Дазай ушёл.
И ушёл громко.
Для Чуи (и его машины).
Чуя ненавидел даже терпеть Дазая, а его ученика… Вроде как терпел. Иногда помогал. Непозволительно жалел, все же с Дазаем у него были свои счёты, парень не виноват. — Чуя-сан, — позвал Рюноске. В ушах звенело, голова едва ли соображала. Он удивился, что вообще решился на это. Тот скосил на него глаза, скривился, но все же ответил: — Если хочешь спросить о том пацане, которого нам подсунул приют… — его руки полезли в карманы, выудив начатую пачку сигарет. — То это был туберкулез, угробили они его. Накахара зажег сигарету, сделал затяжку и выдохнул белый едкий дым в лицо Рю. Он курил когда дела уж совсем паршивы. Или что-то сильно злило. Чуя весь источал едкость и раздражение. Что же, у Рю были свои предположения, почему. Он решительно взглянул на Чую, ведь всё-таки пришел по делу, и отступать не собирался. У него был даже план, хотя он точно не понимал почему так опекает мальчишку, которого просто пожалел. — Чуя-сан, я пришел сказать, что мальчишка, которого я забрал из приюта, оказался… эспером, — без лишних слов сказал Рю, ходить вокруг да около, было прерогативой Дазая. И Накахара, услышав «эспер» замер, на каблуках развернувшись лицом к Акутагаве. Несколько секунд растянулись в минуты, за которые Чуя пристально разглядывал его лицо, недоумевая везению этого парня. Затем Накахара просто рассмеялся. Звонко и громко, так что в пустом огромном помещении пошла луна, но смех Чуи был скорее истеричным, а не веселым. — Интересно… — протянул Накахара и, едко усмехнувшись, выбросил окурок. — И какая же у него способность? — Ацуши Накаджима. Он оборотень… — А ты увидел, как он исцелился… — в голубых глазах Чуи промелькнуло понимание, он понял что от него нужно. — Тогда ты меня заинтересовал, — ухмыльнулся мафиози, выбросив недокуренную сигарету на землю.***
Ацуши был ребенком, ему, как не крути, всего девять. Он заскучал и, только когда набрался смелости, вышел из комнаты, которая и запертой не была. Только вот сделать столь важный шаг он осмелился слишком поздно. Ступив босой ногой на мягкий ковер, услышал звон ключей так, словно кто-то трещал ими над ухом, а потом щелчок замка. Это дало ему фору, он успел заскочить на диван. Для пущей убедительности укутался в плед и, сев по-турецки, стал ожидать, когда же его посетит его спаситель. Ацуши, конечно, уже знал, кто это, но всё ещё надеялся на ошибку. У-ух, какие разговоры он подслушивал в приюте! Страшные люди выбирают особенных детей, увозят, а потом о них не слышно ничего! Ацуши с трудом верилось. Наверняка они все без исключения работали на тех странных (страшных) людей и жили припеваючи. Но один из тех двоих спас его, тот, с тёмными волосами, и этого ему хватало. Простого спасения. И всё тут же изменилось, когда его спаситель зашел в комнату и… застыл. А потом покраснел и фыркнул. — Убери их, не то я вырву, — безучастно произнес темноволосый мальчик, но Ацуши знал, что тот чуть не рассмеялся, только из-за чего? Накаджима поискал глазами эту причину секундного замешательства, а потом непонимающе уставился на мальчика. Спаситель Ацуши еще раз фыркнул, закатил глаза и указал себе тонким пальцем на макушку, а мальчик не отводя глаз, медленно поднял руку и плашмя уложил на голову. И Ацуши издал странный гортанный звук, напугав даже Акутагаву. На голове было что-то столь мягкое, пушистое и нежное, что ещё бы прокатило если бы он не чувствовал её, а эта штуковина была частью его самого, и он её ЧУВСТВОВАЛ! — Ч-что это?! — заскулил Ацуши. –Убери, убери, убери!!! Мальчик, Рюноске, поспешил заткнуть вопли, действовавшие на нервы, первым, что взбрело в голову (впрочем, это была очень действенная вещь, которой, как следствие, он стал частенько пользоваться), и… засунул платок в рот ревущего мальчишки. Это возымело эффект, и Ацуши затих. — Пойдем на кухню, — тяжело вздохнул тот. — Жрать хочешь, наверное… — и всё же добавил. — Насчёт ушей не беспокойся, сами исчезнут. И Ацуши поплелся за ним.