Еле добравшись до квартиры, Чонгук вставляет ключ в скважину и удивляется, когда дверь оказывается незапертой и на пороге стоит улыбающийся во все тридцать два зуба Хосок, расправивший для объятий руки.
— Х-хен?!
— Сюрприз, Гукки! — старший не сразу замечает ношу и бежит с распростертыми объятиями, тем самым показывая, как он соскучился по своему ненаглядному младшему братишке.
Танцор с интересом смотрит на спину младшего и, наконец, позволяет Чонгуку зайти в квартиру, где помогает снять бессознательного Чимина.
— Это он?
— Хен, давай не сейчас. Лучше помоги мне перетащить его на диван, — хмыкает младший, беря блондина за ноги.
Спина жутко ноет, что хочется волком выть.
— Что с парнем? — спрашивает Хосок.
— Я его затылком приложил случайно, — отвечает младший взволнованным голосом. — Боюсь, что у него сотрясение будет.
— А ты компресс холодный приложи, поможет, — несмотря на довольно серьёзную ситуацию, Хосок остаётся спокойным и позитивномыслящим.
Чонгук кивает и убегает в ванную, вернувшись через пару минут с тазиком холодной воды. Чимин сквозь сон недовольно морщится от прохладной тряпки на своем лбу, но тут же расслабляется. Чоны смеряют его недоумевающими взглядами и решают пока уйти на кухню поболтать.
— Давно вернулся?
— Сравнительно недавно, буквально несколько часов назад.
— Ты говорил, что вернешься завтра, — с лёгкой обидой в голосе Чонгук складывает руки на груди и вздыхает. — Ни капельки не изменился за год.
— Я хотел сделать тебе сюрприз, — невинно улыбается хён, сгребая парня в объятиях. — Истосковался я по тебе и подарки привёз, ну, не обижайся, малыш.
— Хён! Мне уже двадцать!
— Я знаю, но для меня ты всегда останешься маленьким милым Гукки, — тёплые и родные объятия навевают воспоминания, вспоминая которые невозможно не улыбнуться.
Чонгук прижимается к старшему беззащитным котёнком и тихо шепчет:
— Я скучал.
Старший увлеченно рассказывает о своей жизни за этот год, показывает сделанные им фотографии, где Чонгуку приходится только открывать в изумлении рот и немного завидовать работе брата. Потом разговор плавно перетекает в лёгкую ссору, про которую братья тут же забывают, когда обращают взгляды в сторону гостиной, вспоминая о находящемся в ней пострадавшем.
— Его зовут Чимин, мы учимся вместе вот уже третий год подряд, — поясняет Чонгук.
— Мне казалось, что он младше тебя, — задумчиво тянет Хосок. — Личико немного детское, но такое миленькое, прямо «аввв», — прикладывает к щекам ладони.
— И ничего он не миленький, — сразу дуется младший, ведь только хён может называть его так. — Вредный и дерзкий.
— А, по-моему, ангел во плоти, — смеясь, воскликивает старший и направляется в гостиную. — Вот, погляди. Такой невинный.
Чонгук лишь фыркает.
— Кстати, мне нужно кое-кого навестить, — вдруг вспоминает Хоуп. — Не против, если я уеду ненадолго?
— Нет, — качает головой младший.
Когда хён уходит, Чонгук меняет компресс и решает, что пора бы лечь спать. Хосок вернётся не раньше завтрашнего утра, так что беспокоиться не о чем. Чимин все также не приходит в себя, и брюнет в какой-то степени волнуется за его состояние, прикладывая руку к холодному лбу блондина и вслушиваясь в прерывистое дыхание.
— «Если он сдохнет, я не виноват», — пронеслась в голове запоздалая мысль.
Брюнет находит телефон и вспоминает о Намджуне, которого Чимин боится не предупредить, если куда-то уходит и не будет ночевать дома. Парень находит в контактах его номер и нажимает на заветную кнопочку «Звонок». Сначала идут долгие гудки, которые вскоре начали надоедать, а потом раздается хриплый, как у последнего алкаша, голос.
