Ты утонешь в своей голове

Тихая безмолвная ночь, пустота которой поглощала и усиливала любой звук, обволакивала две идущие друг от друга на расстоянии пары метров фигуры. В этой звенящей темноте каждый шепот был подобен крику, каждый шаг и движение отзывались не прошенным шумом. Подростки подходят к старым двухэтажным постройкам жилого квартала, и Ран тормозит, рыская во всех карманах в поисках ключей. Она вспоминает, что положила их в нагрудный карман жилетки справа и тут же тянется к его собачке, но вскоре обнаруживает лишь дыру и ни намека на ключи. Шумно сопит и продолжает идти, шаркая подошвой о разбитую дворовую плитку. Звук ударяет Аято по барабанным перепонкам каждый раз, когда Ши У переставляет ногу, и ему хватает лишь одного недовольного взгляда в сторону подчинённой, дабы та, картинно закатив глаза, прекратила. Они поднимаются по лестнице на второй этаж, Киришима запинается о предпоследнюю переломленную ступеньку и хватается за ржавые перила, из-за чего оные жалобно скрипят и опасно пошатываются, грозясь сорваться с креплений. Ран проскальзывает между стеной и командующим, перескакивая через две ступени, в пять размашистых шагов преодолевает расстояние от лестницы до двери своей квартиры и застывает. Встаёт на носочки, цепляясь пальцами за край подранного дверного косяка, и шарит рукой в кашпо с давно засохшей лобелией. — Не могла же я и запасные потерять… — Ши У роется во влажной земле, но результата это не приносит. Подошедший пару секунд назад Киришима ничего не спрашивает и, решив поберечь свои нервы, снимает подвесное кашпо. Мгновенно находит связку из трёх ключей в засохшем кусте и, подцепив пальцами колечко, кидает их девушке, возвращая кашпо на место. Ключи оглушающие громко звякают — щелкает дверной замок. Подростки почти одновременно переступают порог небольшой квартиры. Толкаясь и фырча друг на друга, эти двое кое-как разворачиваются в до безобразия узком коридорчике с подобающим гэнканом. Девушка на несколько секунд открывает входную дверь, дабы вытащить забытый в замочной скважине ключ, и захлопывает её, замыкаясь изнутри. Мало ли, кому-то вздумается зайти к ней. Сев на край гэнкана и вытянув ноги, Ран расшнуровала ботинки, стягивая их и ставя в угол к остальной обуви. Аято не утруждаясь, наступая носками на пятки, скинул свои сапоги, оставляя их почти посередине прихожей. Расстегнув ветровку и встав, девушка подошла к небольшому шкафчику для верхней одежды и повесила вещицу на свободный крючок. Развернувшись лицом к Киришиме, она протянула ему руку: — Давай куртку. Повешу. Железная молния слишком громко «вжикнула» в давящей тишине. Аято неохотно стянул верхнюю одежду и вручил её Ран, оставаясь в фиолетовой толстовке. Ему не уютно в этом помещении, даже цвет стен нервирует. Он раздраженно передергивает плечами и облокачивается о дверной косяк, без особого энтузиазма рассматривая светлый паркет. — Кухня — арка справа, — Ши У на минуту застывает в дверном проёме, разделяющим воздушный коридор и основную часть дома, и растерянно ерошит волосы на затылке. — Подожди меня там, я переоденусь. Она в несколько шагов-прыжков преодолевает расстояние до своей комнаты и шмыгает внутрь. Аято заказывает глаза, но все же проходит в длинный коридор и сразу на кухню. Он водит рукой по стене, но выключателя не находит, в связи с чем приходится довольствоваться светом уличного фонаря, проникающего сквозь тонкие клетчатые занавески. Парень проходит к небольшому столу у окна, отодвигает стул и усаживается на потертое сиденье, упирается локтями в ребро столешницы и подпирает голову рукой, окидывая комнату взглядом. Обычная такая кухня, когда ему было пять, отец ещё жив был, у