Можем ли мы научиться любить снова/Can We Learn to Love Again

      — И с тех пор ты никого не любил. И никто не любил тебя.       — Почему ты вернулась?       — Я не собиралась. А потом… потом я передумала, — Белль склонилась к нему. Ее пальцы впились в его худое бедро, готовясь к тому, что она собиралась сделать. Взгляд лазурных голубых глаз бегал между его глазами и губами, пока она медленно сокращала между ними расстояние. Неопределенность, недоверие и страсть боролись в нем, оставив его застывшем на месте, не способным отстраниться от ее робких движений. Ее мягкие губы захватили его нижнюю губу и мир, разрушившись, преобразился в одно мгновение, проникая в тело и отгоняя тьму, которая, как паразит отравляла его душу. Он почувствовал легкое жжение в венах и все это ему казалось таким правильным и… неправильным…       — Что происходит? — спросил он, едва шевеля губами, недоверчиво смотря на нее. Ее лицо светилось от радости и счастья, розовые губы блестели от поцелуя и растянулись в ослепительной улыбке. Она была милая, слишком милая для такого, как он. Голова закружилась, и его взгляд расфокусировался. Что с ним не так?       — Поцелуй меня снова! Это работает! — радостно воскликнула она, ее мягкие руки погладили его по кудряшкам, пытаясь вновь вернуть в свои объятия.         — Что?       О чем она говорила? Всего тело кричало от страха и возмущения. Почему он не мог ни на чем сосредоточиться?       — Любое проклятие можно сломать!       Румпельштилцьхен вскочил на ноги, откидывая стул и соскочил с помоста, на котором стояла его прялка. Темный взвыл от ярости, пронеся сквозь жилы взрыв темной магии, отгоняя от себя свет.       — Кто тебе это сказал? Кто об этом знает? — зловеще прорычал он. Румпель взглянул на свои руки, цвет которых колебался между зеленым золотом и человеческой кожей.       — Я-я... я не знаю. Она… Она… Она... — девушка запнулась, сбитая с толку.           Он бросился к зеркалу и сорвал покрывало, бросив его на пол.       — Она… — прошипел он. — Злая ты душа! Это была ты! Ты настроила ее против меня! Думаешь, что можешь сделать меня слабым? Думаешь, что можешь победить меня? — закричал он в зеркало.       Белль нерешительно поднялась со своего места у прялки и подошла ближе, пытаясь понять, на кого он кричит, не видя ничего, кроме его собственного отражения.       — С кем ты разговариваешь?       — Королева! Твой друг, Королева! — он резко развернулся, указав длинным темным когтем в высокий потолок. — Как она добралась до тебя?       — Королева? Я не...             Он подошел ближе к ней, его черты лица исказились в злобе.       — Я знал, что это трюк. Я знал, что ты никогда ничего не будешь чувствовать ко мне. О, да! Ты работаешь на нее. Или это ты все сама? Героиня, что убила чудовище?       В ее взгляде появилось понимание и она подняла руки, чтобы успокоить его, пытаясь объяснить все.       — Это сработало…       Маг прервал ее, взревев.       — Заткнись!       — Это означает, что у нас настоящая любовь! — крикнула она ему в ответ, не боясь его ярости. Это было не в первый раз, когда она противостояла ему и, конечно же, это будет не последний. Он никогда не причинял ей боли раньше, просто отправлял в комнату, пока не остывал.       — Заткнись, к чертям!       — Почему ты не веришь мне?           Пальцы Румпельштильцхена с силой сомкнулись на ее руках, когда он притянул ее ближе, резко встряхнув. Его лицо было в нескольких дюймах от нее, его теплое дыхание, с намеком на чай, что они пили вместе раньше, коснулось ее губ. Белль поежилась, пытаясь отстраниться изо всех сил, когда он закричал:       — Потому что никто, никто никогда не сможет меня полюбить!         — Рум! Румпель, проснись! Пожалуйста, Рум!       