***
— Вот вы где, — мягко приземлилась рядом со мной Свирь, обдав волной морозного воздуха. — Хоть бы коротыша кинули. Левая бровь Муракумо вопросительно изогнулась, а сама девушка так и не оторвалась от кофейного коктейля. — Локальный имперский жаргонизм, — пояснил я, как более опытный в общении с рыжей красотой. — В англоязычной сфере это SMS, у русскоговорящих — «короткое сообщение», оно же КС, оно же — коротыш. — Именно так, — кивнула Карина, оперативно просматривая меню на наличие новинок. Найдя искомое, вбила заказ и только после этого осмотрелась. — Пусто тут как-то… Я хмыкнул: — По казармам да комнатам все сидят, жопки боятся отморозить. Свирь качнула головой: — Я бы на твоём месте не говорила за всех. Тут пришла моя очередь вопросительно поднимать бровь. — Грейс утащила Спику и Тихоню на пробежку вокруг парка, Катарина полощет мозги инженерам в оружейке, где остальные — не знаю, но точно не в общаге. На дисплее меню появилась отметка о готовности заказа и Рина, выпутавшись из шинели, отправилась забирать горячее. Вернулась быстро, неся поднос с пузатой стеклянной ёмкостью, судя по цвету и плавающим внутри фрагментам, с отваром цветочного чая и шиповника с лимоном; там же на широком блюде покоилась внушительная горка выборгских булочек, так и пышущих жаром и аппетитным ароматом горячего персикового варенья. Вот тоже забавный факт в обслуживании: персонал кафетерия, видимо, имеет какой-то допуск к личным делам учениц, или же тут работает какая-то экспертная система, отслеживающая вкусы и предпочтения каждой Девы, и на основе этого составляющая вариации пищевых добавок. Камилла, например, хоть и полюбила впервые попробованное здесь варенье, но те же булочки лопает исключительно с джемом — и другие ей и не предоставляют. Рине постоянно перепадает дополнительная порция сгущёнки, Грейс — поджаренные, жирнющие сосиски из рубленого мяса. И так — со всеми канмусу. Радуют втихаря, так сказать. Госпитальер, с жадностью уговорив половину булочек и весь отвар, с довольной моськой откинулась на спинку кресла: — Уф-ф-ф! Перекусили, а теперь можно и поесть. Вновь оформив заказ, Рина повернулась к нам: — Солнышки, я это… Вот что сказать хотела. Тут сёстры в гости прибывают на несколько дней, и я… В общем, — Рина широко и весьма пошло улыбнулась. — Шин, я пока поживу в гостевой зоне с сёстрами, а ты пока можешь перебраться к нам, я с комендантом уже договорилась, так что проблем не будет. Шинджу определённо повезло, что коктейль она вот буквально только что допила и отставила стакан в сторону, иначе вполне могла бы или трубочкой подавиться, или гидровзрыв устроить. А так — только закашлялась, густо покраснела и опустила глаза в пол. — Совушка, — Рина, дотянувшись до Муракумо, нежно погладила её пальцы. — Я Импи достаточно хорошо знаю, чтобы гарантировать: без твоего на то желания приставать не будет. — В этом и проблема, — буркнула Шин, а кончики её ушек стали и вовсе сравнились цветом с раскалённым докрасна металлом. — В смысле? — удивилась Карина. Я не удивлялся. Кажется, и так понял уже, что это за проблема. Шин стрельнула в нас оранжевым взглядом: — Я скромная, очень. И… и вот, — тяжело вздохнув, развела она руками. Карина, ущипнув меня через ткань брюк, подмигнула, типа, намёк вкуривай и вперёд на абордаж. Родина тебя не забудет. Я кивнул беловолосой: — И вправду, Шин, давай к нам перебирайся, пусть твои соседки отдохнут от наших утренних появлений. — Не отдохнут, — фыркнула Муракумо. — У них уже рефлекс выработан. Ровно за минуту до вашего прихода поднимаются и пытаются меня разбудить. Жалко девчонок… Это у нормальных учениц подъём, как и положено, по