них такая же имелась, может, даже немного меньше. Киришима откидывается назад, скрестив щиколотки и закинув руки за голову. Покачивается на стуле до тех пор, пока спинка оного звонко не ударилась о стоящий позади холодильник, и что-то с глухим стуком не свалилось на пол, заставляя парня невольно дернуться. Он опускает голову и, щурясь в темноте, пытается разглядеть, что именно создало такой шум. В оранжевом свете фонаря поблескивала темная лакированная голова куклы кокеши, отскочившая от цилиндрического тельца и стеклянная вогнутая рамка испещренная паутиной трещин. Вставать со стула Аято жутко лень, поэтому он наклоняется и протягивает руку к прямоугольной стекляшке, проводит пальцами по треснутому ребру и подтягивает предмет к себе, беря его в ладони. Стекло хрустит в руках, и узор из трещин расползается сильнее, из-за чего кусочек угла отваливается, со звоном падая на ламинат. Киришима не обращает на это внимания и переворачивает рамку лицевой стороной к себе, встаёт со стула, делает шаг к окну и хмурится, рассматривая фотографию. На глянцевой матовой бумаге запечатлены три человека: мужчина, женщина и маленькая девочка с медведем в руках и хвостиками по бокам. Первых двоих, Ши У Фанга и Вэй Юн, он знает и до сих пор помнит и уважает, хотя, признаться, поначалу Вэй-сан всерьёз не воспринимал, считал, что женщина командующим быть не может. Она была слишком доброй, слишком эмоциональной, слишком… Человечной. Киришиме было двенадцать, когда он попал в Аогири. Помнится, отец отсутствовал три дня, а на четвёртый на пороге их маленькой квартиры появился Йошимура, представился другом Араты и убил в подростках всякую надежду вновь увидеть единственного родителя. Аято месяц провёл в «Антейку» с Тоукой, а после ушёл из двадцатого района, присоединившись к Древу Фирмианы. Вэй Юн взяла над ним шефство. Женщина старалась не брать мальчишку с собой на стычки между гулями, ссылаясь на то, что он ещё ребёнок, часто шутила по поводу его вспыльчивого характера и любила рассказывать о своей дочке. Она была чрезвычайно милой и добродушной женщиной в те минуты, когда ее никто не раздражал, а вывести из себя Вэй-сан было почти невозможно. Вывод, что место командира дали ей «за красивые глаза» Аято сделал, когда женщина из жалости отпустила близняшек-гулей вместо того, чтобы убить. Суждения Киришимы Юн-сан уничтожила, когда Аогири, будучи ещё незначительной организацией сцепились с одним из гульих ресторанов. Киришима отделился от своей группы, заплутал в коридорах и наткнулся на какого-то гуля. Аято так бы и остался в том зале окровавленным комком из которого торчали кости и все, что более менее уцелело, не набреди его командир на этот же зал. В тот момент Киришима поверил и в чудо, и в Бога. Гули смотрели друг на друга несколько секунд, после чего резко рванули в лобовую. Вэй Юн была быстрее. Она согнула мужчину своим ринкаку пополам и выдернула бикаку с ошметками кожи. Сломала гулю позвоночник и откинула на метр от себя, а он продолжал ползти на неё с перекосившим лицо хищным оскалом. Киришима, затаив дыхание, наблюдал. Гуль вцепился в ногу женщины, царапая конечность ногтями, норовя вцепиться зубами в голень. Юн сдавила его голову. Череп смялся в её ринкаку и кашицей растекся по полу. Она взяла Аято за руку, улыбнулась ему одной из своих милых улыбок и увела с места бойни, а тот мужчина остался в гульем ресторане. Остался несколькими метрами внутренностей и вырванным кагуне. —.