Ужас в ее голосе заставил его наконец-то открыть глаза. Он испуганно посмотрел на нее, его длинные пальцы сомкнулись на ее запястьях, болезненно сжимая ее белоснежную кожу. Кровь застыла в его жилах, ледяной рукой страха болезненно сжимая сердце. Он закрыл ладонью рот, а глаза наполнились слезами, когда она потянулась, чтобы поцеловать его лицо, обхватив своими теплыми руками. Румпель быстро откатился и, споткнувшись, встал.             Белль вскрикнула, когда, включив свет, лампочка неожиданно взорвалась в лампе, осыпая все в искрах. Это не помешало ему спешно покинуть комнату, не обращая внимания на хромоту.       — Румпель, ты куда? Румпель, подожди! — окликнула его Белль. Он даже не остановился, чтобы взять свою трость, что стояла у кровати, слепо хромая из спальни в сторону гостиной и за ее пределы. Он заслуживал гораздо большего за свои поступки. Румпель поспешил на улицу, его глаза быстро привыкли к полумраку. Он надеялся, что свежий воздух поможет ему успокоить свое бешено бьющееся сердце.          Он испугал ее. Причинил боль, хотя обещал не делать этого. Все равно, что он не мог контролировать свои сны... это было не оправдание для него. Румпель провел ладонью по волосам, слипшимся от пота. Он облокотился к одной из подпорок, когда услышал, как его маленькая жена двигается по хижине. В кухне зажегся свет, а звук наполняющегося водой чайника вновь придал его конечностям оцепенения.                Белль медленно открыла дверь, заскрипев в ночной тишине петлями и подошла к нему.       — Ты в порядке? — едва слышно прошептала она. — Хочешь поговорить об этом?       Его плечи поникли, он почти сжался, пытаясь скрыться от нее. Позор давил на его плечи и он отказывался от комфорта и заботы, которые ему отчаянно предлагали.       — Я сделал тебе больно, — прохрипел он, со слезами на глазах. Но его жена была упряма, и не собиралась позволить ему погрязнуть в собственном страхе.        Белль обошла его, вынуждая встретиться с ней взглядом. Красные следы медленно распространялись по ее коже, не скрытой розовой майкой и пижамными шортами. От своей безысходности, он даже не заметил, что они были украшены россыпью маленьких черно-белых овечек.       — Все хорошо, Рум. Ты не причинил мне боли.       Румпельштильцхен знал, что она просто пытается успокоить его, но ничего не ответил. Он уже видел, как синие синяки начинали украшать ее руки. Протянув руку, он коснулся следов его рук на коже и, отпрянув, поковылял к плетеному дивану, не обращая на не привыкшую к такой нагрузке лодыжку.       — Я сделал тебе больно, — повторил он. — Я вижу это собственными глазами, Белль.       Она встряхнула одеяло и накрыла их, сев возле него и подобрав под себя ноги.       — Тише, дорогой, — тихо прошептала она, проведя пальцами по его влажным вискам. — Ты не сделал мне больно… я в порядке.       Белль сидела с ним до тех пор, пока не засвистел чайник. Встав, она приготовила им чай, надеясь, что чашка ромашкового чая успокоит его.       Румпельштильцхен свернулся на диване, где она оставила его, глядя вдаль на озеро. Белль поставила поднос с чаем на маленький плетенный стол и налила ему полную чашку отвара.       — Вот, любимый, выпей это. После чашки чая ничто не кажется таким ужасным.       Он подарил ей едва заметную улыбку и сосредоточенно потянулся к дымящейся чашке.       — Чай делает все лучше?       — Всегда, — она сделала глоток из собственной чашки, прижавшись спиной к его боку под одеялом. — Расскажи мне о своем сне, Румпель, — мягко попросила она, сжав его пальцы своими.                  — Это глупо.       — Ничего не глупо, если это расстроило тебя. Расскажи мне. Как еще я узнаю, как мне помочь тебе?       Румпель вздохнул, закрыв глаза, когда допил свою чашку и поставил ее на поднос.       — Я не думаю, что стоит полагаться на уверенность Хоппера в том, что могу вернуть свои воспоминания через сны.       — Почему?       — Потому что мне снилось то, что определенно не могло бы быть воспоминаниями. Я думаю, это был сон о сказке, которую ты читала мне прежде, чем мы легли спать.       