Для короля только королева

      Давина достаточно долгое время вообще не выходила из своей маленькой комнаты. После того инцидента на балу у нее дух перехватило, и она предпочла не показываться, пока гнев принцесс не утихнет. Сейчас же она уединилась и хотела нарисовать прелестный закат, который видела из арки, когда возвращалась с бала со злой и, кажется, подавленной Хейли. Этот закат, который переливался от ярко-красного и тускнел до цвета кожуры апельсина, Клэр смогла запомнить, даже самые малейшие детали. Но к сожалению, как только Давина решила нанести на холст краски, дверь резко распахнулась, от чего Давина вздрогнула. Гостей она не ждёт, а Маршалл не является к ней уже второй день.       Наложница поворачивает голову и видит Кола, который вальяжно оперся о косяк двери. На лице девушки появилась улыбка. Что это с ней? Нет, Давина не влюбилась, просто видеть хоть кого-то в своей каморке, хоть одну живую душу, она была рада. Уж слишком ей надоела пафосная тишина и умиротворение. — Давина, — принц садится на кровать, — хотел поинтересоваться, как ты? — от этого вопроса Клэр чуть расслабляется. — После бала я тебя не видел в замке, даже на улице. Что-то случилось? — Майклсон и правда не знал, что произошло, никто не поведал ему историю. — Разве Вы не знаете, что произошло на бале в самый канун? — хмуря брови и скидывая волосы с плеча, спрашивает Давина. — Вам не поведали о том, как сестры де Мартель унизили меня? — Нет, — в голосе принца Кола нет хитрости и подвоха, только честность и открытость. — Поведаете? — Извините, но спросите у своей будущей жены, она явно замешана в этом, — Клэр вообще не хочет вспоминать этот ужасный случай. Ее публично унизили и оскорбили. Рассказывать о своём не лучшем дне Давина не было готова. Возможно, принц Майклсон сочтёт это за грубость, но главное — Давина не намерена грубить ему. — Только хочу сказать одно — я не виновата в этом и не чувствую себя причиной и виной ссоры, дальше, что вам расскажет Катерина, меня не касается. Вы можете верить ей, а можете верить мне. — Ситуация настолько критична, что здесь можно судить людей и делать выбор? — он хмурит брови. — Достаточно критична, — коротко отвечает наложница и легким взмахом кисти делает мазок, используя именно мазковую технику. На протяжении всех лет именно эта техника стала излюбленной в этом веку, и Давина не осталась исключением. — Так зачем на самом деле Вы явились, принц? — не поворачивая головы, спрашивает Давина, а это неподобающей жест. — Неужели в самом деле просто спросить про мое самочувствие? — ее движения кистью на холсте достаточно обрывистые и резкие. — А ты догадливая, Давина, — Кол встаёт рядом с брюнеткой и тихонько касается ее плеча. — Бог одарил Вас разумом, — слегка сжимая плечо, говорит Кол. — А теперь повернись ко мне. Я твой принц и имею твоё уважение к себе! — Майклсон рассердился. Да, он достаточно вспыльчив. — Я хотел обрадовать тебя одной хорошей вестью, но твоё поведение вынудило меня ещё раз подумать о том, стоит ли поступать так, как я хотел. А сейчас выучи манеры общения со мной и всеми, кто при дворе. Иметь такую наложницу, что без манер — настоящий позор. Завтра я зайду к тебе. — строго проговорил Кол и спешно ушёл из комнаты.       Своё неподобающее поведение Давина не могла объяснить или же оправдать. Что на неё нашло, она сама не знала. Девушка чувствовала лишь обиду на то, что ее хозяин даже не вступился за неё, хотя его не было. Скорее всего, она проклинала себя за то, что снова оказалась не в нужном месте, не в нужное время.       Тряхнув головой, Давина словно стряхнула все плохие мысли и принялась беззаботно рисовать. Рисование — это некая форма самоконтроля, с помощью которого твой гнев и пыл остаются на бумаге в виде ярких, зрелых красок.