тан! Киришима! — «Когда она кричит, голос у неё противный…», — Чёрный Кролик скривился, как человек, съевший горсть лимонной кислоты. — Ори ещё громче! — Он резко развернулся, впиваясь в говорившую взглядом, чуть ли не швыряя рамку на стол. Белый свет лампы неприятно резал глаза, но все же лучше, чем сидеть в темноте. В арке, скрестив руки под грудью, стояла со взъерошенными волосами и полотенцем на плечах Ран. Девушка сжала губы в тонкую линию и молча зашагала к противоположному концу кухни, стараясь не обращать внимания на «заносчивого придурка-капитана, чтоб ему пусто было». Подошла к кухонной тумбе и оперлась руками о край крышки, закинув колено на оную, рывком забралась на неё, тут же хватаясь за ручки подвесного шкафчика, балансируя. Открыв шкафчик и нашарив где-то в углу за пакетами с просроченными специями полупустую банку 'LavAzza', подаренную знакомой на день рождения. С одной стороны было жалко переводить на Киришиму этот кофе, но с другой — были надежды, что он быстро расправится с напитком и свалит, забыв о ней до лучших времён. Достав из соседнего шкафчика пару кружек и керамическую джезву, сразу составив посуду на тумбу, Ран развернулась и, разместив банку кофе у края раковины, спрыгнула. — Тебе крепкий или как? — Девушка сполоснула турку и кружки, тут же вытерев их насухо салфетками. Мало ли, может Киришима брезгливый. — Крепкий. Неразбавленный, — Аято провёл пальцами по ребру столешницы и решив, что ждать ему ещё прилично, развернулся к окну, принимаясь разглядывать свалку за жилой постройкой. Где-то в куче мусора раздражающе-громко кричала дурным голосом какая-то кошка. Угукнув, Ран приготовила керамическую джезву и, открыв пачку кофе, кинула в турку три полных чайных ложки с небольшой горкой. Такая пропорция должна была дать крепкий напиток. Налив в турку две трети холодной воды, она поставила джезву на конфорку, предварительно установив на оной рассекатель пламени, и включила медленный огонь. Пенка едва начала подниматься, и девушка, обмотав ручку турки полотенцем, сняла керамику с огня. Аккуратно переложив поднявшуюся пенку в кружки, она долила в джезву оставшуюся треть воды, размешав получившуюся жидкость ложкой. Снова установив турку на огонь, дала пенке подняться повторно. Размешав напиток и выключив конфорку, Ши У дала получившейся жидкости настояться пару минут. Вновь перемешав кофе, она осторожно разлила напиток по кружкам, куда предварительно выложила пенку. Натянув рукава вязаной кофты на ладони, Ран взяла в руки обе кружки. Развернувшись, медленно, еле ступая, девушка прошествовала к столу, боясь расплескать свои труды. — Готово. Забирай, — поставив одну из кружек рядом с Киришимой, девушка обогнула стол и, ногой выдвинув стул, уселась на сиденье, поджав обе ноги под себя. Аято отпрянул от сквозившего окна, потерев замерзшие ладони, взял в руки ёмкость с кофе. Поднес керамику к носу, принюхиваясь к жидкости, и, покосившись на уткнувшуюся в свою кружку Ран, немного отпил, смакуя. — Ну, как? — Третий сорт — не брак, — Киришима облокотился о край стола, грея руки о теплую поверхность кружки. Оба подростка молчали, слушая монотонное жужжание холодильника. За окном стоял слабый гул — в отдалении слышалось гудение редких машин. За стеной раздавались голоса соседей и приглушенный смех, перемежаемый жизнерадостными восклицаниями. По-видимому, там что-то праздновали. У них было включено радио, играла какая-то песенка, и Ран сумела различить слова, начав тихо подпевать, постукивая пальцами по кружке в такт музыке. Подоконник по ту сторону окна тихо скрипнул, а о стекло что-то глухо ударилось. Ши У оторвалась от созерцания своего отражения в тёмной глади кофе и перевела взгляд в окно. На краю железной пластинки сидел кот и ластился к оконной раме. Девушка встала из-за стола и, перегнувшись через стол, кое-как уцепилась пальцами за оконную ручку, поворачивая оную по