расписанию. А у нас — за час до флагманского будильника. Со следующего семестра вернётся в прежнее русло, но пока приходится терпеть, как особо отличившимся в плане несоблюдения субординации. — Шин, так что? — Согласна, — вновь покраснев, буркнула девушка и, улыбнувшись самыми уголками губ, выскочила из-за стола, направившись к раздаточному столу. — Надолго сёстры приедут? — Дня три-четыре, наверно, может, немногим дольше, — улыбнулась Рина, явно уже предвкушающая скорую встречу. — Если хочешь, познакомлю. — Обязательно, — кивнул я. — А много их?.. — Родных две, Иртыш и Енисей. И ещё три систершипа, Амур, Печора и Ангара. Эти — между собой сёстры, но нам не родственницы. Но тоже классные сестрички, всем бы таких, — искренне рассмеялась Карина. Динькнуло оповещение и Рина отправилась вслед за Муракумо. Впрочем, Шин вернулась довольно быстро, с чашечкой сухих безе и кружкой чая. Понравились в своё время девушке эти близкие родственники зефира, передержанные в жаркой печи до состояния камня. Теперь нет-нет, да и закажет их, потом ходит, хрумкает, благо, покрывают их специальной версией глазури, устойчивой к нагреву. Вот и получается некий аналог семечек, только сладкий. Свирь вернулась с внушительным пакетом, судя по запаху — с горой свежайшей выпечки и целой коллекцией стаканов-непроливаек. — Минут через десять уже подъедут, — пояснила Карина, ссыпая в пакет остатки булочек. — Так что побежала я, не теряйте и не теряйтесь. Управившись с упаковкой пищи, Свирь поочерёдно поцеловала нас в щёки: — Увидимся на занятиях, леди. Или в онсэне, если мы сегодня до него дойдём. Ника, если что, ты знаешь, где запаска постельного лежит. И это… — девушка подмигнула и заботливо поправила мой галстук. — Не проспите, пожалуйста. Я в вас верю! Снова расцеловав меня и Шин, Карина, задорно сверкнув зеленющими глазами, подхватила пакет и скрылась в темноте кафешечного задверья. Я покосился на явно подвисшую Шинджу: — От така хурма, робяты… Шин, угостишь безешкой?***
Всех вещей у Муракумо — тощий рюкзачок. В принципе, её подход мне нравился: не типичный женский, когда на горнолыжную базу на пару дней берут пару комбезов, шубу, куртку, запасную куртку, любимый свитер, удобный свитер, свитер для выхода в свет, свитер, связанный бабушкой, платье вечернее, платье коктейльное, лёгкое платье-тунику, ботинки, сапоги, коробку туфель и босоножки про запас, и ещё чемодан косметики до кучи. А Шинджу руководствуется рационализмом. Лишнее оставила у себя, удовольствовавшись минимальным комплектом: сменка белья, форма и запаска, кофр с гидрокомбезом, пакет постельного, гигиенический набор. Всё. Идеальная девушка! С такой и в горы, и по степям пойти — в радость. Грейс, после онсэна завернувшая со мной сначала в курилку, а потом и на кружку кофе в комнату, не показала и виду, что удивлена. Приветливо кивнула Муракумо, подмигнула мне и принялась сооружать ударно-расслабляющую порцию кофеина для Шин. Я честно выпрашивал у Гнейзенау рецепт, смотрел, запоминал и даже синхронно повторял — но нифига. У Грейс получается мягкий, чуть терпкий кофе с тонкими нотками корицы и едва ощутимым привкусом апельсиновой цедры. У меня — простой кофе с корицей и оранжевой крошкой со вкусом сладкого цитруса. Магия, не иначе… Приготовив кофе, немка в два глотка закончила со своим: — Никки, тебе ещё кружечку сделать? — Благодарю, Грейс, но больше в меня не влезет… — Влезет, влезет, — уверенно закивала Гнейзенау. — И ещё чуть-чуть поместится. Я сдался: — Ты и кирпич уговоришь взлететь, Грейс. — Люблю, умею, практикую, — с загадочным видом кивнула сероглазая красавица, приступая к божественному акту сотворения новой порции