— Чаво надо, мелкий?
Чон, мягко говоря, прифигел от таких слов, потому что Намджуну такое уж точно не свойственно, но быстро взял себя в руки.
— Э…Эм, Намджун? Это Чонгук, я не отвлекаю.
— Ммм, нет, а Чимин где?
— А Чимин…он со мной. Он просил передать, что…переночует у меня, — на ходу придумывал Чонгук, частенько поглядывая на развалившегося на его диване блондина.
— Эм, ладно. Странно, что он сам мне не позвонил, — с подозрительностью произнесли в трубку.
— Понимаете, дело в том, что он жутко проголодался и сейчас опустошает мой холодильник. У него рот просто нереально забит едой, что…ну, до сих пор разжевать не может. Вот и попросил позвонить и передать вам, что ночует у меня, — а в мыслях слышится хлопок по лбу и громкое «Отмазка от бога, Чонгук, пиздёж чистой воды!».
— А, ну, тогда ладно. Передай мелкому, чтобы несильно обжирался. А то опять будет считать себя сплошным рисовым пирожком.
Облегченный вздох. Пронесло. Брюнет не был уверен, что Джун поверит в его брехню, которая только в сценках КВН почитается. Чонгук лениво перебирает светлые пряди и убирает их за ухо, невольно залипая на приоткрытые губы Чимина.
— Эх, что же мне с тобой делать? — задумчиво тянет брюнет, касаясь подушечками пальцев до пухлых губ, всей кожей чувствуя их мягкость и гладкость.
Губы прикасаются к взмокшему виску, и Чонгук всерьёз пугается, когда всплывает мысль о том, чем может это все закончится. При ударе затылком может произойти все, что угодно: сотрясение мозга, потеря памяти, черепно-мозговая травма или что ещё хуже.
Но поток плохих мыслей прерывается, когда Чимин начнёт морщиться и, кажется, просыпаться. Голова начинает гудеть, а затылок ссаднить, отчего парень вымученно простонал от боли, не сразу понимая, где находится. Чонгук опасливо подходит к нему, садясь на колени, чтобы их лица были на одном уровне, обеспокоенно спрашивает:
— Ты как?
— Херово, — выдавил из себя Чимин, приподнимаясь на локтях, но острая боль заставляет лечь обратно. — Бля, хорошо же ты меня затылком приложил, ничего не скажешь.
— Аспиринчика дать? Или может ещё раз тебя приложить? Бабуля говорила, что если что-то болит, надо по этому месту ударить, чтобы перестало болеть, — ну как же не обойтись без сарказма и насмешливой и вместе с тем виноватой улыбки.
— Это тебя надо ударить, желательно переехать катком, уебок, — ядовито отвечает Чимин, которому сейчас настолько больно, что плакать охота.
— Я не хотел, чтобы все так вышло.
— Ага, я тоже не хотел, чтобы у меня голова ныла, как после похмелья.
— Тогда, может, вызовем врача? — Чонгук уже тянется к телефону, как Чимин резко встаёт с дивана, но из-за боли теряет равновесие и падает на младшего, едва слышно простонав.
— Не смей, слышишь, не смей звонить, — как в жопу ужаленный, судорожно просит он, сжимая пальчиками воротник чонгуковой рубашки.
Чонгук чувствует, как тот дрожит, с силой впиваясь ногтями в одежду, и это не на шутку пугает. Однако хватка вскоре ослабевает, и блондин шумно выдыхает, беспомощно утыкаясь Чону в грудь.
— Тебе нужно прилечь, — брюнет аккуратно поднимает себя и Чимина на ноги, тот облокачивается о его плечо, свесив голову вниз.
Парень укладывает Пака на собственную кровать.
— Нужно лёд приложить, — подсказывают ему, и брюнет уже возвращается с миской льда.