Белль проснулась, когда он беспокойно завозился на кровати, а после стал бороться с одеялом, невнятно крича.       — Почему ты это сказал?       Румпель раздраженно рассмеялся.       — Мне приснилось, что я был Чудовищем из твоей сказки. Ты была там, Белль, сидела за прялкой, а потом поцеловала меня. Но когда я запаниковал, то стащил покрывало с зеркала. Я был зверем… Я был монстром, и… Я кричал на тебя, обвинял в предательстве, — пробормотал он, пытаясь вспомнить детали. — Я же сказал, что это глупо. Каким-то образом эта история произвела на меня впечатление и воплотилась в сон.       Белль нерешительно рисовала круги большим пальцем по тыльной стороне его ладони, смотря ему в глаза. Боги! Ему снилось его прежнее «я»… их общее прошлое… и он думал, что это сон. Не говоря уже о том, что этот маленький взрыв был спровоцирован его магией, разрушив их лампочку. Как он эту новость-то воспримет? Белль подумала, что лучше дать ему поверить, что это был всего лишь сон.       — Тебе казалось, что это были воспоминания? — но она не могла не спросить об этом.       — Неважно, как это было, Белль. Это не может быть правдой, — его взгляд упал на переплетенные руки. — Я думаю, что не разумно делить нам кровать, пока я не разобрался с самим собой.        — Что?!       — Я не могу рисковать, вдруг я наброшусь на тебя, пока сплю и...                — Нет, - категорически заявила она. — Нет, я слишком много ночей провела в нашей постели без тебя, Румпель. Я больше не хочу этого. Ты мой муж и мое место рядом с тобой, — Белль подсела ближе и обняла его за шею, ласково прижав свой лоб к его, погладив по волосам. — Я так сильно скучала по тебе. Пожалуйста, не заставляй меня спать в одиночестве. Мне нужно быть рядом с тобой, знать, что ты здесь, и забыть все эти последние месяцы, как страшный сон.        — Я больше не хочу причинять тебе боль, — прошептал он, его губы мягко коснулись ее. Ее близость, теплота, любовь, которые он ощущал в ее объятиях, было чуть ли не достаточным, что его сердце могло выдержать. — Я не хочу причинять тебе боль, моя Белль.                — Ты не сделаешь этого.       — Ты этого не знаешь, — прошептал он. — Ты не можешь предугадать подобное.       Пальцы Белль коснулись кончиков его волос, мягко потянув, чтобы он вновь взглянул на нее. Его карие глаза были наполнены болью, страданием и ненавистью к себе, все, что он пытался скрыть от нее. Теперь он не мог больше прятаться, оставаясь уязвимым в ее власти. Без груза прошлого он наконец-то смог довериться ей. Ее сердце затрепетало и Белль поклялась себе, что больше никогда не причинит ему боли. Одна рука скользнула с его шеи к груди, где немного учащенно билось сердце.       — Я знаю тебя, Румпель. Я знаю твое сердце. Ты бы никогда не сделал мне больно, — она остановила все его протесты губами. Мягко раздвигая губы своими, разделяя сладкие тягучие поцелуи, снимавшие напряжение. Белль поднялась, увлекая его за собой, когда на небе появились первые предрассветные лучи. Он последовал за ней на другой конец крыльца, к гамаку, без возражений, уступив ее молчаливому требованию лечь. Белль прижалась к нему, опустив голову на грудь и натянула на них одеяло.       — Расслабься, любовь моя, — пробормотала Белль, поцеловав его в макушку. — Сегодня будет новый день, да?       Румпельштильцхен обнял ее крепче, и, поцеловав ее руку, прижал к своей груди.       — Спасибо, моя Белль, — прошептал он, едва слышно. — Спасибо, что не отказалась от меня.       Белль сильнее обняла его, когда на ее ресницах заблестели слезы. Никогда, любовь меня. Больше никогда.       — Тш… постарайся уснуть. Я здесь, я никуда не уйду, — успокаивающе произнесла она, убрав волосы с его лба. — Я люблю тебя.       Он вздохнул, его дыхание становилось все глубже и он вскоре погрузился в сон. Только тогда она почувствовала ту душевную боль, что ломала ее изнутри и позволила слезам свободно скатиться по щекам.