изумительно вкусного напитка. Сделав кофе и для меня, Гнейзенау уточнила время и, наскоро распрощавшись, отправилась к себе. — Хорошая она, — вздохнула Шинджу, вдыхая кофейный пар и сладко жмурясь от удовольствия. — Не спорю, замечательная. — А можно… вопрос, флагман? И снова Шин за старое… Но, похоже, девушку уже не исправить: нахваталась плохого, да и срослась с ним. — Задавай, Шин. — Я знаю, что Рина не умеет ревновать… Да и в целом, как она говорит, милашек много не бывает… Но, раз так… Хм… — Муракумо зарделась и, скрывая неловкость, надолго припала к кружке, мелкими глоточками смакуя кофе. Наконец, собралась с мыслями, глубоко вдохнула, медленно выдохнула, и — выпалила одной очередью: — Никки, я также вижу, что Грейс нравится и тебе, и Рине, а потому не понимаю — почему я, а не она? Я покрутил чайную ложечку в пальцах, стараясь поймать на неё свет лампы и перенаправить его на жалюзи. Тщетно. — Видишь ли, Шин… Это называется — неправильная постановка вопроса. Не мы выбираем, нас выбирают. А Гнейзенау… Неужели ты не замечала, что всё её внимание направлено только и исключительно на Тихоню? Шинджу с задумчивым видом потеребила кончик короткого хвостика. — Мне казалось, что это какие-то особенные игры в статус, характерные для Европы, а потому непонятные мне. Да и Ари так старательно делает вид, что не замечает всех усилий и стараний Грейс, что невольно задаёшься вопросом, а не на публику ли это игра? Я отрицательно покачал головой: — Нет здесь игр. Тихоня и вправду не интересуется нашей очаровательной немкой, ей и с Ками хорошо. — Не знала… — протянула Шин. — Бедняжка Грейс… — Полностью согласна, — кивнул я. — Но другие ей в данный момент не нужны. — Жалко, — вздохнула Муракумо, допив кофе и заглянув в пустую кружку. — А руки у неё, как говорят у вас в Империи, золотые. — Есть такое, — освободив свою тару, собрал кружки. — Я пока посуду помою, а ты располагайся, хорошо? Пару минут спустя я вернулся и слегка подофигел. Девушка успела за это время не только расправить постель, повесить вешалку с формой и поставить планшет и смарт на зарядку, но ещё и переодеться. Мягкие тапочки на босых ногах, неуставные бирюзовые трусики-шортики, да стандартная нижняя майка на босу грудь. — Шин, ты настоящий електровеник, — отвесил я изящный и изысканный, как чугунная крышка коллектора, комплимент. Впрочем, Муракумо это ничуть не обеспокоило и не напрягло, она лишь мило порозовела и опустила глаза. Ну, после активного общения со Свирью, Катариной и Софьей — иного ожидать было бы глупо. — Ложимся? — Да, — кивнула девушка, присаживаясь на краешек кровати Карины. Раздевшись, я выключил свет и с удовольствием вытянулся на прохладных простынях. По телу растекалась сладкая усталость, во рту не торопился исчезать привкус апельсина и корицы, снаружи завывал ветер, а мне было хорошо. — Флагман… — Да, Совушка? — Можно, я жалюзи открою? Я не удержался от улыбки: — Только не говори, что боишься темноты. — Не боюсь, — тихо ответила Шинджу. — Это глупо. Мне просто нравится смотреть, как падает снег. Не уверена, но, кажется, от этого я легче засыпаю. — Не вопрос, — согласился я. За время, прошедшее с начала учёбы, я научился засыпать и при свете, и внутри жёсткого кунга, и на холодной земле, и даже на сыром песке береговой линии под нестройный плеск беспокойных волн. Тонкая фигурка приблизилась к оконному проёму, смутно обрисованному пробивающимся снаружи переменчивым слабым светом. Прошелестели подъёмники, поворачивая ленты жалюзи и одновременно сдвигая их в сторону на манер штор. Шинджу, облокотившись на стол, некоторое время так и простояла, не сделав ни одного движения, потом