Шейх

Наше время Никита Олегович Пухов обожал путешествовать в поездах. Что самолёт? Взлёт, посадка, и ты на месте, даже не успеваешь ощутить перемещение в пространстве. А поездка на поезде совсем другое дело. Никите нравилось вздрагивать от мощного гудка локомотива и засыпать под мерный стук колёс — тот звучал так, словно равномерно билось мощное сердце поезда. Нравилось вливаться в живую суетливость перрона, а затем окунаться почти в домашнюю и совершенно расслабляющую атмосферу купе. Любил всем сердцем иногда ворчливых, иногда равнодушных проводников. Поезд для Никиты всегда оставался символом детства, впечатлений, радости новых мест и знакомств. Такого в самолётах не было и быть не могло. Время в поезде тянулось медленно-медленно, и часы, проведённые в вагоне, казались целой вечностью — представлялась такая возможность передумать обо всём. А можно просто лежать на верхней полке без единой связной мысли в голове и тупо пялиться в окно, за которым пробегали одинокие домишки, полузаброшенные деревеньки, иногда представлять, как там в них живут люди. А в огромных незнакомых городах всегда приятно выйти на перрон, когда поезд делал большие остановки, размять затёкшие члены от многочасового лежания, купить к обеду у старушек малосольные огурчики с варёной картошечкой, обильно сдобренной укропом… Вагон слегка покачивался, колёса постукивали на стыках — ты-дых, ты-дых, ты-дых, ты-дых. Соседи Никиты по купе — семья из трёх человек: муж, жена и их невероятно толстый и капризный мальчик лет семи — завтракали. Сваренные вкрутую яйца, жареная курочка и расстегаи с капустой, ну и огурцы с помидорами бессчетно — все исключительно домашнее. Никита сглотнул слюну и собрался отвернуться к стене, чтобы не видеть, а главное, не слышать запахов, вызывающих обильное слюноотделение. Скорее бы попутчики закончили трапезу, чтобы с независимым видом слезть с полки, навести себе пустого чая или кофе и сделать вид, что есть совершенно не хочется. — Пришоединяйтесь, — с полным ртом прошамкал глава семьи, как только встретился глазами с Никитой, и кивнул на столик, заваленный снедью. Он беспокоился не о желудке попутчика, а о своём — совершенно не хотелось страдать от переедания и глотать потом фестал. Его жена злобно зыркнула в сторону мужа, но затем притворно-вежливо улыбнулась Никите. — Пропадёт же без холодильника, — попытался оправдаться пристыжённый супруг, пожав плечами. — Жара… — Пропадёт, — согласилась женщина и снова улыбнулась Никите, на этот раз по-доброму. — Присоединяйтесь. Ни крылышки, ни ножки нам не осилить втроём, в кои веки супруг оказался прав. «Она вполне даже симпатичная, — отметит Никита про себя, — когда не злится на мужа и не пытается воспитывать сына». Он отказываться не стал от домашней курочки, пока та вполне съедобна, в не завоняли и не стала склизкой, и быстро слез со своей полки. Ему вполне хватило вчерашнего ужина в вагоне ресторане, чтобы промучиться болями в животе. Он дважды за ночь обращался за но-шпой к миловидной проводнице. Повезло, что у той оказались нужные ему таблетки. Питанию в общепите — бой, решил Никита, отбросив в сторону скромность и смущение. Он взял в руки ножку и принялся с наслаждением жевать домашнюю курочку. Как только доберётся до места, снимет квартиру, обязательно наймёт домработницу, чтобы не только наводила порядок, но и готовила ему. К хорошему привыкаешь быстро, а вот отвыкать приходится тяжело — нутро сопротивляется изо всех сил, отказываясь принимать ресторанную еду. — По глотку коньяка? — предложил Никита женщине, беря в руки следующую куриную ножку. Он не сомневался, что мужчина не откажется — все тем же нутром чуял, надо было договариваться с его женой. — Почему бы нет, если