***

      Реджина выругалась и, убрав сковородку с обугленным беконом, сунула ее в раковину. Она прижала руку к груди, включив второй кран, чтобы унять боль от ожога. Руки Робина обняли ее за талию, когда он наклонился к ней через плечо, чтобы осмотреть рану. Вывернувшись из его объятий она подошла к холодильнику, чтобы достать больше бекона и чистую сковородку из шкафчика.       — Реджина, — твердо сказал он, но она продолжала игнорировать свою истинную любовь. Она не могла позволить ему утешать ее, пока завтрак не будет приготовлен для ее мальчиков. Ей нужно было подобие нормального поведения для детей, даже если вокруг них рушился весь мир. — Реджина, остановись!       Робин вытащил из ее дрожащих рук сковородку с беконом и поставил ее на столешницу, хватая за плечи и заставляя посмотреть на него.       — Я не могу!       Робин притянул ее тело ближе к себе, прижав к груди.       — Да, ты можешь. На мгновение, — успокаивал он ее шепотом. — Ты даже не стала лечить себя. Как ты собираешься позаботиться о ком-то, если не можешь позаботиться о себе?        Реджина бросила на него испепеляющий взгляд, напоминающий о ее прошлых днях, когда она была Злой Королевой.       — Я в порядке! — прошипела она, отвернувшись от него и поставив сковородку на плиту, не торопясь выкладывать полоски бекона. — У меня нет времени быть слабой, Робин. Я не могу. Наши мальчики должны иметь нормальный семейный завтрак и я собираюсь сделать его для них. Они слишком много едят в кафе и это не лучший вариант. Если ты хочешь сделать что-то полезное, почему бы тебе не почистить фрукты?           — Реджина…       Она с трепетом перевернула бекон. Ее подбородок склонился к груди, когда она поморщилась в болезненной гримасе.       — Что, если проклятие сильнее, чем она может справиться? — прошептала она, поджав губы, чтобы они не дрожали. — Только боги знают то, что оно делает сейчас с ней. Что, если… — она сделала паузу, а после вздрогнула. — Что я скажу Генри, если она никогда не вернется к нам… к нему.       Он мягко повернул ее к себе, положив руку на плечо.       — Она Спасительница, дорогая, она пройдет через это.       — Разве ты не видишь? Она больше не Спаситель. Она там… совсем одна, скрывая в себе самое большее темное зло, когда-либо известное человеку, — сказала Реджина надломившимся голосом.       — Румпельштильцхен…       — У него были столетия, чтобы смириться с тем, кем он стал. Я даже не знаю, как ему удалось справиться с таким злом, — усмехнулась она, выключив огонь на плите. — Когда Эмма впервые приехала в город… о боги, я так ненавидела ее, — она грустно рассмеялась. — Мне было бы приятно увидеть, как что-то подобное разрушает ее взгляды на жизнь.       — Ты прошла долгий путь. Каждый из нас сейчас не тот, кем был раньше и это к лучшему… э… я говорю, что Эмма стала Темным, это…       Реджина болезненно улыбнулась ему и мягко коснулась его щеки неповрежденной рукой.       -Я знаю.       Обойдя его она вытащила тарелки из шкафа. Реджина слышала, как мальчики проснулись и уже шли к ней, на запах, пробудивший их.       — Эмма… она мой друг. Я не знаю, как мы дошли до этого, но…       Реджина замолчала, когда Роланд вбежал в комнату и обнял ее за талию, крепко сжимая рукой мягкого медведя. После потери матери он цеплялся за игрушку, как за спасательный круг, который мог успокоить его и избавить от боли. Это было еще одной причиной ненавидеть свою сестру с еще большей силой. Реджина усадила его на стул у стола и поставила перед ним тарелку, поцеловав и взъерошив его кудри.       — Доброе утро, мама, — поприветствовал Генри, едва поняв, что он зевнул. — Робин, — он поцеловал мать в щеку, а потом сев рядом с Роландом уткнулся носом в тарелку. — Итак, что сегодня на повестке дня?       — Как и вчера. Мы собираемся пойти туда и попытаться найти ее, пока…       — Больше исследований проклятия? — пробормотал он, набив рот яишницей.       — Не говори с полным ртом, дорогой. И да, больше исследований.       Он застонал и сунул в рот кусок бекона.       — Я скучаю по бабуле Белль. Никто не занимается такими исследованиями лучше ее, — он вытащил телефон из кармана джинсов и просмотрел уведомления, но не нашел новых сообщений от нее. — Интересно, читала ли она дедушке истории из моей книги, помогло ли ему это.                — Что? Ты отдал ей книгу? — спросила Реджина, потянувшись за кофе, который налил ей Робин. С таким количеством сна, что она получила этой ночью, она была уверена, что ей он еще понадобится.       — Да. Помнишь, как бабушка Снежка разбудила ею дедушку Дэвида, прочитав ему их историю. Я напишу ей позже, чтобы узнать, сработало ли это.       Реджине пришлось признать, что она была в отчаянии, готовая попробовать что угодно, лишь бы вернуть Румпельштильцхену воспоминания.       — С Румпелем может быть не так уж и просто, — горько призналась она. — Когда с этим человеком вообще было просто? — зарычала она.       Генри выгнул бровь.       — Мам, никаких резких действий по отношению к дедушке!       Она пробормотала что-то в кофейную чашку, давая понять, что не собиралась давать каких-либо обещаний. Ее отношения с Румпелем были всегда сложными и она была уверена, что было поздно что-либо менять.       — Я просто надеюсь, что она сможет его вытащить из этого. Как бы я не хотела признать это… но он нам нужен.

***

      Румпельштильцхен раздраженно поморщился, когда остатки сна ускользали от него. Солнце ярко светило на его закрытые веки, а голова монотонно пульсировала от головной боли. Его правая рука автоматически дернулась закрывая ото солнца. Он открыл глаза и в ужасе уставился на нее. Какого черта это было? — удивился он. Он сбросил одеяло и провел рукой по верхней губе, его кожа блестела от слоя росы. Почему он спал снаружи? Дразнящий аромат донесся по ветру, заставив его скинуть остатки сна и именно тогда заметить отсутствие своей маленькой жены. Она больше не прижималась к нему, скрывая его в объятиях от лучей солнца. Если бы он услышал, как она передвигалась по кухне, то проснулся бы раньше.       Его губы изогнулись в нежной улыбке, когда он услышал ее пение, пока она готовила. Этот знакомый, утешающий звук успокоил его. Мелодия была простой, но он наслаждался ее сладким голосом. Белль переворачивала блины на сковородке, когда он вошел внутрь, тяжело опираясь на свою трость. Она весело улыбнулась ему, когда он поцеловал ее в щеку.       — Будь осторожен со стеклом в спальне, Рум! — окликнула она его. — Я не хочу, чтобы ты поранился.       Приняв душ и переодевшись, у него было более приподнятое настроение, когда он присоединился к ней.       — Доброе утро, Белль, — сказал он, следуя за ней на крыльцо, куда она вынесла тарелки с завтраком. — Как вкусно пахнет. Кофе? — с надеждой спросил он.             Белль хихикнула от чистого блаженства на его лице, когда он довольно потягивал из чашки кофе, который она подала ему.       — Как ты спал? — спросила она, наливая сироп на блины, яйца и бекон, не обращая внимания, как он поморщился, заметив этот вандализм над едой. Он отнял у нее сироп и лишь немного налил себе, пытаясь удостовериться в том, чтобы липкая жидкость не коснулась его яичницы.       Рум пожал плечами, после первого укуса.       — Мне не снилось ничего, поэтому, я думаю, что хорошо.       — Да, согласна, — она незаметно наблюдала за ним из-под ресниц, пока они молча ели. Он выглядел таким необычным в повседневной одежде, но его поза была все еще напряженной, словно он все еще находился в своем костюме. Белль усмехнулась. Она определенно могла привыкнуть к нему в джинсах и синей рубашке, в которую он был одет. Она дополняла его цвет кожи, а несколько открытых пуговиц у горла, напомнили ей шелковые рубашки, которые он носил в Темном замке. О, как же она скучала по этому образу. Убрав посуду и весь беспорядок на кухне, она вновь вернулась на крыльцо. — Ну, любовь моя. Сегодня новый день и мы будем смело двигаться вперед. Ты со мной?       Румпельштильцхен сонно взглянул на нее, осторожно улыбнувшись.       — Эм… что ты имеешь в виду, дорогая?       — Ну... — пробормотала она, дразняще. — Есть много вещей, которые мы можем сделать здесь, вдали от цивилизации… если это можно так назвать. Почему бы нам не использовать ту скобу, которую дал тебе Вэйл и отправиться в поход. Ты выглядишь намного лучше сегодня и я думаю, что солнечный свет и свежий воздух сделают это куда лучше. Ты слишком много времени проводишь в лавке.       — Белль, — застонал он. — Мне не нужно бродить по чертовому лесу. Я не бурундук!       Белль изогнула бровь.       — Ты хочешь заключить сделку? Хорошо, Румпель, что ты хочешь за час прогулки?       Уголок губ приподнялся в знакомой ухмылке, когда он наклонился к столу, приблизив свое лицо к ее.       — Что ты готова отдать,  миссис Голд? — соблазняюще прошептал он.       Белль сделала тоже, что и он, сократив их расстояние до минимума.       — Я сделаю все, что ты захочешь, мой муж.           Он резко вдохнул. Его ноздри затрепетали, когда он почувствовал сладкий запах сакуры и сливового мыла, которое она использовала этим утром. Белль едва могла скрыть этим свой собственный аромат. Его тело напряглось, а по коже пробежали мурашки, когда он пытался сдержать себя в руках. Он хотел, чтобы она прикоснулась к нему, наполнила своим светом, хотел прижать ее к своей груди и никогда не отпускать. Он хотел гораздо большего. Румпель должен был сжать руки в кулаки, чтобы не потянуть ее к себе, когда она прижалась носом к его носу.        — В твоей светлой голове сейчас проносятся тысячи идей, не так ли? — прошептала она ему в губы. — Все это будет исполнено, если только…       — Я присоединюсь к тебе в течении чертового часа, — простонал он. Белль отстранилась, ее глаза весело блестели, когда она откинулась на спинку стула. Боги! Она просто не честно играет! — Ты коварна женщина, дорогуша, — неохотно пробормотал он. — Но ты заплатишь цену. Я уверяю тебя в этом.        

