Я просто у тебя в голове

- Джон, вы должны сами к этому прийти… понять… почувствовать, что… Джон терпеливо и молча кивнул, внутренне абсолютно не соглашаясь с каждым словом своего психиатра. Да что она вообще могла знать... эта женщина со своими советами?! Он стал посещать ее с тех самых пор, как… Джон запретил себе об этом говорить. Запретил думать и вспоминать. И почти запретил чувствовать… Когда он окунался в чувства, он ощущал лишь боль, приступ тошноты и омерзительную слабость. - Что вы помните об этом событии, Джон? Доктор закрыл глаза. Все психиатры одинаковы? Стоит ему отвлечься, задуматься, на миг представить, что все позади… и тут они втыкают в тебя свои клыки. Безжалостно, беспощадно, жестоко. Джон открыл глаза и посмотрел на девушку. Его лицо не выражало абсолютно ничего. Его глаза не врали, но сердце взволнованно дрогнуло, прежде чем он дал ответ. - Ничего. Он смог выдержать ее требовательный взгляд. Смог даже что-то еще сказать. Но выйдя на улицу после приема, согнулся пополам – его едва не стошнило на тротуар. Как он мог это забыть? Как он мог ничего не помнить? Как они вообще могли у него это спрашивать?!.. Он помнил. Он помнил так, будто это было сегодня… не вчера… не месяц… не полгода назад… Иногда ему казалось, что он видел это в каком-то фильме, а не на самом деле, не в реальности. Но руки, его руки... дрожали, а сердце заходилось от боли… от приступов снова и снова. Он помнил бледное лицо Шерлока, его затухающие остекленелые глаза, взгляд, направленный куда-то за его плечо. Маленькое облачно пара, вырвавшееся из его груди. И... тишина. Джон не помнил, как кричал. Его увели, унесли, забрали. Куда-нибудь, лишь бы подальше от тела друга, которое он все еще пытался согреть. Пытался вдохнуть жизнь в холодные и мягкие губы. И не хотел, не хотел расставаться… вот так, практически не попрощавшись. Шерлок умер в одно мгновение. Не так, как это показывают в кино – долго и наиграно, успевая признаться во всех своих грехах не сразу подоспевшему священнику. Все, что помнит Джон – это один громкий хлопок, раздающийся теперь эхом в его ночных кошмарах, а затем такой знакомый хрупкий силуэт падает навзничь к его ногам. Ну зачем же, зачем ты это сделал?.. Глупый, упрямый социопат… Джон падает на колени рядом с ним, не сразу понимая, что его уже никто не слышит. Маленькое темное отверстие в его лбу на еще горячем и живом лице. И серые застывшие глаза… Зачем, Шерлок?.. Джон стоит у ограды и тяжело дышит, все еще не смея разогнуться. Его горло сжимает, хоть уже и слабая, но судорога, и он боится, что его все еще может вырвать. Он пытается прийти в себя своим обычным способом – сделать вид, что все забыл, приказать себе стереть из памяти… как ластиком. Это помогает. Почти всегда. И доктор осторожно выпрямляется и продолжает свой путь. Дома он вообще ни о чем не вспоминает. Дома – Роззи, дома – Мэри. В их тепле и заботе он забывает, как грустить. Практически всегда. Когда держит дочь на руках, все заботы испаряются, улетучиваются. Он улыбается, он позволяет себе это без притворства, без натянутости, по настоящему. И Мэри не спрашивает, чем он был обеспокоен, когда вернулся. Она просто обнимает мужа, принимая его таким, каким он хочет быть рядом с ней. Для нее главное – его любовь. И то, что он рядом. Они никогда не говорят о Шерлоке. Никогда не вспоминают его смерть. Мэри не хотела бы вновь увидеть мужа таким… раздавленным, уничтоженным, таким хрупким и… Но ее мозг периодически возрождает картины безумия, в которых Шерлок закрывает своим телом ее мужа. Просто, безо всяких причин. Да, они были друзьями, но… так ведь не поступают! Он мог просто его оттолкнуть. Мог увильнуть от пули, мог