— Я твоему брату звонил, сказал, что ты опустошил мой холодильник и переночуешь у меня.
— Ничего смешнее не придумал?
Холод, приложенный к затылку, заставляет мелко задрожать и стиснуть в руках шелковую простынь. Боль понемногу отступает на задний план, но все равно неприятно. У Чонгука пальцы замерзли и глаза виновато опускаются в пол от одного лишь взгляда на ноющий затылок парня, на котором образовался не маленьких размеров синяк. Чимин вроде мыслит и свободно разговаривает, значит, отделался лишь ушибом. Головной боли блондин практически не чувствовал, что есть хорошо. Однако брюнет все равно волнуется и спрашивает о самочувствии чуть ли не каждые пять минут, на что Пак лишь ворчит и прячет краснеющее лицо за волосами. На самом деле ему нравится, что за него беспокоятся, ощущение того, что кто-то думает о тебе, греет душу. Может, он ошибался насчёт Чонгука?
— Айщ! Не прикладывай так сильно!
Чонгук кивает и случайно роняет кубик льда, который как раз улетает блондину за шиворот.
— Х-холодно! Вы-вытащи, айщ! — Чимин покрылся мурашками и замахал руками, бегая по комнате. Брюнету это показалось очень забавным, поэтому он запихнул ещё несколько кубиков льда, и от этого крики Пака стали на порядок громче. — Яй! Ты что творишь, козёл?!
А боли как не бывало. Чимин верещит и бросается льдом в Чонгука, успевшего спрятаться за диван и все также смеяться, совсем не заботясь о том, что могут постучаться соседи, ведь уже ночь на дворе.
Кусочек льда все-таки попадает ему в шею, обжигая своим холодом горячую кожу, и скользит по ней под футболку, заставляя вздрогнуть и поежиться. Чимин победно ухмыляется, вытряхивая из-под клетчатой рубашки не успевший до конца растаять лёд.
— Ну вот, теперь весь пол мокрый, — вздыхает Чон, осмотрев беспорядок, который они учудили.
— Ты убираешь! — тут же восклицает Пак ехидно и несется в коридор, но, к всеобщему удивлению, поскальзывается и не удерживается на ногах.
Возможно, он приложился бы снова затылком, но Чонгук успевает схватить того за локоть. Однако блондин все равно падает, но не на пол, а на потерявшего равновесие брюнета. И вот представьте ситуацию: один парень лежит на другом в весьма интересной такой позе, руки на талии, ближе к бедрам, упирающееся колено между ног.
Чимин заливается краской от стыда, хочет встать, но, сука, Чонгук не даёт.
— Я тебе сейчас твои культяпки в жопу засуну, — сдержанно предупреждает Пак, его начинает слегка лихорадить.
— Прости, — Чон убирает руки, сам не зная, что только что произошло, и покорно ждёт, пока парень с него не слезет. От одного взгляда на покрасневшие щеки в груди что-то ёкнуло, да так, что голова закружилась.
Чимин упрямо смотрит в пол, скорее всего желая прожечь в нем огромную дыру, переминается с ноги на ногу и облизывает пересохшие губы. В такой момент брюнету показалось, будто тот сошёл со страниц манги. Потому что Пак ведёт себя также, как и девчонки в любовных историях.
— Что?
— Ты милый, когда смущаешься, — улыбается Чонгук, подобно чеширскому коту.
— Иди ты, — отвечает Пак скованно без всякой там злобы и обиды, что даже удивило и умилило.
Чонгук решает забить на уборку квартиры и предлагает лечь спать. Чимин пытается уговорить его, что ляжет спать на диване, но Чон не преклонен. Берет тонкое запястье и направляется в спальню, не слыша тихие возмущения.
— Чонгук.
— Прости, но я по другому не могу, — пожимает плечами. — В детстве меня воспитывали не так, увы, но не переучусь.
