Глава, в которой можно с лёгкостью сменить ориентацию, да и век с титулом — тоже.
***
Легко. Спокойно. Мертвенно пусто. Я делаю шаг в пустоту, ожидая хотя бы света в конце бесконечного туннеля тьмы, но не нахожу и малого намёка на него. Вокруг шум, словно бы шелест маленьких крыльев. Мотыльки. Но куда, куда вы летите, если тут нет света? К черту эту философию! Блять, да что происходит?! Пиздец, сука, холодно, я боюсь насекомых и тем более этих жирных мотылей! Пожалуйста, пусть это будут бабочки! С избыточным весом, но бабочки! Задыхаюсь, тут чертовски мало кислорода, чертовски мало! Его кто-то поглотил, боже ты мой, да это похлеще общественного транспорта. — Ты! — я оборачиваюсь. Белобрысый мальчик с большими, невероятно красивыми голубыми глазами. В них плещутся сумасшествие вкупе с ненавистью, усмешкой и нежностью. В них столько противоречий, что на некоторое время зависаю где-то в воздухе, открыв рот в немом крике и протягиваю что-то вроде: «э-э-э-э»… — Что ты забыла в моём теле?! Простите, что? — Если в твоём теле такой шум, то, ради Бога, успокой своих внутренних мотыльков! Щелчок пальцев. Тишина. Он неспешно подходит, привстав на цыпочки, оглаживает ногтем контур моего лица. Я выше его, но не скажу, что намного старше. — Всегда знал, что моя душа чёрная. Но мотыльки… Ночная бабочка, какая ирония! — и смеётся. Смех, вроде бы, наивный, но такой отчаянный, что я нервно сглатываю, и, видимо, делаю это слишком громко. — Ты не ответила. — Да я просто… — мощный толчок заставляет нас пошатнуться, а после огромная пропасть, разинув свою пасть прямо подо мной, втягивает в себя. Но уже одного человека. Меня. И прежде, чем в глаза ударяет яркий свет, с чувством кричу, нет, ору: — Бля-я-а-а-а-аха!***
—…о… Ваше… Ваше высочество! — меня трясут за плечо, да так небрежно и сильно, что прямо-таки тошнить начинает. И как хорошо, что я на голодный желудок! Испортила бы этому живому будильнику всю одежду. — У-э-э… Мать! — резко подскакиваю, осматриваясь по сторонам. Пока взгляд фокусируется, слушаю стук собственного, ну или не совсем, сердца. Иногда поскуливаю, закрывая и вновь открывая глаза. —…ого… Мужчина удовдетворительно, хотя это трудно понять по его выражению лица, кивает, а после вытягивается в полный рост, и я тихо завидую. Вот кому ж такое счастье-то достанется, а! Ты ж посмотри: и рожей и кожей, да и костями наверняка, глазки — бусенки, и очки сверкают. Мечта любого, у кого фетишь на подобных чувачков. — С Вами все хорошо? — интересуется. Или делает вид. Я молча киваю, но потом тут же меняю своё решение, отрицательно мотая головой. — Нет, ты не подумай, так-то мне нормально, но можно вопрос? Поправляя очки, чуть приподнимает бровь. Как бы удивляясь, но позже вновь замирает. — Разумеется. — Даже два? — ощупывая своё, нет, все же не своё, тело, уточняю. Перемещаю ладони на задницу, не упуская момента полапать кого-то, пока нахожусь в его теле. — Да. — кажется, ему совершенно посрать на мои выходки. Да так сильно, словно после слабительного. Айщ, какие омерзительные вещи говорю. — Где я? — первый и, пожалуй, самый логичный вопрос. — Кто я? — второй, но тут уже логика умирает. Грудь исчезла, зато появилось кое-что новое, кое-каком месте. Но размеры этого нового меня не впечатлили, так что, лучше я это «новое» в тетрадях рисовать буду. — И какой сейчас год? — Англия, Лондон. Поместье Графа Алоиса Транси. — отчеканил очкастый, сузив глаза. — Женщина. — брезгливо бросил мне в лицо. Стоп, мне кажется, или у него глаза цвет меняют? Прико-о-ольно, я тоже так хотела. Но не смогла. — Вы не мой господин. Кто вы? — Я-а-а… — представив всю комичность ситуации, встала, наконец, на ноги, ибо до этого лежала на каком-то мелком диванчике. — Гордик Ирина Николаевна. От роду шестнадцать лет, планировала сдавать Основной Государственный, а после валить к чертям в Нефтегазовый. Но с этим, как видишь, у меня не пошло. Ты кто? Вместо ответа он вновь сменил цвет глаз. С золотистых на…хрен знает, похоже, это