элементарно не умирать… Не так, чтобы это разломило Джона напополам. Чтобы она собирала его, как древнюю китайскую вазу, рассыпавшуюся на миллион осколков. Ей и сейчас иногда кажется, что некоторые осколки она не смогла найти… Но Джон не притворяется – он действительно ожил. По крайней мере, когда рядом с ней. И с Роззи. По ночам Джон не спит. Он лежит, слушая дыхание жены - ее спокойное размеренное дыхание. Как давно он сам так не спал, так спокойно и уравновешено? Сколько раз Мэри будила его среди ночи, вырывая из очередного кошмара? Сколько раз ее заботливые нежные руки убаюкивали его, давая крохотные минуты сладкого сна? Мэри Морстен была единственным человеком, кто не требовал от него оправданий, не заставлял вспоминать и ничего не просил взамен своей любви. И Джон усиленно пытался отгонять прочь все страхи, находясь рядом с ней... Но время шло, а покой не приходил. И Джон начал слабую борьбу. Он принимал препараты, под действиями которых было легко прожидать ночь. Иногда, он лежал в постели, глядя в тени на потолке, слушая шум ветра за окном. Иногда, брал ноутбук и шел на кухню, там делал чай и запирался в своем блоге. Хотя, писать становилось все проблематичней, потому что в его жизни снова ничего не происходило. Ничего такого, за что можно было бы хоть немного уцепиться. И тогда он вспоминал... Вспоминал живого, улыбающегося Шерлока. Вспоминал, как его синий шерстяной шарф бился на ветру, когда, нарушив несколько правил за раз, они убегали от преследования властей, взбешенного Лейстрида и всей лондонской полиции. Потом, конечно, их оправдали, а виновного поймали. Но от Джона не могла ускользнуть задорная искринка в серебристых глазах. Он даже порой удивлялся - как эту самую искринку не видит никто другой! Не могли же они все быть слепыми... Ловя себя на этих мыслях, Джон улыбался.Он почти чувствовал Шерлока рядом с собой, как будто его незримое присутствие грело душу. И еще ему нравилось, когда Шерлок ему улыбался. Так нежно и непосредственно. У всех на глазах! Этот черствый социопат, оживить которого, казалось, могло только изощренное тривиально убийство, улыбался Джону и, порой, вводил его в легкий непреднамеренный ступор. Доктор не знал, как правильно реагировать на улыбку обреченного ассексуала, женатого на своей работе. Ему казалось, что это просто какое-то противоречие. И одновременно... Джон таял и плавился от всей нежности собранной во взмахе густых ресниц, в таинственном поблескивании глаз, в поджатых красивых губах. Он замирая, забывая, как дышать, и одновременно, воздух казался таким легким, чистым и прозрачным, каким просто не может быть воздух переполненных машинами улиц. Иногда Шерлок приближался к нему и... расколдовывал, освобождая от этих "чар". Неуместно щелкая пальцами, или выкрикивая что-нибудь Лейстриду, или громко чихая, или же как-то еще. Первое время Джону казалось, что ему это все снится... Но потом... Он прокручивал в голове их интересные разговоры. Например, тот, в котором Шерлок отгородил себя от какой-либо привязанности. Хотя, сейчас Джон думал, если бы Шерлок вдруг оказался... при парне, общаться им было бы сложнова-то. Доктор ничего не имел против геев, но предпочел бы не жить с ними под одной крышей. К тому же, если порыться в памяти, то Шерлок довольно часто видел его без штанов... то есть, в трусах. Джон было неловко об этом думать, и тем не менее, это как бы оживляло его доброго друга, давало ему второй шанс, которого у него просто не было. Так проходили ночи - в компании ноутбука, воспоминаний и Шерлока, и Джон даже думал, что ему - не одиноко, вот так отдаваться мечтам. Ночью он был с Шерлоком, а днем - с Мэри и Роззи. Жизнь почти налаживалась...