***

       Белль сидела скрестив ноги у подножия кровати, втирая успокаивающий бальзам во вмятые искривленные шрамы на лодыжке и нижней части икры Румпельштильцхена, довольствуясь тем, что ему было достаточно комфортно и он позволил позаботиться о себе. Он все время ходил взад-вперед и Белль видела, как его линии на лице углубились, сигнализируя о боли. Он отказался даже смотреть с ней фильм, выбрав расслабиться в ванной, постоянно бормоча и ворча, пока она не заставила его принять ее помощь. Теперь он был гораздо спокойнее, растекшись счастливой лужей от ее прикосновений и говорящей об этом улыбке на лице.       Это была ее вина, подумала Белль. Ее идея вытащить его из хижины на свежий воздух, чтобы пообщаться с природой. Если бы у него были его воспоминания, он бы высмеял эту идею… после того, как закончил бы хохотать. Она действительно думала, что скоба могла облегчить ему жизнь. Они прогуливались пешком — действительно пешком — в течении часа к ручью, который она так хотела показать ему. Они просидели около двух часов на берегу реки, болтая ногами в бурлящей воде, не думая о возвращении. Разговаривая, как раньше, по крайней мере с тех пор, как они были вместе после Зачарованного Леса. Он искренне интересовался ее детством, слушал и запоминал. Не было никаких отвлечений, просьб о помощи, магических катастроф, никаких поисков. Только они вдвоем, одни в лесу, проводя все это время вместе. Это был один из лучших дней в ее жизни.       — Тебе лучше, любовь моя? — мягко спросила она, встречаясь с его довольным взглядом, принимающим ее ласку.       Румпельштильцхен медленно кивнул, проведя кончиком языка по губам, облизнув нижнюю губу. О-о, она знала этот жест очень хорошо. Белль убрала его ногу с коленей и положила осторожно на подушку, в надежде уменьшить припухлость.       — Я… я думаю…мм… да, я думаю, я приму душ, — спрыгнув с кровати, прежде, чем он успел расспросить о ее спешности и быстро схватив пижаму с чистой одеждой, Белль бросилась в ванную. Она закрыла за собой дверь, прислонившись к ней со вздохом. Может, он заснет, когда она присоединится к нему в постель.       — Черта с два, Белль, — пробормотала она себе под нос.                К счастью, ее муж очень любил комфорт на этой земле по сравнению с Зачарованным Лесом и его более примитивной роскошью. У них был установлен очень большой нагреватель воды, для обеспечения почти бесперебойной подачи горячей воды. Белль прислонилась ладонями к плитке и опустила голову, позволяя каплям душа скатываться по ее длинным волосам. Она не пыталась вытереть слезы, беспрерывно стекающие по ресницам. За эти несколько дней, с момента, как Румпельштильцхен потерял память, он был с ней более открытым и честным, как словами, так и действиями, чем когда-либо с момента их знакомства.       Она закрыла рот рукой, сдерживая рыдание, вырвавшееся у нее из груди. Белль не думала, что сможет полюбить его еще больше, но она делала это и ее сердце разрывалось на части от этого. Наконец-то она увидела, что скрывала тьма от нее. Возможно, он всегда был так закрыт, эмоционально задавлен чертовой Милой, а потом предательством Коры, но она видела, что он был готов рискнуть снова.       Если бы она только могла видеть это раньше. Если бы она только знала, насколько он был сломлен, ей бы никогда не хватило сил выгнать его за черту города. Она считала, что он изменился, не готовый к риску для нее. Нет, она не могла обмануть себя, как бы она не хотела сделать это. В глубине души она всегда слышала этот писклявый голосок, предупреждающий, что он не всегда поступает так, как должен. Она просто спрятала голову в песок и спустила все с рук, потому что, если быть честной с собой, то ей просто нужна была волшебная сказка, которую он создавал вокруг нее. Она хотела, чтобы он был хорошим человеком, тем, кого он изображал. Но все это время он обманывал ее и она позволяла это сделать, потому что не могла бросить вызов ему в лицо. Ее нравственность не хотела противостоять тому факту, что ей придется снова покинуть его.        