коньяк хороший, — кокетливо ответила та и скосила глаза на мужа. Нисколько не удивившись, Никита отложил в сторону надкушенную курицу и, достав с полки свой рюкзак, извлёк из него бутылку Хеннесси и набор дорожных рюмок. Ни без коньяка, ни без рюмок он не путешествовал — первое располагало к задушевному разговору, второе способствовало длине того самого разговора, не давая разлить коньяк по гранёным стаканам и выхалкать напиток за один присест. Никита выставил рюмки на столик и наполнил их, налив буквально по глотку Хеннесси. — Настоящий, — довольным тоном изрекла женщина, посмаковав коньяк. Никита усмехнулся, наблюдая, как его попутчица строила из себя знатока благородных напитков. Конечно, настоящий — он пёр его из самого славного города Парижа. Хотя кто его знает, могут и там контрафакт всучить. Мужчина одним махом опрокинул в себя Хеннесси из рюмки, стукнул ей по столику и протянул жирную от курицы руку Никите. — Петр, — произнёс он важно. — А мою дражайшую половину зовут Виолетта. Женщина выразительно склонила голову, мол, и мы не лаптем щи хлебаем. — Сына зовут Аристархом, — продолжил Петр. Мальчик выдавил из себя подобие улыбки после подзатыльника, даного матерью, продемонстрировав полное отсутствие передних зубов. — Пухов, — выдавил в ответ Никита, зачем-то назвав фамилию, но потом поправился: — Никита. Он чуть не назвал себя старым именем — Виталий. Ничего страшного бы не произошло — ему с этими людьми детей не крестить, но отвыкать надо. Чем чаще к нему будут обращаться по-новому, тем лучше. После курицы и коньяка страшно захотелось выкурить сигаретку, но до большой стоянки не получится — сейчас в вагонах травиться табаком и травить других запрещено, а на перронах покурить можно только в строго отведённых для этого местах. Вдоль вагонов ходят полицейские и проверяют, как соблюдаются правила. А ему совершенно не нужны лишние стычки с представителями закона. Можно, конечно, дойти до вагона ресторана, уединиться с директрисой и пожаловаться ей за сигареткой, что его вчера пытались отравить ужином. Но почему-то совершенно не хотелось покидать гостеприимную компанию, у которой на десерт оказались самодельные эклеры с настоящим масляным кремом, именно такие, как он обожал. Нет, сигарета подождёт… — И откуда вы возвращаетесь? — поинтересовалась Виолетта. Она считала себя физиономистом, которая никогда не ошибается в людях. И сейчас была абсолютно уверена, что их попутчик ехал домой к родителям из какой-нибудь заграничной поездки. И сейчас была почти права. Никита, в недавнем прошлом Виталий Николаевич Хвостов, почти полтора года провёл за границей. Правда, признать в нём прежнего Виталия можно было с большим трудом — мать родная и та не узнала бы. Вот что прогрессивная пластическая хирургия делала с человеком. Ему пришлось даже на основании документов, выданных в клинике, менять фотографию в паспорте. Под шумок задержался в Германии, оттуда зачем-то поехал в Италию, а потом и во Францию. Опасался, что возникнут проблемы с пересечением границы Евросоюза, но, похоже, поляку, проверявшему его документы на границе, было не до того. Он только равнодушно спросил, что господин Пухов так долго делал на Лазурном берегу. Никита, стараясь оставаться равнодушным, лишь пожал плечами и ответил: — Отдыхал. Таможенник хмыкнул с завистью посмотрел на головку плесневелого сыра, лежавшую на столике в купе, шумно выдохнул и вернул Никите документы. — Счастливого пути, — сказал он почти без акцента и, козырнув, вышел из купе. Никита облегчённо вздохнул. Дальше можно не опасаться — белорусские таможенники в Бресте российские поезда не проверяли, полностью доверяясь европейским коллегам. А зря. Вот он, например, пересёк границу с