часовой. Щелкнув, створка окна открылась, выпуская в тёплое помещение вечерний воздух, пропитанный выхлопами автомобилей. Воздух в их дворе пропитан в основном одним и тем же: бензином и мусоркой, но первые месяцы весны — исключение. К этому зловонию прибавляются сладковатые нотки цветущих деревьев. Рыжий ловко прошмыгнул в открытое окно и недолго думая спрыгнул с подоконника на стол, усаживаясь посередине. — Убери эту блохастую шкуру со стола, — Киришима кинул брезгливый взгляд на кота с порванным ухом, который был весь в пыли, с бирюзовым клочком краски на задней лапе, в каких-то травинках и паутиной на кончике хвоста. «Сам ты блохастый, а он просто гулял», — Ран протянула руки к единственному любимцу и, притянув его к себе, прижала к груди, отряхивая от мусора шерсть. — Слышал, Баоцзы? Никто тебя не любит. Кроме меня, конечно, — уткнувшись подбородком между ушей рыжего, Ши У погладила его по спине. Кот довольно замурчал, лоснясь, елозя мокрым холодным носом по открытой шее хозяйки. — Мерзость, — вставил свои пять копеек Киришима, отпивая подостывший кофе. Он принципиально ненавидел — на дух не переносил животных, особенно тех, кто относится к семейству кошачьих, хотя, питает относительно теплые чувства к собакам, и то — не ко всем. — Будто псы лучше… — Лучше, — Аято хмыкнул и допил оставшийся кофе одним глотком, касаясь зубами кромки керамической чашки, слегка прикусывая. — И чем же? Они слюнявые и злые. А ещё от них воняет, — Ран сунула кота под вязаную кофту, поддерживая руками край, дабы Баоцзы не выпал. Животное высунуло голову через глубокий вырез и попыталось выбраться из своеобразной тюрьмы, царапаясь. — Они преданные. А коты гуляющие, — «Прям как ты Аогири», — Ши У положила ладонь коту на голову и, пару раз проведя пальцами вперед-назад за ухом, пихнула рыжего обратно за пазуху. Животное злобно заурчало. Баоцзы забарахтался под кофтой, тут же начиная по-дурному орать. Киришима хрустнул пальцами, потянулся и шумно выдохнул. Обстановка раздражала. Хотелось есть. Кофе, конечно, притупляет чувство голода, но по-настоящему его утолить может только человеческое мясо. Поселившиеся внутри ещё утром, тянущее чувство раздражало. Одного приема пищи любому гулю хватает в среднем на месяц, иногда на два. Однако, Аято не жаловал подобную диету, предпочитая питаться каждые две недели. — Тц, все, беги, — девушка встала и вытряхнула рыжего из кофты. Кот приземлился на лапы, и, отряхнувшись, убежал за пределы кухни. Ран зажмурилась, с силой надавила ладонями на веки и зевнула, широко открывая рот. Она, потерев глаза, посмотрела сначала в окно, а после на настенные часы. Семнадцать минут второго часа ночи. Что-то они засиделись… Фонари погасили несколько минут назад, на небе нет луны, да и звёзд не видно. — Уже поздно, те. — Уже ухожу, — Аято оттолкнулся руками от подоконника и, обогнув стул, скрылся в коридоре. Когда до Ши У дошёл смысл сказанных капитаном слов, она вылетела из кухни, врезаясь плечом в стену. Выбежав в прихожую Ран застала уже собранного Киришиму, поправляющего ворот кожаной куртки. — До вст… — Аято оборвал подчиненную на полуслове, с силой захлопнув за собой дверь. Показалось, ещё чуть-чуть и кусок металла сорвался бы с петель. Ран засеменила к входной, тут же замкнула её, кидая ключи на верхнюю полку для обуви к остальным мелочам вроде перчаток, зажигалки, чехла мобильного, щетки для одежды… Через семь минут после ухода командира на улице начался ливень. Ши У, стоя у раковины на кухне и перемывая посуду, время от времени бросала взгляды в сторону окна. Очередная вспышка молнии осветила маленькую кухню, и Ран подумала, что было бы не плохо, если одна такая угодила в Киришиму Аято.