— В универе ты весь такой напыщенный и самовлюбленный, а здесь, — блондин рассеянно улыбается. — Самый обычный. Я не понимаю, как можно быть таким разным.
— А разве ты не такой же? — спрашивает брюнет, плюхаясь на кровать, и смотрит на стоящего в метре от себя Чимина.
Тот мешкается, но ничего не отвечает, тогда брюнет решает продолжить.
— Дерзкий и милый одновременно, разве это не должно быть странным?
— Ты ничего обо мне не знаешь.
— Верно, как и ты обо мне. Не значит ли это, что нам стоит узнать о друг друге?
— Пустая трата времени. Ведь после того, как мы закончим доклад и сдадим его, все вернётся в прежнее русло, — тихо отвечает Чимин. — Я не хочу привязываться к тебе. Дело не в том, что ты нетрадиционной ориентации, просто не хочу, чтобы чувства одержали вверх над разумом и принесли страданий. И все-таки я пойду спать на диване. Спокойной ночи.
Блондин скрывается за дверью. Чонгук с минуту сидит и не двигается, пытаясь найти ту самую иголку в стоге сена из слов. Сердце бешено колотится, в животе внезапно похолодело и стянулось в тугой узел. Парень понял, что Чимин — слишком сложный ребус, который так и хочется решить. И он обещает себе, что разгадает его, сможет понять, в чем заключается смысл слов.
***
Чимин закутывается в предложенное одеяло с головой и сжимает в объятиях подушку, зарываясь в неё носом. На щеках и кончиках ушей ещё горит румянец.
— «В последнее время я вижу Чонгука часто. Если мы раньше виделись только в университете, то сейчас и на улице, и даже у него дома. Он горит желанием общаться со мной, но разве это не странно? И почему мне сейчас так хреново? Сколько уже можно сковывать низ живота и кусать губы? Я же…нет, я не мог».
Лицо горит от смущения и жары под шелковым куполом, сердце так и стучит быстро, намереваясь пробить ребра и грудную клетку. Чимин переворачивается на другой бок.
— «Может, я ему нравлюсь? Да не, бред какой-то. Он уже много раз говорил, что я не его тип… И почему я так зацикливаюсь на этом?! Я же не гей и не би, в конце концов! Так почему же так странно и непривычно?»
Сон так и не приходил, как блондин не пытался заснуть. Голова забита всякими мыслями о прошлом. А ещё к горлу подступил ком от воспоминаний. Все еще обидно, что тебя любили до поры до времени, а потом чирик-пиздык, и ты никому не нужен. А любовь ли это была?
Чимин со временем смог свыкнуться с этим, но в глубине все равно остаётся неприятный осадок. Однако этим несчастья не закончились. Если бы не тот случай, парень не был бы сейчас таким зажатым и брезгливым к чужим прикосновениям.
Блондин шмыгает носом и трет ладонями покрасневшие глаза. Надо поскорее заснуть, пока слезы не накатили с новой волной.
***
Не то чтобы брюнету не хотелось спать, просто слова Чимина запали глубоко в душу. Всего полчаса назад они спокойно разговаривали, но стоило Чонгуку задать один вопрос, и блондина как будто подменили. В какой-то момент стало страшно, потому что голос был невероятно печальным. Чимин выглядел потерянным и одновременно брошенным, что так хотелось подойти и обнять крепко-крепко.
— «Что же произошло?» — задаётся вопросом Гук, встав с кровати.
Он тихо прокрадывается в гостиную и проверяет, спит ли Чимин. Убедившись, что тот полностью погружен в царство Морфея, брюнет аккуратно берет парня на руки и несёт в спальню, чувствуя ускорившийся ритм собственного сердца. Матрац прогибается под тяжестью двух тел, лежащих рядом. Чонгук, не отрываясь, смотрит в темноту и прижимает блондина к себе.
— Господи, я схожу с ума, — шёпотом ругается Чон и закрывает глаза.