Белль выключила душ, но слезы продолжали стекать по ее щекам. Она не могла больше этого делать. Однажды она сказала Румпелю, что ему стоит бороться, но она сдалась. Она сказала Бэйлфаеру, что любит его отца… всего его… все его части, принадлежащие тьме и отказалась от него. Она позволила себе стать героем, повернувшись к нему спиной, когда он больше всего нуждался в ней. Хлопнув ладонью по плитке, она зарыдала. Он мог просто умереть там, не имея ничего, кроме его костюма. Она бросила его, как все, кого он любил. Разве можно было удивляться тому, что он никому не доверяет?              Вздохнув и выйдя из душа, она быстро вытерлась. Белль застонала, увидев свое лицо в зеркале, ее глаза и нос были красного цвета. Обернув полотенце вокруг себя, она потянулась за тряпкой и смочила ее холодной водой. Прижав ее к лицу, она надеялась, что холод успокоит покраснение. Она не могла вернуться к Румпелю так, будто у нее кто-то умер. Глубоко вздохнув, Белль решительно расправила плечи. Румпель был снова с ней, и она готова была его любить и защищать, даже от самого себя. Она больше не позволит кому-либо причинить ему боль, особенно не в его уязвимом состоянии… не снова. Им было о чем поговорить, когда его воспоминания вернутся и она могла только молиться, чтобы он простил ее, как она простила его. Если он не сможет, она отпустит его. Каким-то образом найдет на это силы. Эта мысль вызвала у нее новую волну слез и она быстро переключилась, понадеявшись, что он не заметит этого.       Расчесав волосы, пока они не легли по спине волнами и сделав глубокий вдох, она распахнула дверь. Белль напрасно надеялась, что он уснул. Рум все еще лежал на кровати, с приподнятой на подушках ногой и с руками за головой.             Ленивая улыбка на его лице сменилась глубокой озабоченностью.       — Белль… что случилось, дорогая? С тобой все в порядке?       Она выдавила из себя успокаивающую улыбку, подойдя к кровати и сев рядом с ним.       — Я в порядке. Наверное, стресс наконец-то добрался до меня, — она потянулась и убрала непослушную прядь с его глаз. Ее пальцы были нежными и мягкими, когда он почувствовал ее прикосновение к своей коже. Всплеск чистой любви заставил ее сердце сжаться, и она не смогла сдержать одинокую слезинку, сбежавшую по щеке. — Я просто хочу, чтобы у нас все было хорошо.       — О, Белль… — прошептал он, притягивая ее в свои объятия. — Конечно, у нас все будет. Ты моя жена. Не стоит принимать это так близко, — он поцеловал ее в лоб, погрузив руку в ее волосы. — Чтобы ни случилось между нами, это в прошлом, да? Мы разберемся.       Белль кивнула, прижав его сильнее за талию к себе.       — Надеюсь, на это, — выдохнула она, тревожность покидала ее тело, когда он сильнее прижал ее к себе.       В надежде отвлечь ее, он перевернулся, подминая под себя и уткнулся носом в ухо. Белль вздрогнула, когда волна желания прокатилась по ее телу, остановившись внизу живота.       — Рум… — застонала она. — Что ты…       У нее перехватило дыхание, когда его зубы коснулись чувствительной кожи под ее ухом, лишив всякой связной речи. Дьявольски усмехнувшись, он поднял голову, чтобы встретиться с ней взглядом. Он коснулся ее губ своими в легком поцелуе.       — Кажется, я знаю, какая будет моя цена, — задохнувшись, прошептал он. Их близость действовала на него так же, как и на нее.       — Ц-цена? — спрсила она, смущенее обычного. У него всегда была возможность лишать ее мыслей, оставляя при этом бездумно смущаться.       Румпель воспользовался ее замешательством и захватил нижнюю губу своими, нежно потянув. — Ммм… ты же мне пообещала что угодно, — шутливо прошептал он.       Их разговор о сделке этим утром обрушился на нее, как ведро ледяной воды, оставляя ее потрясенной. Как она могла забыть о сделке?! Ну… просто… замечательно.