***
Через час Йен остановил машину возле бара «Алиби». Микки поцеловал его в щеку и вышел из машины. Он помахал на прощание Йену и вошел внутрь. — Микки, у нас там, наверху, маленькое ЧП, — тут же выпалил Кевин. — Блять. Света там? — спросил Микки. Кев протянул ему бутылку пива и кивнул головой. Микки сделал глоток и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Тут же на него обрушился поток непонятных слов на русском. Микки закатил глаза. — На нашем, блять, говори. Я в душе не ебу, что ты там несешь.***
Йен закрыл дверцу шкафчика. Его смена должна была начаться через 10 минут. Он посмотрел в зеркало, поправил волосы и покинул раздевалку. Впереди восемь часов работы, во время которой ему нужно будет не просто оказывать медицинскую помощь, но и спасать жизни людей. И каждый раз он будет вздрагивать, отвечая на очередной вызов, от мысли, что сейчас диспетчер назовет адрес дома его семьи или адрес «Алиби». Паника не отступит, пока он не убедится своими глазами, что потерпевший — не один из его любимых и родных людей.***
Микки спустился на первый этаж. Кев открыл бутылку пива и поставил перед ним. Милкович забрал бутылку и отправился в дальний угол бара, за «свой» стол. На часах было четыре часа дня, а это значило, что через полтора часа Йен будет ждать его возле бара. За два глотка Микки осушил бутылку и отодвинув её на край стола, поднялся и направился к барной стойке. — Еще пива? — спросил Кев. — Нет. Дай мне листок и ручку, надо кое-что написать, — ответил Микки. Кев удивленно посмотрел на него, но заглянул под стойку и вытащил оттуда тетрадь и карандаш. Микки вырвал листок, взял карандаш и вернулся к столу. Он покрутил карандаш в руках и принялся на написание письма, обдумывая каждое слово.***
Йен припарковал машину у «Алиби». Он редко забирал мужа с, так называемой, работы, но сегодня утром ему почему-то захотелось это сделать. Йен вышел из машины и вошел в бар. Микки сидел на своем месте. Йен поздоровался с Кевом и направился к Милковичу. — Мик, ты готов ехать? — спросил Йен. Микки поднял голову и растеряно посмотрел на Йена, одной рукой накрыв листок бумаги. — Через несколько минут, — ответил Микки, продолжая смотреть на Йена. Он ждал, пока второй отойдет, но видимо, Йен не мог прочитать его мысли. Микки вздохнул и потянул листок вниз, сложил его вдвое и спрятал в карман джинсов. — Поехали.***
— Йен, можно тебя кое-что спросить? — Микки отодвинул пустую тарелку. — Да, конечно, — ответил Йен. — Почему ты не взял мою фамилию? — нерешительно спросил Милкович. На самом деле, этот вопрос мучил с того дня, когда они занимались лицензией на брак. Тогда это не обсуждалось и Йен оставил свою фамилию. Йен поперхнулся макаронами: — Что? — Почему ты оставил себе фамилию Галлагер? — повторил Микки. — А почему ты не взял себе мою фамилию? —ответил ему Йен. — Потому что предложение делал я, — сказал Микки, — и из нас двоих ты больше на бабу похож. — Спасибо, Микки, — с ноткой обиды ответил Йен. — Забей, Галлагер. Микки поднялся из-за стола, поставил тарелку в раковину и, не сказав не слова, пошел в спальню. Он достал недописанное письмо и продолжил изливать душу клочку бумаги. Закончив мыть посуду, Йен уселся перед телевизором. Письмо, написанное на работе, лежало на столе перед ним. Йен решил прочесть его еще раз. Но рука потянулась к ручке, которая со вчерашнего вечера лежала на столе, чтобы дописать всего лишь одно предложение. Микки лежал на спине, докуривая сигарету. Лист бумаги лежал возле него, слегка помятый, и в каждой строчке он делал по несколько исправлений, а то и вовсе зачеркивал её. Глаза слипались и противиться этому становилось нереально сложно. Микки затушил сигарету и потер переносицу. Возможно, немного сна не помешает. С этой мыслью Милкович закрыл глаза и провалился в сон. Йен выключил телевизор, взял с собой письмо и пошел в спальню. Он приоткрыл дверь и увидел спящего Микки. Йен подошел в кровати и сел на пол. Он осторожно погладил Микки по щеке и хотел уйти, но заметил лист бумаги возле Микки. В следующий момент он уже читал, не в силах оторваться и замечать ошибки Милковича. Галлагер, тебе не надоело быть таким милым? Особенно, когда спишь. Еще не хватало, чтобы ты слюни начал пускать на подушку.