***

      Хейли Маршалл после случая на балу тоже сочла правильным не выходить из своих покоев и оставаться незаметной. Она точно не хотела быть замеченной Авророй, зная ее хитрый и проворный характер. Да, Хейли называла себя умной, хитрой, но когда она узнала Катерину, таковой она себя назвать уже не могла. Маршалл по сравнению с сёстрами де Мартель, а в частности с Катериной, сравниться даже не может, слишком уж Хейли обычная и простая, а у Катерины есть опыт в большой срок, здесь в замке именно это помогает выживать — хитрость, проворство и ум.       Маршалл не подпускала к себе Никлауса, она никак не хотела иметь с ним дело. Ей было глубоко наплевать на его раненное сердце, потому что ее сердце само разрывалось на маленькие кусочки. За столь короткий срок Хейли смогла влюбиться в принца и сильно привязаться к нему. Да, у них была близость, но не только физическая. Они оба были поломанными, словно игрушки, и понимали друг-друга так просто и легко. Их связывал собственный бурный нрав и повышенная эмоциональность. Наложница обиделась не на шутку. Никлаус оскорбил ее, поставил на место и прилюдно унизил, занижая Маршалл до самого пола.       Томный стук в дверь и до боли знакомый голос заставляют шатенку вздрогнуть. Встав с ложе, Хейли поправила платье и подошла к двери, все ещё не осмеливаясь ее открывать. — Что вам нужно, Никлаус? — Маршалл прогоняет дрожь в голосе и старается сделать его холодным. — Открой дверь, Хейли! — принц еще пару раз стучит в дверь. — Нужно поговорить, — тише добавляет Майклсон.       Да, принц Никлаус не только завоевал сердце наложницы, но и сам оказался в ее путах. Он не полюбил ее, нет, Никлаус вроде бы любит Аврору, просто с Хейли он почувствовал себя нужным, тем, кем хотел быть всегда — любимым. Не то что Аврора не любила принца, просто их принудили к этому чувству, и им пришлось, так сказать, пройти нелёгкий путь. С Маршалл он смог проявить к ней тепло и доброту, которую проявлял не ко всем, ведь толстые стены замка заставляют быть такими же холодными, как и они сами, но опрометчивый поступок, о котором он незамедлительно жалеет испортил все, в том числе и их отношения. — Не думаю, что принцесса Аврора захочет видеть Вас рядом с всего лишь наложницей, у которой нет ничего, даже девственности, которой меня лишили Вы! — Хейли прижимается к двери. — Уходите, я не думаю, что мы сможем поговорить.       А у принца Никлауса нет в мыслях уйти, не добившись своей цели. Он точно знает, что не готов потерять Хейли, или он не готов терять простую ублажительницу? В этом вопросе Майклсон сам затруднялся, он не думает, что Маршалл его та самая, ведь у него есть Аврора, да и принцу заперещено четким почерком быть женатым на наложнице, а любить таких — позор. — Принцесса Аврора мне не указ. Открой дверь, иначе я ее выломаю! — грубость в голосе определённо есть.       Хейли громко вздыхает и, открыв металлическую щеколду на двери, открывает ее со скрипом. Подняв подол длинного, коричневого платья, Маршалл отходит назад и смахивает волосы с лица.       Принц уверенно идёт к наложнице и, обняв ее за талию, притягивает к себе. Как же он скучал по этому медовому аромату, по каштановым волнистым волосам и хрупкому телу. — Вы хотели поговорить, — напоминает шатенка и скидывает настойчивые объятья мужчины. — Хейли, мой поступок был опрометчивым, я жалею о нем. Как я должен был поступить иначе? Я принц, а Аврора — моя суженная, не думаю, что мне нужно было защитить тебя. Да, я люблю Аврору, но и ты для меня дорога, — Никлаус заглядывает в глубокие глаза Маршалл. — Я не хочу, чтобы все закончилось именно так. Ты простишь меня? — принц редко просил прощения, но сейчас он правда чувствовал себя виноватым. — Вы любите Аврору — это я понимаю, вы столько лет были вместе, но кто я для Вас, ублажительница и простая наложница, или я человек, который дорог для вас не только в порывах вашей похоти? — Хейли хотела точно знать ответ, что у нее есть гарантии на защиту со стороны Никлауса, и если он дорожит ею как человеком любимым, нужным, то Хейли сможет чувствовать себя увереннее.       Выдержанная пауза в минуту заставляет усомниться Хейли в том, что принц вообще дорожит ею, даже как простой наложницей. На его лице нельзя прочитать эмоций. Громко вздохнув, Маршалл хочет уже уйти, но Никлаус крепко схватил ее за руку. Развернув к себе девушку, Майклсон касается ее лица. — Я же говорила, я для Вас никто, кроме как той, кто дарит Вам наслаждение в пастели! — Хейли выдирает руку с силой и толкает Никлауса в грудь. — Я не хочу видеть Вас! — в истерике кричит Маршалл и продолжает бить принца в грудь, но когда одна из железок врезается в руку наложницы, и та оставляет глубокий порез, девушка наконец утихает и обращает внимание на рану. — Черт, все из-за вас! Все из-за ваших желаний и приказов! Ай! — Хейли сильнее сжимает рану, из которой сочится кровь.       Маршалл идёт промыть рану водой из таза, но у нее ничего не выходит. — Дай помогу, — добро говорит Никлаус и нежно берет руку Хейли, смывает кровь прохладной водой. — Есть ткань? — спрашивает Майклсон, но получает отрицательный кивок. — Хорошо, тогда поступим так, — схватив подол платья девушки, он отрывает тонкую полоску и бережно заматывает руку, а возмущённый взгляд Хейли никак не укрывается от него. — Подарю новое, — обещает мужчина и улыбается. — Ты дорога мне, как человек, в котором я нуждаюсь. Ты не просто та, кто дарит мне незабываемые ощущения, ты та, кто понимает меня, как никто другой, — речь принца растрогала наложницу.       Шатенка обнимает принца и нежно целует в щеку. Никлаус скидывает накидку с Хейли и крепко прижимает к себе. — Вы самый соблазнительный искуситель, — шепчет Маршалл и страстно целует принца в губы. Их поцелуй наполнен страстью, руки переплетаются в замок, а тела падают на обширное ложе. — Я скучал, — шепчет Майклсон и ложится сверху девушки, дарит самые нежные поцелуи и прокладывает мокрые поцелуи от ключицы до груди.        Принц Майклсон снимает коричневое платье и сжимает бёдра наложницы, а та в свою очередь аккуратно снимает одежду принца, она уж точно знает, что даже если ты в порыве страсти, то рвать одежду Никлауса не стоит, это разневает его.       Кровать Хейли прогибается под их телами и издаёт характерные скрипучие звуки. Их день наполнен страстью и, скорее всего, сегодня принцесса Аврора не увидит своего принца. Им овладела другая, и де Мартель стоит постараться для того, чтобы вернуть его назад.