беззвучно вернулась в постель. А сон не шёл. До меня долго не могло дойти, почему это так, и что тому причиной. Да, Дева Флота спокойно может обходиться без сна три-пять суток, а абсолютный рекорд удерживают наша Эмден и Аквилла из Европейской Консолидации, обе продержались по десять с половиной суток… Но — отсутствие необходимости спать и невозможность уснуть, всё же, разные вещи. А потом до меня дошло. Мне просто до жути не хватает ровного дыхания Рины, тепла её тела, по обыкновению прижавшегося спиной к моему животу, её горячих ладошек, во сне сжимающих мои пальцы… — Флаг… Никки… — едва слышно позвала Муракумо. — Да, Шин? Ты чего не спишь? — Никки… Я… Мне холодно. Вот. — Если хочешь, могу лечь к тебе, да и своё одеяло прихвачу заодно. — А можно мне… самой? Я придвинулся к стенке, освобождая пространство: — Буду только рада, Шин. Оранжевоглазая не стала тянуть время и играть в застенчивость. Быстро поднялась, подхватила одеяло, набросила его поверх моего — и быстрой рыбкой юркнула в тепло. Повозилась, поёрзала, привыкая — и, развернувшись, прижалась ко мне спиной как можно ближе. Холодная кожа. Да и саму её немного потряхивает. Я прижал тыльную сторону ладони к её лбу. Прохладный. — Я просто замёрзла, — пожаловалась Муракумо. И совсем тихо добавила: — Я всегда мёрзну… Прости… — Ничего страшного, Совушка, — обняв её и руками, и ногами, затих, посапывая ей почти в макушку. — Отогрею. Прохладные ладошки легли поверх моих рук. — Красиво, флагман, — прошептала девушка. И тут же ответила на мой немой вопрос: — Снег падает красиво. И правда: там, за пластиком окна, сплошной стеной падал снег. Низкие облака едва заметно светились, отражая рассеянный свет не столь уж и далекого большого города, и относительная темнота разрывалась жёсткими конусами прожекторов, и снег, выхватываемый лучами, словно светился изнутри, и, подчиняясь воле ветра, плёл своё, непонятное простым разумным кружево. А Шинджу потихоньку согревалась. Сначала отступила дрожь, за ней — стало возвращаться тепло в руки. Чуть позже моя нога, покоящаяся на её бедре, перестала ощущать холод кожи. А ещё некоторое время спустя впору уже мне было бы греться о Шин. А на душе стало хорошо и легко. Словно это Рина рядом лежит, ровно и тихо посапывает, сквозь полудрёму стискивает мои пальцы. Разум потихоньку проваливался в приближающийся сон, тормозил реакцию и понимание, и я не сразу сообразил, что девушка, завладев моей рукой, по-хозяйски завела её под майку, положила на упругую, горячую грудь. — Флагман… Если однажды получится спасти Грейс от одиночества — я с тобой. Я знаю — если проснётся ревность — я смогу ей разучиться. Так же, как Карина. Только — не оставь её одну, пожалуйста. — Не оставлю, — удивлённо пробормотал я, бессильно борясь с внезапно навалившейся сонливостью. — Никого из вас не оставлю, Шин. Девушка чуть повернулась, дотянулась губами до моих губ, робко поцеловала. — Спасибо, Никки. И вновь отвернулась, накрыв ладонью руку, лежащую поверх её груди. Я не оставлю вас, девчонки. Сам, по своей воле — не оставлю. Только если сами решите уйти. Вокруг — мир, которому не очень-то есть дело до наших чувств и желаний, а значит, по сути, у нас никого, кроме друг друга, и нет. А среди обычных людей — так и вовсе никогда не будет. Я вдохнул неуловимо приятный аромат волос Шинджу, зарылся в них носом, ничуть не удивившись тому, что нет естественной щекотки. Прислушался к ровному дыханию девушки — уже успела уснуть, радость желтоглазая. Ничего, сударыни, выстоим, справимся. Я усмехнулся, проваливаясь в объятия сна, и не уверен, вслух ли сказал, или просто так громко подумал: — Нас мало, но мы в матросках!