одним лицом, а возвращался совсем с другим, это раз. А два — почему ни у кого не возникло вопросов, на какие средства он так долго лечился и отдыхал за границей? С одной стороны, приятно, что никому не было до него дела почти полтора года, но с другой, так можно и былую хватку потерять. — Из Франции, — ответил Никита. — А куда едете? — не унималась Виолетта. Куда? На этот вопрос ответить гораздо сложнее, чем на первый. Никита неопределённо хмыкнул, потёр подбородок и многозначительно произнёс: — Домой. Вот только где его дом, сказать невозможно. Где осядет, там и станет жить. Но до этого ему надо навестить в первую очередь город, из которого он бежал. Не позорно, нет, как раз наоборот, с полной сумкой денег. Сумку схоронил в лесу, взяв себе только пачку пятитысячных купюр на первое время. Перед тем как исчезнуть в неизвестном направлении, оставив женщину, приютившую его и так много для него сделавшую, навестил свой схрон, проверил качество непромокаемой упаковки. Пришло время забрать остальное. Да и в городе в депозитных ячейках разных банков он некогда хранил крупную сумму, но накануне покерного турнира на яхте местного олигарха, все забрал и спрятал на могиле своих предков. Теперь те охраняли его наследство. За теми деньгами можно было не спешить, главное, забрать сумку от греха подальше. Уж больно место ненадёжное. — К родителям? — игриво поинтересовалась Виолетта. — К ним самым. — Кивнул Никита. Можно и родителей навестить. Но не сейчас — он предполагал и опасался, что его «стариков» могли пасти «заинтересованные» лица. Как заберёт сумку, рассчитается по долгам, а их накопилось немало. И сделать это надо весьма осторожно, чтобы не привлечь ничьего внимания ни к своей персоне, ни к тем, кому он должен. — В городе живут родители? — вскинула брови Виолетта, подавая Никите рюмку, чтобы тот её наполнил. — Или в деревне? Как физиономист, она не верила, что у такого приятного молодого мужчины могли быть деревенские, не дай бог, пьющие родители. Никита задумался на мгновение: его настоящие родители были исключительно городскими, но Никита Пухов — простым деревенским парнем. И что предпочтительнее сказать? — У меня сейчас жива только мать, и в настоящее время проживает в деревне. — Отстань от парня, Вита, — жалобно попросил Петр. Виолетта недовольно поморщилась. — Петя, я просила не называть меня Витой, — проговорила она, раздражённо поведя плечами. — Если бы меня звали Виталиной, то да. А я, смею тебе напомнить, Виолетта, — добавила женщина по слогам. — Не сердись. — Петр попытался погладить жену по руке, но та нервно подскочила и пересела на полку, где сидел Никита рядом с её сыном. Мальчик оставил курицу и теперь один за одним поглощал эклеры. — Давайте ещё по маленькой, — предложил Никита, стараясь хоть как-то примирить супругов. — Скоро станция, пойдём подышать и отравиться немного в отведённом для этого месте. — Улыбнулся он. Честно говоря, Никита планировал смыться из поезда на этой станции, но теперь придётся ехать до следующей, а потом возвращаться назад, чтобы не вызывать ненужных вопросов со стороны своих попутчиков. А, может, оно и к лучшему. Билет надо забрать опять же, не забыть. Нехорошо получилось в прошлый раз, когда он отрывался с выигрышем. Не до того было. Потом огрёб проблем в виде любопытной Оленьки и её компании на свою голову по полной. Виолетта, похоже, из такой же породы… Никита, как и планировал, покинул вагон, только не на большой станции, а на совершенно крошечной. После остановки к вящему неудовольствию своей попутчицы Никита подхватил свой рюкзак, бутылку с недопитым Хеннесси, рюмки и, даже не извинившись, что бросает её, перебрался в купе проводников. Никто не заметил, как он сошёл с поезда.