Имена

Виктор думает, что Крису очень подходит его имя. Потому что господь заповедовал прощать и возлюблять. И если на счет первого можно было усомниться, то со вторым не стал бы спорить даже Юрий. Крис умел возлюблять. Ключевому русскому «блять» Виктор всегда умилялся. Крис был из разряда тех людей, которые не бывают никогда лишними. И дело было даже не в его пагубно-бесовском обаянии или в чем-то столь же приземлено скучном типа яркого эроса или способности доставать алкоголь из ниоткуда. Просто Крис умел уходить именно в те моменты, когда следовало. Он не надоедал, не бесил, не раздражал. Он просто приходил в нужную минуту и подставлял под удары жизни вместо твоей — посиневшей и окровавленной щеки, свою — чистую с легкой черной щетиной. И терпел ровно до того момента, пока ты не приведешь себя в порядок и сам не займешь положенное место. Крис умел и любил помогать, не требуя ничего взамен. Он отшучивался, подмигивал, надувал губы и просил забыть. Виктор всегда поражался этой способности друга. Потому как сам никогда бы не смог так стоически спокойно, и даже с юмором проходить то дерьмо, что сваливалось на голову. Но Крис мог. Раздвигая общественное мнение, как Моисей волны, он шел вперед слушая лишь зов собственного сердца и, может быть, Бога. Никифоров сам видел его путь на Голгофу. Видел тяжелое распятие покоящееся на тогда еще по-юношески хрупких плечах. Видел вбитые обществом в руки и ноги гвозди. И видел воскрешение, когда только пришедший в себя после аварии Джакомети первый раз ступил на лед. Видел, но так и не понял, как в суете холодного корта, Кристоф сумел остаться таким спокойным и чистым.