Грааля. Его внутренний облик, что выкачивал энергию из духовных жил на протяжении столетия. И сейчас заполнен был до краёв душами шести Слуг. Но стоило ли оно того? Она знала, что Азазель сейчас скорбит по ней, остался только миг, и заклятие истает, оборвав её жизнь. А Гильгамеш, очарованный Граалем, такой ценой полученным, уже желает использовать его. Быть может, цель его благородна или безобидна. Но ошибку Киритцугу повторять она не будет. И у неё есть только миг. - Правом Наблюдателя велю я властью Командного Заклятия тебе, Арчер - уничтожь дыру. То одно, что стоит пятерых, истаивает с тела вместе со светом Хранителя, отпуская душу из тела. И мёртвый взгляд уже не видит зарева золотого от распахнувшихся Врат Вавилона. Не видит она уже сотен орудий, рвущихся ввысь. Не видит она и перекошенного в гневливом отчаянии лица Слуги, что уже был готов загадать своё желание.