Двое против мира

Ноги казались ему тяжелее, чем обычно, пока он шел по направлению к комнате Бонтенмару, пытаясь скрыть нежелание собственного тела делать это. Другие слуги смотрели на него с жалостью и состраданием, что ему пришлось взвалить на себя такую тягостную работу. Все прекрасно знали, что мальчик был причиной стыда в поместье, всегда прячущийся за закрытыми дверьми и в темных комнатах, чтобы никто не увидел его уродства. Очередная служанка открыла фусуму в комнату Бонтенмару, когда он подошел. Ее глаза усиленно отказывались встречаться с его, но жалость была написана у нее на лице. Кому предназначалась эта жалость, еще было не известно, но Кодзюро не стал на этом задерживаться, заходя внутрь и обводя глазами темную комнату. На короткое мгновение Кодзюро показалось, что он здесь один, а мальчик куда-то ушел, но затем уловил движение – слабый шорох от трения одежды о дерево. В поисках источника шума Кодзюро взглянул в угол комнаты, где лампа отбрасывала слабый свет из-под тонкой белой простыни. Вспомнив о манерах, Кодзюро быстро опустился на колени и поклонился в направлении лампы. - Бонтенмару-сама, прошу простить меня за вторжение, но ваш отец назначил меня на роль вашего слуги. С этого дня, я, Катакура Кодзюро, буду служить вам. Тишина вновь воцарилась в комнате и лампа оставалась безмолвной, пока Кодзюро не поднял голову, как раз вовремя, чтобы заметить открытый глаз, с любопытством выглядывающий из-за края простыни. Кодзюро постарался успокаивающе улыбнуться, протягивая руку, чтобы сдернуть простыню, но стоило ему пошевелиться, как голова мальчика вновь спряталась за тканью. - Бонтенмару-сама, прошу вас... Я не причиню вам вреда. Мальчик больше не пошевелился, и его излишне робкое поведение уже начало капать на нервы. Как он должен учить и тренировать мальчика, если не может даже заставить его взглянуть на себя? - Бонтенмару-сама, - повторил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Насилием делу не поможешь, если он не хотел отдалить от себя мальчика еще больше. Глаз снова выглянул, широко открытый и внимательно изучающий его, затем простыня стала медленно съезжать, открывая остальное лицо. Он отрастил волосы, чтобы прикрыть обезображенный глаз, который он теперь прятал под крепко завязанной повязкой. Остальные волосы были собраны в маленький хвостик на затылке, оставляя лишь несколько прядей обрамлять его по-детски круглые скулы. Его кожа была призрачно-бледной, она словно светилась в темноте, а руки, тонкие, почти женственные, дугами лежали на простыне. - Не хотите выйти прогуляться?, - неожиданно для самого себя спросил Кодзюро, думая о том, что солнечный свет будет полезен для мальчика. В ответ он тут же получил бешеное мотание головой мальчика и взгляд, ожидающий насилия. - Он не выходит на улицу. Никогда, - послышался у двери женский голос. Он был пронизан ядом, под языком женщины словно было спрятано жало, и Кодзюро напрягся, прежде чем оглянуться через плечо, дыхание умерло на полпути в гортани, когда он узнал в ней госпожу поместья. Она была убийственно красива, с белой кожей, подобной свету луны и глазами, голубыми, словно пруд в ясное утро. Сходство между ней и первенцем было очевидно, не оставляя сомнений в том, кто был его матерью. К сожалению, у нее не вызывало гордости, что ее кровь носит некто, вызывающий у нее чистое отвращение. Ядовитое выражение ее лица выдавало ненависть и омерзение по отношению к ребенку, ничем того не заслуживающему. - Не знаю, почему он поручил вам это. Пустая трата сил. Этот мальчик умрет прежде, чем придет зима. Бонтенмару вздрогнул при этих словах и бессознательно вновь спрятался за простыней, его заметно трясло, то ли от страха, то ли же от тоски – возможно от того и другого. Губы Кодзюро оставались сжатыми, он молча смотрел на женщину, понимая, что его положение не позволяет ему спорить с ней. Она же, похоже, получила некоторое удовлетворение от испуга мальчика и послала холодную улыбку ему прежде, чем выйти из комнаты. Когда она уже была достаточно далеко, чтобы не услышать его, Кодзюро позволил себе наконец выдохнуть, не представляя, сколь долго он не дышал. Мальчик все еще дрожал, и его нескрываемую икоту можно было расслышать из-под простыни. Кодзюро хотел бы найти слова, чтобы успокоить его, но, как и сказала госпожа, дела выглядели малоутешительными для него. Если он не станет сильнее, то инициатива без сомнения перейдет к его младшему брату. Кодзюро не мог так оплошать перед Господином Терумуне. Если его бывший господин сказал, что Бонтенмару вырастет и станет сильным лидером – сильнейшим в истории Осю – значит, Кодзюро сделает все, чтобы эти слова осуществились. - Бонтенмару-сама, - прошептал он, говоря тихо, чтобы никто кроме мальчика не мог его услышать,- я знаю тропинку, которая опоясывает рисовые поля. Если мы пойдем ночью, никто нас не увидит. Это звучало как неплохое предложение, голова мальчика вновь высунулась, словно суслик из норки. Единственный глаз был широко распахнут и смотрел на него с недоверием. - Вам будет полезно подышать свежим воздухом. Бонтенмару обдумывал его слова некоторое время, прежде чем медленно кивнуть, печаль с его лица немного сошла. Кодзюро не мог не улыбнуться, глядя на него и понимая, что это уже какой-никакой шаг вперед.