оттенок от розового. — Круто. Буду глазастиком тебя называть. Так кто т… Еп! — закончить фразу не дала тупая боль, что не просто молоточками, а настоящими кувалдами долбила по вискам. И истеричный крик, который, кажется, слышу только я: «Не говори с Клодом в таком тоне!» — Матушка моя, да что ж ты так орешь?! « — Не разговаривай с ним так грубо!» — Да почему?! Это не я, это моё сознание! « — Ну это же Клод! Дрянная девчонка!» — Охренеть молодежь пошла! Детка, не груби мне! « — Я тебе не детка!» — Пошёл вон из моей головы! Наш диалог, вернее, мой с внутренним голосом, прервало деликатное покашливание. Клод смерил меня недовольным взглядом и отрывисто проговорил: — Как бы то ни было, Вас ждут на балу. И невозмутимо натянул на меня платье горничной, явно ушитое — ибо видно, что великовато было — и протянул туфли, мол, дальше сама. Где-то внутри верещал Алоис. Не нравилось, как Клод вдруг изменился. Оно и понятно — не его господин, че он присмыкаться-то будет? Лично я бы не присмыкалась. Внутри вопила эта истеричка, туфли неимоверно малы, корсет тянет. И это тихое, не особо эмоциональное: «Улыбайтесь.» Бля, да не подписывалась я на такое! Либо глюки, либо… Либо от голода, а может я вообще сдохла, раз у меня такие закидоны пошли!***
Стащив у какого-то пацанчика поднос с шампанским, пошла бродить по залу, предлагая всем алкоголь. « — Что ты делаешь?!» Вновь завопил. Да что ж такое-то, неугомонный ты идиот. — Это отличный шанс доебаться до людей. — шепотом ответила я, продолжая давить жало всем мимокрокодящим. « — Ты вообще девушка?» — Физически да, но… Блять. — снова с чувством, с толком, с расстановкой. В углу, в самом дальнем, стоял мальчик. Тот самый, среди которого закрутился сюжет того заурядного мультика. Та синеглазая заноза в демонической заднице сейчас стоит и нагло лыбится мне в лицо! Ну, может, не мне, и даже не лыбится, но стоит же. « — Это же Сиэль! Немедленно подойди к нему!..» — Че?.. Ни-ни, не думай даже, старик! — шёпотом возмутилась, хмуря брови. « — Подойди к нему! И пролей шампанское!» — Прям на него? « — Да!» — Че, прям на пиджак? « — Да! Да! Да!» — Ай, пофиг, пиздец не мне, а твоему телу. — и он заткнулся. А я пошла выполнять свою миссию. Он, как на зло, отлип от стены, выползая из своего угла. Пришлось таскаться за этой мелочью, играя в шпионов. Но когда эта игра мне надоела, я просто подошла, развернула мальчишку к себе лицом и выплеснула напиток. И при этом ахнула, мол: «соррян, чувак, это не я!» Но мне, конечно же, не поверили. — Датвиданиня. — с серьёзным лицом попрощавшись с юношей, у которого какое-то гейское имя, я развернулась и дала деру. Да такого, что сбила пару дядек с избыточным весом, но они как шарики, так что ничего им не будет. Только отскочут от пола, а все жирок. Интересно, а как они свой род продолжают?***
Выбежала на улицу, ретируясь в ближайший лес. Кажется, раньше мода такая была: жить рядом с непроходимой чащей. Алло, народ, а как же волки? Они зимой голодные, жуть. — Как грубо вы обошлись с моим господином. — вкрадчивый голос над ухом. Я отпрыгнула в сторону, но сначала вверх, по привычке своей истерично завизжав. — Мать! — И сейчас вы, как дворецкий, позволили себе лишнего. — из-за дерева показался мой…ну, не мой, но очкарик. Но подошел-то он ко мне, устраивая ладони на моих же плечах. И я испугалась во второй раз. — Отец! — Себастьян, ты слишком долго. — на сцене появляется третье лицо — синий мальчик! Да у них там что, телепорт стоит? Вот Слендеры чёртовы. — Сын! Бля, а я думала, у меня семья ебанутая. Ну, че уставились? — зевнула, стягивая с себя обувь. О, да, приятная прохлада травы. — Что за… — Непредвиденные обстоятельства. — коротко оповестил Клод, поправляя очки. — Да вообще. Запихнули в тело парня, так ещё и грохнуть хотят. Ну, я пойду? Надежда всегда умирает последней. И, наверное, будет умирать. Даже у такого испорченного человека, как я. Нет, минуты тишины, это, конечно, здорово, но без чая как-то не то. — Себастьян, я приказываю…