Блять, долбанный плюшевый мишка, о котором мечтают все телки. Так и хочется привязать тебя к кровати, кормить, поить и одевать, чтобы ты вообще никуда не выходил. Я бы обнимал тебе, целовал и, иногда, пытался бы тебя удушить, потому что ты — это ты. Галлагер, ты точно не доживешь до старости, если и дальше будешь такой «лапочокой». А теперь мне от самого себя противно. Спасибо, Йен. Я ужасно по тебе соскучился, пока спорил со Светой. Ты там жизни людям спасаешь и все такое, а я пью пиво и, неохотно, но учу матерный русский. Мне даже хотелось вызвать скорую к «Алиби», что бы увидеть тебя. Но за ложный вызов положен штраф, а денег и так мало. Так что, пришлось ждать до конца твоей смены, когда ты приедешь и заберешь меня домой. И знаешь, что? Меня уже, внатуре, тошнит от самого себя. Спасибо, Йен. Хотя, я же, вроде, не должен лгать, по этому, признаюсь — мне нравится, что ты отвозишь меня на работу, а потом забираешь. Тошнить не перестает, но и плевать. Ты хорошо смотришься за рулем нашей машины. Но почему бы нам не купить новую? Через год, например? И, кстати, тебе не больше идет твоя фамилия. Ты думай, что хочешь, но ты будешь Милковичем. Да ты уже Милкович, осталось только задокументировать (слово сложное, так что не заставляй меня повторять дважды) это. И еще, я люблю тебя, ЙенКлейтонМилкович. — Понравилось? Голос Микки вернул Йена в реальность. Рыжий слишком сильно сжимал бумагу, от чего на ней появились новые вмятины, только теперь они повторяли форму его пальцев. Микки подпер голову рукой и все еще сонными глазами смотрел на Йена. — Очень. — Йен присел на кровать рядом с Микки, нагнулся и легко поцеловал его в губы. — Теперь твоя очередь. Йен протянул письмо мужу. Микки вздохнул и откинулся на подушку, протягивая руку. Йен вложил бумагу ему в руку. После этого он вышел из комнаты, оставляя Милковича одного. Микки дождался, пока дверь закроется, и потянулся за сигаретой. Он щелкнул зажигалкой, вдыхая горький дым. Сон уже полностью отступил и Микки принялся читать. Микки, никогда больше не смей меня пугать. Никогда! Я думал, что сверну себя шею, пока бежал утром к тебе на кухню. Я думал, что ты палец себе отрезал или чего хуже. Гребанное масло, оно сделало тебе больно. А только я могу делать тебе больно. Но если я сделаю тебе больно, то возненавижу себя. Хорошо, что не останется ожога, ведь он служил бы напоминанием, что я не уследил и не уберег тебя. Сегодня был на вызове возле супермаркета на НорсХарбор. Парень был похож на тебя: черные волосы, развитая мускулатура. На секунду мне показалось, что мое сердце не выдержит напряжения и просто взорвется, ведь сначала я не видел его лица. Когда я подошел ближе, я вздохнул с облегчением. Тот парень лежал, практически бездыханный, с изуродованным лицом и кучей сломанных костей. Хотелось бросить все и всех и мчаться в «Алиби», чтобы просто обнять тебя и убедиться, что ты живой и без единого ранения. Я знаю, что тебя бесит моя гиперопека и сверхволнительность, но это же не спроста. Ты всегда найдешь проблемы на свою замечательную попку. А еще, нам нужно купить продукты. Да, раньше мы делали это по очереди, но я думаю, что нужно хоть раз сделать это вместе. Нам необязательно целоваться на людях или держаться за руки, но так мы проведем больше времени вместе. И даже не думай со мной спорить. Я не отступлюсь от своего решения! В конце концов, я тоже мужчина в этом доме, и имею право решать, что нам делать. Мик, я люблю тебя. И я обязательно скажу это еще несколько миллионов раз.Твой Йен Милкович.